«Мир вам», – произнес я, когда два огромных охранника ворвались в зал, скрутили меня под руки и вытащили спиной вперед в коридор.
Паника была просто безумная, приятель.
Шерон тем временем чуть не описалась от смеха. У нее по щекам текли слезы. Думаю, она так среагировала на шок. Шерон очень разозлилась, что «CBS» не проявили должного энтузиазма к альбому, так что, вероятно, тоже была рада, что я напугал этих деятелей до чертиков, несмотря на то, что это самое было ужасное зрелище, которое она видела в своей жизни. «Тебе запрещено появляться в здании «CBS», клоун-уродец, – заявил главный охранник, выталкивая меня из главного входа в здание на 38-градусную лос-анджелесскую жару. – Если еще раз здесь увижу – сядешь. Понял?»
Шерон вышла за мной, а потом схватила за воротник и поцеловала.
– Бедное гребаное создание, – сказала она. – Нам повезет, если CBS не завернет альбом после этого представления. Они могут даже подать на нас в суд. Ты шпана, настоящая шпана!
– Тогда почему ты не устраиваешь мне скандалешник? – спрашиваю я растерянно.
– Потому что прессе это чертовски понравится.
В тот вечер мы вернулись в дом Дона Ардена, где жили с Руди и Томми, влившимся в состав. У Дона был большой дом в испанском стиле на вершине каньона Бенедикт над Беверли-Хиллз – с красной черепицей на крыше и большими железными воротами, чтобы маленькие людишки держались подальше. Видимо, Говард Хьюз построил этот дом для одной из своих подружек. Дон купил его, когда заработал тонну бабла на «ELO», и теперь жил как король прямо по соседству с Кэри Грантом. Когда Дон бывал в городе, то селил нас в одном из бунгало внизу. Еще одно из таких бунгало служило штаб-квартирой «Jet Records» в Лос-Анджелесе.
К тому моменту, как наш лимузин подъехал к дому, я уже так нажрался, что забыл, на какой мы планете. Мы с Руди пошли в одну из комнат в задней части дома, где у Дона был телевизор, кабинет с напитками и стойка домашнего бара. С «Куантро» я уже перешел на пиво, так что мне приходилось отливать каждые пять секунд. Но не идти же через весь дом в сортир – поэтому я просто ссал в раковину. И всё бы ничего, если бы один раз в это время Дон в халате не проходил мимо, направляясь в спальню.
Я услышал только голос за спиной, настолько громкий, что его можно было регистрировать по шкале Рихтера. «ОЗЗИ, БЛЯ, ТЫ ЧТО, ССЫШЬ В МОЮ ГРЕБАНУЮ РАКОВИНУ?»
Вот черт.
Я сжал член, чтобы остановить струю.
Он убьет меня, подумал я. Он убьет меня, черт побери.
Тогда мне в голову пришла мысль: если я быстро застегну ширинку и повернусь, всё будет хорошо, и начал осуществлять свой план. Но я был в такое говно, что, когда поворачивался, рука соскользнула с члена, и я брызгаю в сторону Дона мочой.
Он отпрыгнул назад, а капли пролетели в паре сантиметров от него.
Я до сих пор не видел настолько рассерженного существа. Клянусь, я решил, что он отрежет мне голову и засунет дерьмо в трахею. Парень был в ярости: он покраснел, весь трясся и брызгал слюной. Это было ужасно. Когда Дон перебрал все известные ругательства и добавил еще несколько своих, то рявкнул: «УБИРАЙСЯ. УБИРАЙСЯ ИЗ МОЕГО ДОМА, ГРЕБАНОЕ ЖИВОТНОЕ. СЕЙЧАС ЖЕ!»
Потом он потопал искать Шерон. Через пару минут с другого конца дома я услышал крики: «А ТЫ ЕЩЕ ХУЖЕ, ПОТОМУ ЧТО ТЫ С НИМ ТРАХАЕШЬСЯ!»
В общем, у меня остались прекрасные воспоминания о нашем первом американском турне.
И не потому, что к концу гастролей альбом «Blizzard of Ozz» разошелся миллионным тиражом. А потому, что меня окружали замечательные люди. Не знаю, что я такого сделал, чтобы заслужить Рэнди Роадса. Он был единственным настоящим музыкантом у меня в группе. Он умел не только писать музыку. Знал нотную грамоту. Рэнди был настолько влюблен в свое дело, что находил учителя классической гитары в каждом городе, куда мы приезжали, и брал у него уроки. Он сам преподавал. Всякий раз, когда мы были на Западном побережье, Рэнди находил время, чтобы пойти в мамину школу и позаниматься с детьми. Он просто боготворил свою маму. Помню, когда мы записывали «Blizzard of Ozz» в «Ridge Farm», Рэнди спросил, можно ли ему написать песню и назвать ее «Dee» в ее честь. Я согласился.
А я переживал с Шерон лучшие мгновения своей жизни. Мы занимались тем, чего я никогда раньше не делал – например, ходили в клубы в Нью-Йорке. Это было совсем не то, что приезжать в Нью-Йорк с Black Sabbath – в то время я даже не выходил из номера, потому что обсирался от страха. В Англии я слышал, что этот город так и кишит гангстерами и злодеями. Но Шерон выводила меня в свет. Мы ходили в бар под названием «PJ’s», нюхали кокс, знакомились со случайными людьми и попадали в безумные истории. Мы даже несколько раз тусовались с Энди Уорхолом – он дружил с девчонкой по имени Сьюзан Блонд, которая работала на «CBS». Энди никогда не говорил ни слова. Он просто сидел и сверлил тебя невидящим взглядом. Странный, странный парень, этот Энди Уорхол.
Еще в том турне я закорешился с Лемми из Motörhead. Сейчас он близкий друг моей семьи. Люблю этого парня. Везде в мире, где есть пивная, есть и Лемми. Но я ни разу не видел, чтоб он падал от опьянения, верите? Даже после двадцати – тридцати бутылок. Не знаю, как он это делает. Не удивлюсь, если Лемми переживет не только меня, но и Кита Ричардса[22].
Motörhead играли у нас на разогреве на нескольких концертах. У них был старый хипповый автобус – самый дешевый из всех, что они нашли, а из вещей Лемми в нем был только чемодан, набитый книгами. Это было все его имущество, не считая одежды, которая на нем. Лемми просто обожал читать. Он читал целыми днями. Как-то раз он жил с нами в доме Говарда Хьюза, где целыми днями не вылезал из библиотеки.
Там его однажды нашел Дон Арден и закатил истерику. Он ворвался в гостиную и заорал: «Шерон! Что это за чертов пещерный человек у меня в библиотеке? Убери его! Пусть валит из моего дома!»
– Расслабься, пап. Это же Лемми.
– Мне плевать, кто это. Убери его отсюда!
– Он играет в группе, пап. Они работают на разогреве у Оззи.
– Ну тогда, ради Христа, хотя бы дай ему шезлонг и посади на улице у бассейна. Он выглядит как нежить.
Лемми неспешно вошел в комнату. Дон был прав: выглядел он ужасно. Накануне мы бухали, и у Лемми были настолько красные глаза, что казались лужицами крови.
Но, как только он увидел меня, то резко остановился и заорал: «Черт бы меня побрал, Оззи. Если я выгляжу хоть вполовину так же ужасно, как ты, то немедленно пойду еще посплю.
Вернувшись в коттедж Булраш в конце 1981 года, я приложил все усилия, чтобы уладить дела с Тельмой. Мы даже поехали отдохнуть на Барбадос вместе с детьми.
Беда в том, что если ты хронический алкоголик, то Барбадос тебе противопоказан. Как только мы прибыли на курорт, я понял, что там можно прибухивать прямо на пляже двадцать четыре часа в сутки. И воспринял это как вызов. Мы приехали туда в пять, а к шести я уже не стоял на ногах. Тельма привыкла, что я вечно в говно, но на Барбадосе я вышел на новый уровень.
Помню только, что в какой-то момент мы купили билеты на однодневную экскурсию по заливу на старом пиратском корабле. Там были музыка и танцы, «прогулка по доске» и всё такое. А взрослым аттракционом служила бочка ромового пунша, котороя стояла в баре. Я разве что не нырнул в эту штуку.
Я прикладывался к ней каждые пару минут: буль-буль-буль.
Через несколько часов я уже разделся до трусов и танцевал на палубе, а потом нырнул в воду, кишащую акулами. К сожалению, я был слишком пьян и не смог плыть, поэтому чертовски огромному барбадосскому парню пришлось прыгнуть и спасти мне жизнь. Последнее, что помню, – как меня тащат обратно на палубу, где я засыпаю посреди танцпола, насквозь мокрый. Когда корабль вернулся в гавань, я всё еще лежал там и храпел, а с меня текла вода. Капитан подошел и спросил у детей: «Это ваш папа?», а они ответили: «Ага», – и расплакались.
Чуть-чуть не дотянул до звания отца года.
Когда мы сели в самолет, чтобы лететь обратно домой, Тельма повернулась ко мне и сказала: «Это конец, Джон. Я хочу развода».
Я подумал, что она просто разозлилась из-за случая на корабле и скоро успокоится.
Но она не успокоилась.
Когда самолет приземлился в Хитроу, кто-то из «Jet Records» прислал за мной вертолет, чтобы доставить на встречу насчет тура в поддержку «Diary of a Madman». Я попрощался с детьми, поцеловал их в лобик, а Тельма долго-долго смотрела на меня.
«Всё кончено, Джон, – сказала она. – На этот раз действительно всё».
Я всё еще ей не верил. Я так плохо себя вел все эти годы, что решил, будто она смирится с чем угодно. Залез в вертолет и отправился в отель за городом, где меня ждала Шерон с декораторами и светооператорами.
Меня привели в конференц-зал, где посередине стоял макет декораций для выступлений в турне.
Выглядело все просто невероятно.
– Красота этой сцены, – объяснил мне один из техников, – в том, что ее легко перевозить и монтировать.
– Блестяще, – сказал я. – Просто блестяще. Теперь всё, что нам нужно, это карлик.
Эта идея пришла мне в голову на Барбадосе. Каждый вечер в турне, на середине песни «Goodbye to Romance», мы будем казнить карлика. Я заору: «Вешай ублюдка!» – или что-то вроде этого, а маленького парня вздергнут на фальшивой петле.
Это было бы волшебно.
Так что перед гастролями мы проводили прослушивания карликов.
Большинство людей не понимает, что маленькие люди, работающие в сфере развлечений, борются за одни и те же места и постоянно говорят за спиной друг про друга гадости. Во время кастинга они заходят и говорят: «Ой, вы не захотите работать с тем парнем. Мы вместе работали в проекте «Белоснежка и семь гномов» пару лет назад, и он настоящая заноза в заднице». Я всегда ржал до слез, когда карлик рассказывал, что работал в «Белоснежке и семи гномах»