Баблс – не единственное животное у нас в коттедже Аутлендс. У нас еще была ослиха по имени Салли, которая любила посидеть со мной в гостиной за просмотром по телевизору «Матча дня». А еще немецкий дог и немецкая овчарка. Мое самое яркое воспоминание об этих собаках – когда я принес домой из мясной лавки свиные ножки и положил их в банку на кухонном столе, планируя сделать хорошенькую поджарку. Но, когда вошла Шерон, то закрыла рукой нос и сказала: «Оззи, какого черта так воняет? И что это за отвратительные штуки на столе?» А когда я ей объяснил, ее чуть не вырвало.
– Ради Христа, Оззи, – сказала она, – я не смогу это есть, лучше отдай собакам.
Я отдал ножки собакам, и им сразу поплохело. Потом одну вырвало, а вторая уделала все стены дерьмом.
Бедный Пит Мертонс дошел до того, что больше не мог этого выносить. Ведь он с нами жил, а сумасшествие просто не прекращалось. Последней каплей для него стало то, что как-то раз я принял слишком много снотворного после того, как всю ночь пил, и меня пришлось везти в больницу прочищать желудок. Когда доктор спросил, как меня зовут, я сказал: «Пит Мертенс», – а потом об этом забыл. Но через пару месяцев, когда Пит пришел к врачу проверить здоровье, доктор отвел его к себе в кабинет, закрыл дверь и сказал ему: «Ну, мистер Мертенс, вам стоит себя поберечь».
Пит не понял, какого черта врач имеет в виду, а врач решил, что Пит притворяется, будто ничего такого не делал. Кажется, доктор даже заставил его проконсультироваться с психотерапевтом. В конце концов, Пит нашел свою карту, в которой наверху было написано «передозировка снотворным», и чертовски разозлился на меня.
Клевый парень, этот Пит Мертенс. Очень клевый.
После коттеджа Аутлендс мы столько переезжали, что я не помню половины мест. Примерно тогда я понял, что мою жену хлебом не корми – дай купить и обустроить новый дом. А так как ремонтировать и обустраивать дом очень долго, в итоге мы всегда снимаем другое жилье, пока в доме всё не будет готово. Потом, примерно через три секунды после переезда, Шерон становится скучно, мы продаем этот дом и покупаем новый – и снова снимаем жилье, пока не доделают дом. Так продолжается уже несколько десятков лет. Иногда кажется, что все наши деньги уходят на ремонт домов всего гребаного Западного полушария. Как-то раз я заставил Шерон сосчитать все эти дома, и оказалось, что за двадцать семь лет брака мы переезжали двадцать восемь раз.
Как я уже говорил, сначала Шерон не смущало, что я пью. Она считала, что, когда я пьяный, то очень забавный – возможно, потому, что она тоже была не прочь попарить на синих крыльях. Но скоро она изменила точку зрения, и выпивка стала казаться ей таким же страшным врагом, как и кокс. Утверждала, что если я раньше пьяным был добрым и веселым, то сейчас превращаюсь в озлобленного алкаша. Но одна из многих проблем алкоголиков в том, что, когда люди говорят тебе, какое ты дерьмо, когда пьяный, ты уже обычно в дерьмо пьяный. Так что ты просто продолжаешь пить.
Самое смешное, что мне даже не нравится вкус выпивки. Если только он не теряется в каком-нибудь фруктовом соке или другой сладкой херне. Мне всегда нравился именно эффект. То есть время от времени я мог насладиться кружкой хорошего пива. Но я никогда не ходил в паб, чтобы просто выпить, я ходил с одной целью – нажраться в говно.
Я долго пытался пить как нормальные люди. Например, когда я еще был женат на Тельме, то ходил на дегустацию вин в Национальный выставочный центр в Бирмингеме. Тогда там как раз была рождественская ярмарка или что-то вроде того. Я подумал: «Ни черта себе, ведь дегустация вин – это то, чем развлекаются взрослые цивилизованные люди». На следующее утро Тельма спросила: «Что ты купил?» А я ответил: «О, да ничего». Она не поверила: «Ой, правда? Ты точно что-то купил». И я сказал: «Да – кажется, я купил пару ящиков».
Оказалось, я купил 144 ящика.
Я так нажрался, что думал, что покупаю 144 бутылки. А потом у ворот коттеджа Булраш остановился грузовик размером с танкер, и из него стали выгружать ящики с вином, которых хватило бы, чтобы заставить все комнаты коттеджа до потолка. Несколько месяцев понадобилось нам с техниками, чтобы выпить всё это вино. Когда мы, наконец, опустошили последнюю бутылку, то отправились это отметить в паб «Hand & Cleaver».
Кстати, вино – какое-то полное разводилово, да? Это же какой-то уксус с пузырьками, что бы там ни говорили дегустаторы. Я-то знаю, у меня как-то даже был винный бар: он назывался «Osbourne’s». Ну и дерьмовое же место. Помню, как спросил одну продавщицу: «Послушайте, объясните, как отличить хорошее вино?» А она ответила: «Мистер Осборн, если вам нравится «Блю Нан» за два фунта, то это хорошее вино. А если вам нравится «Шато Ванкер» за девяносто девять фунтов, то тогда это хорошее вино». Я ее не слушал. Тогда вино заказало мое эго. Я взял самую дорогую бутылку из имеющихся в наличии, просто чтобы хвастаться. Утром я проснулся с похмельем на двести фунтов. Но, в конце концов, я понял кое-что о похмелье за двести фунтов: оно, мать его, точно такое же, как и похмелье за два фунта.
Только когда Шерон узнала, что беременна, она решила всерьез изменить мой образ жизни.
Мы тогда были на гастролях в Германии. «Кажется, что-то не так, – сказала она. – Мне в последнее время как-то нехорошо». Я поплелся покупать тест на беременность, и он показал, что моя благоверная в положении. Я не мог в это поверить, потому что всего несколько месяцев назад у Шерон случился выкидыш после того, как на нее напала собака ее мамы. Я получил за это хорошую взбучку, потому что стоял прямо за ней, когда это произошло. Я услышал, как доберман зарычал, и застыл на месте, не двигаясь, вместо того, чтобы броситься на пса и откусить ему голову. Я не знал, что Шерон беременна. Мы узнали об этом, только когда поехали в больницу, и это сообщили врачи.
Так что в Германии, после того, как выяснилось, что тест положительный, это стало большим событием. «Давай сделаем еще один тест, чтобы убедиться окончательно», – предложил я.
И в этот раз результат тоже был положительный.
«Вот что я скажу, – сказал я, держа эту бумажку на свет. – Давай пройдем еще один, чтобы убедиться наверняка».
В общем, мы сделали пять тестов. Когда мы наконец удостоверились, что это правда, Шерон сказала мне: «Хорошо, Оззи, я скажу это тебе всего один раз, так что лучше послушай. Если ты когда-нибудь, хоть когда-нибудь принесешь в этот дом кокаин, я сама вызову полицию, и тебя посадят в тюрьму. Понял меня?»
У меня не было никаких сомнений, что она говорит серьезно.
– Понял, – ответил я.
– А как насчет ружей, Оззи?
– Я от них избавлюсь.
Ружья были проданы на следующий день. Я знал, что никогда себя не прощу, если что-нибудь случится с Эйми. И вот: прощай, полуавтоматическая «Бенелли», из которой я валил куриц в коттедже Булраш, и весь мой остальной арсенал.
Но вот бухать я не перестал. Пить стал даже больше, поскольку в доме не было кокса. Я не мог остановиться. Но потом Шерон потеряла терпение. Когда я входил в дверь, она стояла на пороге и кидала предъявы.
Вы не поверите, чего я только не делал – и сколько времени и усилий прикладывал к тому, чтобы тайком выпить у нее за спиной. Я «выходил в супермаркет» рядом с домом, проходил овощной отдел, заходил на склад, вылезал в окно, перелезал через забор, пробирался через кусты и шел в паб. А потом, влив в себя шесть кружек пива, проделывал то же самое в обратном порядке.
Самое невероятное во моем поведении то, что я был уверен, что оно, черт возьми, абсолютно нормально.
Потом я начал пытаться пронести выпивку в дом. Как-то раз купил огромную 15-литровую бутылку водки – такую обычно выставляют на витрине в баре, – но не знал, куда ее сныкать. Целую вечность я бегал по дому в поисках идеального места. И тут до меня дошло: духовка! Шерон ни разу за всю жизнь ничего не приготовила, сказал я себе, так что там она уж точно не будет искать. И я оказался прав: она не палила меня несколько недель. Я говорил Шерон: «У меня появилась идея для новой песни. Пойду спущусь в студию и запишу ее на пленку». Я шел на кухню, наливал себе кружку водки, выпивал ее как можно быстрее и делал вид, что не при делах.
В один прекрасный день она все просекла.
«Шерон, – сказал я. – У меня появилась идея песни. Пойду спущусь…»
– Я нашла твою идею для новой песни в духовке сегодня утром, – сказала она. – И вылила твою идею для песни в раковину.
Примерно через неделю после случая с духовкой, 2 сентября 1983 года, в лондонской больнице Веллингтон в Сент-Джонс-Вуде родилась Эйми. Она стала для нас настоящей путеводной звездой. Прошло чуть больше года с тех пор, как погибли Рэнди и Рэйчел, и мы только-только начали приходить в себя. С появлением Эйми мы нашли еще одну причину любить жизнь. Она была такой невинной малышкой, что, когда мы смотрели на нее, невозможно было не улыбаться до ушей.
Но, не успела Эйми появиться на свет, как пора было снова отправляться на гастроли, на этот раз в поддержку альбома «Bark at the Moon», который мы закончили с новым гитаристом Джейком И. Ли. Шерон могла бы остаться дома, но ей это было не по душе, так что мы поместили маленькую колыбельку в гастрольный автобус и отправились в путь. Ей было здорово: до того как ей исполнился год, Эйми увидела больше стран мира, чем большинство людей видят за всю свою жизнь. Я жалею, что не так часто бывал трезв. Физически я там присутствовал, но мысленно – нет. Так что я пропустил всё, что никогда не повторяется: как она впервые начала ползать, впервые пошла и сказала первое слово.
Когда я задумываюсь об этом, у меня сердце разрывается.
Во многом я не был для Эйми хорошим отцом. Скорее, я был еще одним ребенком Шерон.
9. Бетти, где здесь бар?
«Кто-то умрет еще до конца поездки», – сказал я Доку Мак-Ги во второй вечер турне «Bark at the Moon».