– Но ведь «Speak of the Devil» – это концертный альбом Black Sabbath. На нем нет песни «Suicide Solution».
– Точно.
– А он вообще читал текст?
– Послушай, мы оба знаем, что эта песня об опасности чрезмерного употребления алкоголя, но у него свое мнение.
– Он считает, что я призываю поклонников к самоубийству? Как тогда, черт побери, я буду продавать свои альбомы?
– Это еще не всё, Оззи. Родители подростка утверждают, что в твоих песнях содержатся скрытые подсознательные сообщения, которые призывают юных и впечатлительных «взять пистолет», «покончить с этим прямо сейчас», «стрелять, стрелять, стрелять» и всё в таком духе. Всё это указано в иске. Я пришлю тебе копию в отель.
– И сколько у меня хотят отсудить?
– Всё. Плюс компенсацию.
– Шутишь.
– К сожалению, нет. Прямо сейчас мы едем на пресс-конференцию. Говорить буду я, если ты не возражаешь.
Пресс-конференция проходила в теннисном клубе. Мне было плохо из-за смены часовых поясов, я всё же напился (не удержался) и пребывал в состоянии шока. Когда меня вывели на такой маленький подиум перед кучей камер, мне стало еще хуже. Я привык общаться с журналистами из музыкальных СМИ, а не выступать перед суровой национальной прессой. Я словно вернулся в класс к мистеру Джонсу. Репортеры так сильно закидали меня вопросами, что мне физически захотелось от них укрытсья.
Один парень сказал: «Послушайте, мистер Осборн, это правда, что в своей песне «Paranoid» вы поете «говорю тебе, покончи с жизнью»?»
Мне понадобилось какое-то время, чтобы мысленно пробежаться по стихам Гизера. Потом я ответил: «Нет, я пою «наслаждайся жизнью»».
Но другие репортеры уже кричали свои следующие вопросы, и никто меня не услышал.
– Там слова «НАСЛАЖДАЙСЯ жизнью», – повторял я. – НАСЛАЖДАЙСЯ жизнью». – Никто не слушал.
– Оззи, – сказал другой репортер. – Адвокат мистера Макколама заявляет, что был на одном твоем концерте и словно очутился в Нюрнберге, где толпа скандировала твое имя. Комментарии?
«В Нюрнберге? – надо было сказать мне. – Не думаю, что Гитлер всё время тусовался в Нюрнберге, показывая знак мира и крича «Рок-н-ролл!». Но я этого не сказал. Я не мог выдавить ни слова. Я просто застыл.
А потом они стали спрашивать про «Suicide Solution». Всё, что я помню, это как Говард Уэицман перекрикивал всех: «Эта песня автобиографическая. Речь идет о широко освещенной в прессе борьбе мистера Осборна с алкоголизмом, который он считает формой самоубийства, что доказывает трагическая смерть Бона Скотта, хорошего друга мистера Осборна и вокалиста австралийской группы AC/DC».
«Но, Оззи, – кричали репортеры, – разве не правда, что…»
Наконец всё закончилось, и я вернулся в отель, весь трясясь. Повалился на кровать, щелкал каналы на телевизоре и увидел Дона Ардена, который комментировал это дело. «Честно говоря, я сомневаюсь, что мистер Осборн вообще понимает смысл своих стихов – если смысл там вообще есть, – потому что он очень слабо владеет английским языком», – заявил он.
Полагаю, так он выражал мне свою поддержку.
Пресс-конференция была пугающей и дала понять, что мне еще предстоит. В Америке я стал национальным врагом номер один. Однажды утром в Нью-Йорке, открыв газету, я увидал свою фотографию с пистолетом, приставленным к голове. Конечно, это был фотомонтаж, потому что я никогда так не фотографировался, и меня это жутко напугало. Потом я стал получать угрозы в свой адрес везде, куда бы ни пошел. Копы хотели таким способом заставить меня отменить концерты. Однажды в Техасе местный шеф полиции позвонил нашему гастрольному менеджеру и сообщил: «Из соседнего карьера украли динамит, и мы получили письмо от анонима о том, что им хотят подорвать Оззи».
Больше всего на свете я боялся за детей. Я велел няням никогда ни с кем не разговаривать на улице. Был 1986 год, прошло всего пять лет с того дня, когда к Джону Леннону подошел поклонник и попросил подписать «Double Fantasy», а потом застрелил его. И мне было хорошо известно, что часто именно поклонники оказываются психопатами. Один парень всюду ходил за мной с бивнем мамонта, которому было пять миллионов лет. Еще один прислал мне видео о своем доме: он написал мое имя на каждом предмете, снаружи и внутри. Потом прислал еще одно видео, где маленькая девочка в резиновых сапогах танцует под песню «Fairies Wear Boots».
Этот парень был явно больной. Он построил гробницу, где мы вместе с ним можем провести вечность. На целую вечность я бы, черт возьми, нашел себе занятие и получше. Дошло до того, что полицейским пришлось задерживать парня каждый раз, когда я давал концерт где-то неподалеку от его дома. А когда я раздавал автографы в каком-нибудь музыкальном магазине, меня на всякий случай заставляли надевать пуленепробиваемый жилет.
Спустя какое-то время меня полностью доконали все эти безумия. Помню, как-то раз мы с помощником Тони летели из Токио в Лос-Анджелес. Произошла задержка на шесть часов, и пассажирам раздавали купоны на бесплатные напитки, так что все надрались. Но одна американка никак от меня не отставала. Она сидела позади, каждые две секунды тыкала в меня пальцем и говорила: «Я тебя знаю».
Тони всё повторял ей: «Миссис, пожалуйста, уйдите.
Мы не хотим, чтобы нас беспокоили», – но она не слушала.
В конце концов женщина встала с кресла, подошла и попросила сфотографироваться. Я ей разрешил. Потом она сказала: «Точно! Ты Оззи Борн!»
С меня хватило. «ИДИ НА ХЕР!» – крикнул я ей.
Подошла стюардесса и велела мне не грубить другим пассажирам.
«Ну, тогда держите эту женщину от меня подальше!» – ответил я. Но неугомонная баба все время возвращалась.
Ладно, подумал я наконец, пора что-то предпринять.
В то время я носил с собой капсулы под названием «роковые пилюльки». Такие маленькие гелевые капсулы с хлоралгидратом. Нужно было просто проколоть капсулу и вылить содержимое кому-нибудь в напиток. Когда вы слышите, что кому-то что-то подмешали в напиток, значит, ему подсунули примерно такую же капсулу. Я подождал, когда эта дамочка пойдет пописать, и вылил ей содержимое капсулы в бокал вина.
Когда она вернулась, я сказал Тони: «Смотри на нее и рассказывай, что происходит».
Он начал: «Женщина в порядке, но немного кивает головой. Как будто теряет сознание. Ой, погоди – она сейчас, она сейчас, она…»
Я почувствовал толчок в спинку сиденья.
– Что случилось?
– Упала лицом в поднос. Крепко спит.
– Волшебно, – сказал я.
– Ага. Но лучше бы она сначала убрала тарелку с супом. Бедная девушка. Она будет вся в супе.
Хуже всего были фанатики Иисуса. Когда дело о «Suicide Solution» слушалось в судах, они всюду меня преследовали, устраивали пикеты на моих концертах, размахивали плакатами «Антихрист явился». И всё время пели: – «ОСТАВЬ САТАНУ ЗА СПИНОЙ! ПОВЕРНИСЬ ЛИЦОМ К ИИСУСУ!»
Как-то раз я сделал свою табличку – с улыбающейся рожицей и словами «Хорошего дня!» – и присоединился к пикету. Они даже не заметили. Потом, перед самым началом концерта, положил табличку, сказал: «Пока, ребят», – и пошел в гримерку.
Самый запоминающийся момент с фанатиками Иисуса был в Тайлере, Техас. К тому моменту смертельные угрозы поступали каждый день, так что у меня появился телохранитель Чак – ветеран войны во Вьетнаме, который всюду ходил со мной. Чак был настолько суровым, что даже в китайский ресторан ходить не мог. «Если я увижу кого-нибудь похожего на желтого, то вырублю его сразу», – говорил он. Чаку пришлось отказаться от поездки со мной на гастроли в Японию, потому что для него это было уж слишком. Всякий раз, когда мы останавливались в отеле, Чак тренировался – ползал в саду под кустами на животе или отжимался в коридоре. Очень крутой парень. И вот в Тайлере мы отыграли концерт, пошли куда-то в прошвырнуться и вернулись в отель около семи утра. В тот день я договорился встретиться с врачом в полдень в вестибюле – меня беспокоило горло, – так что я прилег на несколько часов. Чак постучал ко мне в дверь, и мы вместе пошли на встречу с медиком. Но доктора нигде не было, поэтому я сказал девушке за стойкой: «Если придет парень в белом халате, скажите ему, что я в кафе».
Но я понятия не имел, что какой-то местный евангелист снял обо мне телепередачу перед концертом, в которой рассказывает всем, что я сам дьявол, что я развращаю американскую молодежь и затяну всех с собой в ад. Так что на меня охотилась половина города, а я об этом и не знал. Сижу я в кафе, а Чак сидит рядом со мной, дергается и что-то бормочет. Проходит тридцать минут. Врача нет. Потом еще тридцать минут. Его всё еще нет. Потом наконец подходит какой-то парень и спрашивает: «Ты Оззи Осборн?»
– Ага.
– ОСТАВЬ САТАНУ ЗА СПИНОЙ! ПОВЕРНИСЬ ЛИЦОМ К ИИСУСУ! ОСТАВЬ САТАНУ ЗА СПИНОЙ! ПОВЕРНИСЬ ЛИЦОМ К ИИСУСУ! ОСТАВЬ САТАНУ ЗА СПИНОЙ! ПОВЕРНИСЬ ЛИЦОМ К ИИСУСУ!
Это был тот самый проповедник из телика. Оказалось, что в кафе полно его учеников, так что, как только он завел свою больную иисусошарманку, ее подхватили и другие. В итоге меня окружили сорок – пятьдесят фанатиков Иисуса, с красными лицами выплевывающие одни и те же слова.
От этого Чак просто чертовски взбесился. Должно быть, у него в голове сработал какой-то спусковой механизм с воспоминаниями о Вьетнаме, потому что он просто обезумел. Безумие пятой стадии. По-моему, он уложил пятнадцать фанатиков Иисуса за первые десять секунд. Повсюду летали зубы, Библии и очки.
Я решил там не оставаться и не видеть, что было дальше. Я только врезал проповеднику локтем по орехам и дал деру.
Самое смешное, что на самом деле мне очень интересна Библия, и я несколько раз предпринимал попытку ее прочитать. Но дошел только до того места, где Моисею 720 лет, и задумался: «Что они тогда курили?» В общем, я верю в парня по имени Бог, который сидит в белой одежде на пушистом облаке, не больше, чем в чувака по имени Дьявол с трезубцем и парой рогов. Но я верю, что есть день и ночь, есть добро и зло, есть черное и белое. Если есть Бог, то это природа. Если есть дьявол, то это природа. То же самое я ощущаю, когда меня спрашивают, являются ли песни «Hand of Doom» и «War Pigs» антивоенными. Думаю, что война – часть человеческой природы. А меня впечатляет человеческая природа, особенно темная ее сторона. И всегда впечатляла. От этого я не становлюсь поклонником дьявола, как и интерес к личности Гитлера не делает меня нацистом. Ведь если я нацист, то почему женился на женщине, которая наполовину еврейка?