В какой-то момент я посмотрел вниз и увидел в первом ряду Джереми Бамбера, парня, который убил всю свою семью из винтовки на ферме в Эссексе, а потом пытался свалить это дело на свою душевнобольную сестру. Несколько месяцев его лицо было на обложке каждого таблоида. Бамбинатор широко мне улыбнулся.
В конце, когда мы играли «Jailhouse Rock», на сцену хлынула толпа заключенных под предводительством одного из парней, что пытались отрезать голову полицейскому Киту Блейклоку во время погрома на ферме Броудуотер. Я знал, что это он, потому что мне сказал об этом один из музыкантов-надзирателей на сцене. Последнее, что я видел, – как этот парень снял ботинок и ударил себя им по голове.
К черту эту игру в солдатиков, подумал я. Рад был повидаться, а теперь мне пора.
И больше не оглядывался.
* * *
Однажды утром, вскоре после этого концерта, Шерон спросила меня: «Ты хорошо провел вчерашний вечер, Оззи?»
– Что ты имеешь в виду?
– На дне рождения Келли. Ты хорошо провел время?
– Вроде да.
Помню только, что я играл с детьми в саду, смешил Джека, щекотал его, рассказал несколько смешных шуток и объедался тортом. Мы даже наняли клоуна по этому случаю – парня по имени Элли Дулэлли, – который устроил небольшое кукольное представление. Всё остальное было немного в тумане, потому что я махнул два или три стаканчика.
– Тебе нужно было себя видеть, – сказала Шерон.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать, что тебе нужно было себя видеть.
– Я не понимаю, Шерон. Я был немного навеселе, да, но это же день рождения. Все были немного навеселе.
– Нет, честно, Оззи, тебе надо было себя видеть. Хочешь посмотреть на себя? У меня есть видео.
«О, черт», – подумал я.
Шерон сняла всё на видео. Она поставила кассету, и я не мог поверить своим глазам. В моем представлении я был веселым папой, о котором мечтает каждый ребенок. И вдруг я увидел, как всё было на самом деле. Джек испугался и плакал. Келли и Эйми прятались в сарае и тоже плакали. Другие родители забирали детей и бормотали что-то себе под нос. У клоуна разбит нос. И вот я, посреди всего этого беспорядка, толстый, пьяный, по лицу размазан торт, я весь облит черт знает чем и выкрикиваю пьяные бредни.
Я был чудовищем. Это было ужасно страшно.
Когда я вернулся из центра Бетти Форд, я стал говорить себе: «Может, я и алкоголик, но алкоголь в моем деле – хорошее подспорье, так может быть алкоголиком при таком раскладе не так уж и плохо».
В некотором роде я был прав. Какая еще профессия так вознаградит тебя за то, что ты постоянно не в себе? Чем больше я был пьян перед выступлением на сцене, тем больше зал был уверен, что концерт пройдет круто. Проблема в том, что от алкоголя мне было так плохо, что я не мог ничего делать, если не приму поверх него еще и таблетки или кокаин. А после этого я не мог заснуть – у меня случались приступы паники или начинались параноидальные галлюцинации, – и тогда я принимал седативные препараты, которые мне выписывали врачи в турне. Каждый раз, когда у меня была передозировка, а она была постоянно, я всё сваливал на дислексию: «Простите, док, я думал, там написано принимать по шесть каждый час, а не по одной каждые шесть часов».
В каждом городе у меня был новый врач – я называл их «концертными врачами», – и каждого я настраивал против другого. Когда ты наркоман, половина острых ощущений содержится в добыче наркотика, а не в самом приеме. Например, когда я открыл для себя викодин, то сохранял старую баночку, клал в нее пару таблеток и говорил: «Ой, доктор, мне прописали викодин, но он заканчивается». Он смотрел на дату и на две оставшиеся таблетки и давал мне еще пятьдесят. Так что перед каждым концертом я получал пятьдесят таблеток. В какой-то момент я принимал их по двадцать пять в день.
Кстати, в Америке, если ты знаменитость, не так трудно заставить врачей давать тебе всё, что хочешь. Один концертный врач приезжал осматривать меня на своем пикапе. В пикапе был такой шкафчик для инструментов с кучей маленьких ящичков, а в каждом ящичке был какой-нибудь наркотик. Любая тяжелая наркота, о которой можно только мечтать. В конце концов Шерон узнала, что происходит, и вмешалась. Она схватила врача за воротник и сказала: «Никогда ни под каким предлогом не давай моему мужу наркотиков или загудишь за решетку!»
В глубине души я знал, что выпивка и наркотики портят меня; я перестал быть веселым и смешным и являл собой довольно унылое зрелище. Ради выпивки я был готов на многое. Практически на всё. У меня на кухне всегда был полный холодильник пива, я вставал с утра и первым делом выпивал бутылку «Короны» и к двенадцати часам был уже в говно. А когда я принимал викодин и подобное дерьмо, то непременно полировал это гребаным коксом. Можно посмотреть, насколько я плох, в документальном фильме Пенелопы Сфирис «Закат западной цивилизации, часть 2». Всем показалось невероятно смешным, как я пытаюсь приготовить яичницу в семь часов утра, после того, как всю ночь хлестал винище.
Выпивка творит ужасные вещи, когда пьешь столько, сколько пил я. Например, у меня начался хронический понос. Сначала я смеялся над этим, но потом резко стало не до шуток. Как-то раз я был в отеле где-то в Англии и шел по коридору в свой номер, как вдруг почувствовал, что из меня сейчас польется дерьмо. Приперло капитально. Прямо здесь и сейчас. Нужно было выбрать между тем, насрать на ковер или наложить полные штаны. Поэтому я присел на корточки, снял штаны и насрал прямо в коридоре.
В этот самый момент из лифта вышел посыльный и закричал: «Ты что творишь, мать твою?»
Я даже не смог придумать объяснение, так что просто поднял свой ключ от номера и сказал: «Всё в порядке, я здесь живу».
– Нет, ни хера не живешь, – орал он.
Многие алкоголики срут в штаны. Вы только представьте: четырех литров «Гиннесса» хватит, чтобы обоссать пятнадцать километров трассы М6. А на следующий день организм хочет изгнать из себя всё токсичное дерьмо, которое ты насильно влил в него накануне. Я пытался остановить эту напасть, переключившись с «Гиннесса» на «Хеннесси», но постоянно разбавлял его сладким апельсиновым соком или кока-колой, поэтому эффект был не лучше. А выпивал я четыре бутылки «Хеннесси» в день плюс кокаин, таблетки и пиво. Сначала у меня почти не было похмелья, но со временем становилось всё хуже и хуже, пока наконец я не перестал с ним справляться. И вернулся в реабилитационный центр. Я устал от постоянного хренового состояния. Если пьешь алкоголь и тебе легче – это одно. Но когда пьешь и тебе только хуже, чем было до этого, тогда в чем смысл? У меня было чувство, что я умираю.
Я не хотел возвращаться к Бетти Форд, поэтому отправился в клинику «Хазельден» в Сентер-Сити в Миннесоте. Была зима и чертовски холодно. Я всё время дрожал, блевал и жалел себя.
В первый день терапевт собрал нас вместе с другими и сказал: «Когда вы вернетесь вечером в свои комнаты, я хочу, чтобы вы написали на бумаге, сколько вы потратили на алкоголь и наркотики с тех пор, как вы начали их принимать. Просто посчитайте сумму и завтра поговорим».
Вечером я достал калькулятор и приступил к подсчетам. Отчасти мне самому хотелось получить большую сумму, поэтому я сильно преувеличил количество алкоголя – например, я посчитал, что пью двадцать пять бутылок пива в день, – и общую стоимость. В конце концов у меня получилась совершенно неприличная сумма. До нелепости огромное число. Что-то вроде миллиона фунтов. Потом я попытался уснуть, но не смог.
На следующий день я показал свои расчеты врачу, и он сказал: «О, очень интересно».
Я удивился, потому что думал, он скажет что-то типа «ой, да брось, Оззи, давай серьезно».
Но он продолжил: «Это только за алкоголь?»
– И наркотики, – ответил я.
– Хм-м. Ты уверен, что посчитал всё? – спросил он.
– Здесь же миллион фунтов! – возразил я. – Что еще нужно прибавить?
– Тебя когда-нибудь штрафовали за распитие спиртного?
– Да, пару раз.
– Ты когда-нибудь пропускал концерты из-за пьянства, или тебя не пускали на площадки?
– Да, пару раз.
– Тебе приходилось платить адвокатам, чтобы они решили проблемы, которую возникли из-за пьянства?
– Было, пару раз.
– Платил за лечение?
– Еще бы.
– Как ты думаешь, могли ли твои пластинки не достичь рекордных продаж, потому что ты недоработал из-за пьянства?
– Наверное.
– Наверное?
– Ладно, точно могли.
– И последний вопрос: ты терял имущество или другие активы при разводе, который произошел из-за пьянства?
– Ага, я потерял всё.
– Оззи, я немного изучил твой вопрос и сам вчера кое-что посчитал. Хочешь узнать, во сколько, по моему мнению, тебе обошлись твои зависимости?
– Валяйте.
Он сказал.
Меня чуть не вырвало.
10. Отключка
Я проснулся и застонал.
Твою мать, подумал я, когда глаза начали потихоньку фокусироваться: должно быть, вчера вечером оттяг был знатный. Я лежал на голом бетонном полу в квадратной комнате. На окне была решетка, в углу ведро, а человеческое дерьмо размазано по стенам. На секунду я решил, что оказался в общественном туалете. Но нет: на окне была решетка.
Надо завязывать! Когда-нибудь, подумал я, пора перестать просыпаться в тюремных камерах.
Я потрогал лицо. Ох! Вот черт, как больно.
По какой-то причине одет я был в одну из своих старых вонючих футболок – в которых спал – и пару блестящих черных брюк от смокинга. Хоть лучше, чем снова проснуться в платье Шерон, подумал я.
Интересно, сколько времени. Семь утра? Девять? Десять? Мои часы пропали. Как и бумажник. Должно быть, когда копы меня взяли, то забрали вещи и положили в пакет. Единственное, что осталось в карманах, – смятый чек из местного китайского ресторана «Dynasty». Я вспомнил, как это место выглядит внутри – всё красное, как в аду, – и как я сижу на кожаном диванчике, спорю с Шерон и толку таблетки с порошком в такой… как она называется? В ступке. Чем же я таким вчера вечером закинулся? Коксом? Снотворным? Амфетаминами? Зная себя, вероятно, всем этим и чем-нибудь сверху.