24. Шульгин Василий Витальевич (1878–1976) – политический деятель, депутат 2-й, 3-й и 4-й Государственной думы. 2 марта 1917 г. вместе с А. И. Гучковым присутствовал в Пскове при подписании отречения Николая II. После Октябрьской революции в эмиграции. В 1945–1956 гг. находился в заключении в СССР, затем проживал во Владимире.
25. Нилов Константин Дмитриевич (1856–1919) – адмирал, флаг-капитан, один из ближайших к Николаю II людей в свите; расстрелян большевиками.
26. Воейков Владимир Николаевич (1868–1947) – генерал-майор свиты Николая II, в 1913–1917 гг. дворцовый комендант.
27. Шварц Александр Николаевич (1848–1915) – профессор классической филологии, с 1907 г. член Государственного совета, в 1908–1910 гг. министр народного просвещения.
28. Анреп Василий Константинович, фон (1852–1927) – профессор медицины, член ЦК партии «Союз 17 октября», депутат 3-й Государственной думы от Санкт-Петербурга.
А. В. Герасимов
На лезвии с террористами
Александр Васильевич Герасимов (1861–1944) – видный деятель политической полиции, начальник Петербургского охранного отделения в 1905–1909 гг., генерал-лейтенант.
Окончил Харьковское реальное училище и Чугуевское пехотное юнкерское училище. С 1883 г. на военной службе в чине прапорщика в 61-м Резервном пехотном батальоне. В ноябре 1889 г. добился перевода в корпус жандармов. Начал службу в чине поручика адъютантом в Самарском губернском жандармском управлении, с 1891 г. занимал аналогичную должность в Харьковском губернском жандармском управлении. С 1894 г. помощник начальника Харьковского жандармского управления. В 1902 г., после создания Харьковского охранного отделения, назначен его первым начальником (являясь на тот момент ротмистром). В 1903 г. за успешную работу Герасимов досрочно произведен в чин подполковника.
В начале февраля 1905 г. Герасимов был вызван в столицу по предложению директора Департамента полиции А. А. Лопухина, с которым был знаком со времени его службы прокурором Харьковской судебной палаты, и получил предложение возглавить Петербургское охранное отделение. Кандидатура Герасимова была уже предварительно одобрена генерал-майором Д. Ф. Треповым, петербургским генерал-губернатором с практически «диктаторскими» полномочиями. «Чрезвычайные происшествия последних дней требуют и чрезвычайных мероприятий. Трепов нашел Петербургское охранное отделение в состоянии, которое ему абсолютно не понравилось. Он хочет совершенно преобразовать это ведомство. Для выполнения этой задачи ему требуются особенно способные люди. Я предложил ему вас. Из всех знакомых мне жандармских офицеров вы кажетесь мне единственно подходящим, – пояснял А. А. Лопухин. – <…> я бы на вашем месте не решился сказать: нет… Он решил вас назначить и ежедневно по телефону справляется, когда вы здесь будете. Завтра утром в десять часов ваш прием у него. Если вы отклоните его предложение, можете считать свою карьеру законченной». Получив две недели на передачу дел и перевоз семьи в Петербург, 17 февраля Герасимов вступил в должность начальника Петербургского охранного отделения.
Герасимов тотчас развернул активную деятельность по наведению порядка в охранном отделении, особое значение придавал изменению подходов к работе с тайной внутренней агентурой в революционных партиях. Проведя чистку в рядах секретных сотрудников, Герасимов взял в свои руки работу с ключевыми агентами в центральных структурах революционных организаций. Их эффективные действия он считал залогом предотвращения террористических актов (эта задача была поставлена перед Герасимовым как первоочередная!) и постепенного подавления революционного движения. Особенно дорожил Герасимов работой Е. Ф. Азефа, которого называл «лучшим из своих сотрудников». При этом начальник Петербургского охранного отделения обладал информацией о реальной роли Азефа в партии социалистов-революционеров – в качестве члена ЦК и руководителя Боевой организации. Считая, что рамки допустимого использования «центральной агентуры», официально признававшиеся Департаментом полиции, недостаточны и связывают руки в деле политического сыска, Герасимов обосновывал и внедрял иную систему. Не только допустимо, но и целесообразно, чтобы секретные агенты лично вступали в центральные организации революционных партий и активно участвовали в их деятельности, информируя охранное отделение и влияя на их деятельность под контролем и по указаниям охранки. Герасимов специально оберегал от арестов центры революционных организаций, в которых на руководящих позициях имеется надежная агентура. Он был убежден, что эффективнее контролировать таким путем действия революционеров, чем разрушать революционные центры массовыми арестами, рискуя лишиться информации и, главное, возможности парализовать их деятельность в самых вредных направлениях.
«В своем законченном виде, логически додуманном до конца, это была настоящая полицейская утопия: все центры всех революционных организаций должны были бы существовать как бы посаженные под стеклянные колпаки; каждый шаг их известен полиции, которая решает, что одно проявление их деятельности, с ее точки зрения менее опасное, она допустит; другое, более вредное, пресечет в корне; одному из членов организации дозволит писать прокламации и выступать с речами на митингах, так как он менее талантлив и его выступления производят меньше впечатления, а другого, более даровитого, посадит в тюрьму», – характеризовал «систему Герасимова» известный историк русской эмиграции Б. И. Николаевский, изучавший деятельность тайной политической полиции в России конца XIX – начала ХХ в. Подобные методы работы секретной агентуры в революционных организациях делали еще более зыбкой грань между осведомительной работой и фактически политической провокацией. Тем не менее П. А. Столыпин уже вскоре после назначения на пост министра внутренних дел оценил достоинства новой системы работы охранки и, поддержав Герасимова, «замкнул» на себя руководство его деятельностью.
«Герасимов получил такие права и приобрел такое влияние, которого ни раньше, ни позднее не имел ни один из начальников охранного отделения в Петербурге, – отмечал Б. И. Николаевский, основываясь в том числе и на рассказах самого Герасимова (с ним он много общался в Берлине, работая над книгой об Азефе, опубликованной в 1931 г.). – Департамент полиции был оттеснен на второй план. Ни о каком контроле с его стороны над Герасимовым не могло быть и речи. Герасимов делал все, что хотел, и диктовал свою волю департаменту. Вся центральная агентура, то есть все секретные сотрудники, которых полиция имела в центральных организациях революционных партий, перешла в его руки… Охранное отделение в Петербурге на время стало фактическим центром всего политического розыска в империи, и Столыпин был единственным, кому был на деле подчинен начальник этого отделения: Герасимов регулярно делал ему устные доклады обо всем, что представляло мало-мальски значительный интерес в области политического розыска… Особенно подробно Герасимов должен был сообщать обо всем, что охранному отделению становилось известным из области внутренней жизни центральных организаций революционных партий: жизнью этих последних Столыпин весьма интересовался и за нею внимательно следил. С подобной же полнотою его приходилось информировать относительно внутренней жизни левых фракций Государственной думы» (Николаевский Б. И. История одного предателя: Террористы и политическая полиция. М., 1991. С. 164–168).
Свидетельства высокой оценки деятельности Герасимова – получение в 1905 г. «вне правил» чина полковника, а в 1907 г. – чина генерал-майора; среди наград – ордена Святого Владимира 3-й степени и Святого Станислава 1-й степени. Однако карьера Герасимова как руководителя политического сыска, находившегося на пике влияния и служебной славы, оборвалась весной 1909 г. Получив согласие Столыпина, Герасимов удалился в четырехмесячный отпуск – ссылаясь на то, что за четыре года руководства Петербургским охранным отделением ни разу не был в отпуске и подорвал здоровье. Впрочем, уход в отпуск последовал вскоре после разоблачения провокаторской деятельности Азефа в партии эсеров, что сопровождалось и резонансным обсуждением в Думе. Столыпину пришлось взять под свою защиту Азефа как ценного секретного сотрудника и, отвергая использование приемов провокации, отстаивать право правительства задействовать агентуру в революционных организациях в интересах государственной безопасности. В то же время проводились служебные расследования в отношении Герасимова, касающиеся взаимоотношений охранки и Азефа. Расследовались также загадочные обстоятельства убийства агентом-провокатором полковника С. Г. Карпова – преемника Герасимова на посту начальника Петербургского охранного отделения. Если бы не личное покровительство Столыпина, то результатом проверок, а также интриг со стороны влиятельных придворных кругов, могло стать предание Герасимова военному суду. В итоге, возвратившись из отпуска, Герасимов не получил обещанного Столыпиным места товарища министра внутренних дел (он был вынужден согласиться с назначением на эту должность П. Г. Курлова). С осени 1909 г. Герасимов – генерал для особых поручений при министре внутренних дел. Первоначально получал отдельные задания и направлялся в командировки для инспектирования охранных отделений. В частности, Герасимовым была отмечена слабая работа Киевского охранного отделения под руководством подполковника Н. Н. Кулябко (в том числе «ненормальная» постановка дела при работе с секретной агентурой). Но затем в течение почти двух лет, вплоть до убийства Столыпина, по распоряжению Курлова он был практически отстранен «от каких бы то ни было служебных обязанностей». Подав рапорт об увольнении, в январе 1914 г. Герасимов получил чин генерал-лейтенанта и ушел в отставку с мундиром и пенсией.
В дни Февральской революции Герасимов был арестован и содержался 10 дней в «министерском павильоне», а затем в «Крестах». Освобожденный по ходатайству В. Л. Бурцева, он вскоре вновь был задержан по распоряжению Чрезвычайной следственной комиссии и помещен в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. После Октябрьского переворота освобожден и в мае 1918 г., предупрежденный о предстоящих арестах одним из своих знакомых, находящихся на службе у большевиков, выехал на Украину. В эмиграции проживал в Берлине. Работал над воспоминаниями, которые в 1933 г. начали частично публиковаться в русскоязычной печати в Харбине и Нью-Йорке, а в 1934 г. были изданы отдельной книгой на немецком и французском языках. Занимался бухгалтерскими делами в мастерской дамского платья, принадлежавшей супруге. Активного участия в общественной жизни русского зарубежья не принимал, тем не менее производил впечатление хорошо знакомого с текущей политикой, умного и интересного собеседника. Р. Б. Гуль, познакомившийся с Герасимовым в 1920-х годах в Берлине, в одном из русских пансионов, вспоминал: «Среди обедавших я невольно обратил внимание на пожилого, с проседью, крепкого человека, с заклиненной седоватой бородкой, по-военному выправленного так, что если бы обедавшие и не обращались к нему ваше превосходительство, я сразу бы определил его как военного. Штатский костюм сидел на нем, как мундир. Но генерал привлек мое внимание не внешностью, а суждениями. Разговоры за столом шли, конечно, о политике. К его превосходительству обращались с вопросами. И всегда все, что говорил этот генерал, было умно, остро, было видно, что генерал политически весьма ориентирован и со своим мнением. По войнам (мировой и гражданским) я знавал русский генералитет, и надо честно сказать, что наши генералы в подавляющем большинстве были политически невежественны (в противоположность иностранным военным)…» (Гуль Р. Б. Я унес Россию: Апология эмиграции. М., 2001. Т. 1. Россия в Германии. С. 152). Гера