есы, соединяющие людей. Поэтому кроме проекта, идущего навстречу первой потребности, проекта о поселковом управлении, Министерство должно было обратиться к удовлетворению нужд и интересов, касающихся мелких административных услуг, в которых нуждается каждый обыватель в волости, услуг по выполнению повинностей натуральных, денежных, воинской повинности, по принятию первоначальных полицейских мер, по ведению распорядка в местах скопления народа и т. п. Всем этим потребностям удовлетворяет в благоустроенных государствах мелкая административная единица. У нас эта единица — волость — имеет сословный крестьянский характер, но едва ли справедливо возлагать на одно сословие обслуживание нужд всех обывателей деревни. Отсюда и появилось предположение о привлечении всех лиц, владеющих недвижимостью в волости, к выполнению волостных повинностей и, как последствие этого, к участию их в волостном управлении… Министерство настаивает на необходимости иметь крепкую упорядоченную мелкую административную единицу, хотя и основанную на выборном начале, но ни в коем случае не могло бы помириться с созданием исключительно одной мелкой земской единицы, на которую в качестве привходящей функции было бы возлагаемо исполнение некоторых административных поручений. Правительственный законопроект исходит как раз из обратного построения, видит в этом необходимую гарантию порядка и сходится в этом с устройством большинства благоустроенных европейских государств».
Уже в 1907 г. были внесены в Государственную думу «Положение о поселковом управлении» и «Положение о волостном управлении». Законопроекты предполагали учреждение органов местного самоуправления на самом низовом уровне — в поселковом обществе и волости. Причем речь шла о бессословной организации этих учреждений. В устройство поселка вносилось принципиальное новшество — он не должен был более основываться на общине. Поселок виделся Столыпину как «бессословная самоуправляющаяся единица» с открытым доступом в нее всем лицам, «заинтересованным в благоустройстве поселка с привлечением сих лиц и к несению соответствующих податных тягостей».
В состав поселка как такой единицы должны были войти все лица и учреждения, владеющие на его территории недвижимостью или содержащие в черте усадебной оседлости села торговые, промышленные или ремесленные заведения. «Наше местное управление должно быть построено по той же схеме, как и в других благоустроенных государствах, — говорил П.А. Столыпин. — Посмотрите на Францию и Германию. Везде одно и то же. Внизу основой всего — самоуправляющаяся ячейка — сельская община, коммуна, на которую возложены многие обязанности и государственные, как-то: полицейские, дела по воинской повинности и пр… Нечто аналогичное необходимо создать и в России».
Наиболее ожесточенное сопротивление помещиков встретила предложенная Столыпиным реформа уездного управления. Смысл необходимых изменений сводился к установлению исполнительной вертикали от министра до руководителя уездных государственных органов. Вплоть до начала ХХ в. государственная власть заканчивалась в губернии; властные функции в уезде исполняли предводители дворянства; эта должность была, во-первых, общественной, т. е. безответственной, а во-вторых, сословной. А вопросы, относившиеся к компетенции предводителей, были важны для всего населения, к ним, в частности, относилось землеустройство. Поместные землевладельцы, из которых избирались предводители, к началу ХХ в. уже в значительной мере оскудели землей, процесс этот продолжался, и они с ним мирились как с неизбежностью. Тем более ожесточенное сопротивление встречали попытки лишить их «последнего» — власти на местах, пусть даже зачастую только формальной. Для многих помещиков подобное решение было неприемлемым. Служилый класс, который основал государство и являлся его опорой, вдруг оказался государству не нужен, и это было оскорбительно. Функция представлять в уезде государственную власть, решая вопросы самого широкого спектра, уплывала из рук вместе с соответствующими источниками дохода, и это было неприятно.
П.А. Столыпин, убеждая помещиков, указывал: «Нигде в Европе, ни в Германии, ни в Австрии, ни во Франции нет такой слабой по конструкции администрации, как у нас, между тем, усиление администрации означает ослабление произвола. У нас же в губернии власть разъединена, уезд же лишен целостного административного устройства. Если в разгар революционного движения не время было перестраивать ряды администрации, то теперь в этом представляется безусловная необходимость, и поднять этот вопрос лежало на обязанности Правительства». Столыпин констатировал, что «на значительном часто пространстве уезда совершенно до настоящего времени отсутствует объединяющий орган управления». Таким органом должно было стать «лицо, обладающее распорядительной властью и уполномоченное давать общее направление делам». Четкая и управляемая структура, встроенность уездного управления в вертикаль, давала правительству возможность эффективно бороться с революционным движением. Столыпин отмечал, что «отсутствие главы уезда, расстройство уезда особенно сказалось в революционный период, когда у администрации не оказалось на местах ответственных руководителей». Правительственная власть, по Столыпину, должна была обрести своего представителя на уровне уезда. Учреждалась должность начальника уездного управления, в ведении которого были все уездные правительственные учреждения и участковые начальники. В свою очередь он сам непосредственно подчинялся губернатору. Таким образом, правительство выстраивало стройную административную иерархию, способную оперативно реагировать на вызовы времени.
Действительно, предводители дворянства, которые осуществляли фактическую власть в уезде, вовсе не увязывали свои действия с решением каких-либо государственных задач, проведением на местах государственной политики, занимались местными интригами, действовали зачастую незаконно и насильно, а нередко и вовсе отсутствовали в уезде. Уровень уезда — это тот уровень, на котором принимались решения о большинстве налогов и землеустройстве; уездное дворянство, земщина — это та корпорация, которая на практике не делилась на волости и на поселки и, по большому счету, не объединялась в губернии. Это круговая порука, это многочисленные родственные и деловые связи, это, в иных случаях, настоящий змеиный клубок. Столыпин планировал разрубить этот узел и установить баланс «твердо поставленной и энергично действующей административной власти» и «широко развивающегося самоуправления».
Вместе с тем, П.А. Столыпин настаивал на упразднении должности земского начальника, который, обладая властными полномочиями, также представлял узкосословные интересы. Вместо него предполагалось учредить должность участкового комиссара — агента правительства при поселковых и волостных органах местного самоуправления.
Таким образом, планировалось, что самоуправляющееся общество будет проявлять свою творческую активность на всех уровнях, начиная от поселка и кончая государством. Кроме того, сфера компетенции уездных и губернских земств, а также органов городского самоуправления расширялась, а имущественный ценз для участия в работе этих учреждений снижался. Иными словами, правительство стремилось к расширению круга лиц, так или иначе участвовавших в управлении государством.
П.А. Столыпин решал двуединую задачу. С одной стороны, он добивался большей эффективности власти, устраняя все противоречивое и архаичное, накопившееся за два столетия. С другой, эта власть должна была находиться в тесной связи с широкими кругами общественности, доверяя им многие права и полномочия. Именно такая власть должна была стать «своей» для общества.
Земельная реформа
Одна из ключевых проблем российской истории начала XX века — неэффективность крестьянского хозяйства, сдавливаемого архаичными нормами общинного уклада жизни. Российское крестьянство, составлявшее порядка 80 % населения страны, получило в 1861 г. личную свободу, однако оставалось связанным множеством ограничений.
Основные из них были обусловлены существованием общины. Столыпин высказывался об этой институции крайне жестко. «Наша земельная община — гнилой анахронизм, здравствующий только благодаря искусственному, беспочвенному сентиментализму последнего полувека, наперекор здравому смыслу и важнейшим государственным потребностям. Дайте выход сильной личности в крестьянстве, освободите ее от воздействий невежества, лени и пьянства, и у вас будет прочная, устойчивая опора для развития страны без всяких утопий и искусственных, вредных скачков. Община в ее настоящем виде не помогает слабому, а давит и уничтожает сильного, давит народную энергию и мощь». Столыпин прямо связывал аграрные преобразования и создание гражданского общества. По его словам, Россия «до сих пор была государством сословным, причем самое большое сословие, крестьянство, в десять раз превышающее численностью все остальное, вместе взятое, было обезличено главным образом общиной. Это не отдельные граждане, а людская амальгама, масса, в которой индивидуализму открыта только одна дорога — кулачество. В ней нет понятия о гражданственности, о связанных с нею правах и обязанностях, следовательно, нет и граждан. Нужно создать этих граждан, нужно дать способной части крестьянства возможность сделаться ими».
Аграрные преобразования были лишь инструментом для создания в России гражданского общества. На это же были направлены и другие важнейшие реформы: самоуправления, образования, социального страхования и др. Крестьянство намного превосходило по численности все прочие группы населения, поэтому именно работе с ним Столыпин уделял повышенное внимание.
Решение аграрного вопроса П.А. Столыпин видел в превращении крестьянина в собственника своего земельного надела. Кроме того, человека необходимо было наделить имущественными правами, дабы гражданские и политические права не оставались пустой буквой. «Пока крестьянин беден, пока он не обладает личной земельной собственностью, пока он находится в тисках общины, — говорил Столыпин, — он остается рабом, и никакой писаный закон не даст ему блага гражданской свободы». Отсюда вытекала главная стратегическая задача — «снять те оковы, которые наложены на крестьянство, и дать ему возможность самому избрать тот способ пользования землей, который наиболее его устраивает». Крестьяне должны были сами сделать свой выбор, ибо, считал Столыпин, «закон не призван учить крестьян и навязывать им какие-либо теории, хотя бы эти теории и признавались законодателями совершенно основательными и правильными». Для реализации этой задачи правительством был инициирован целый комплекс мер. Указом 9 ноября 1906 г. крестьянин получил право укреплять в собственность свой надел, который прежде он не мог ни продать, ни заложить, ни сдать в аренду. Указ 9 ноября 1906 г. должен был стать, по Столыпину, последним звеном в «деле раскрепощения нашего земледельческого класса». Указ ликвидировал насильственное прикрепление к общине и раз и навсегда уничтожил закрепощение личности, несовместимое с «понятие