ные суды, предполагавшие упрощенное судопроизводство. Всего в России по решениям военно-полевых и военно-окружных судов в 1906–1911 гг. было казнено около 2,8 тыс. чел.
Эти меры оценивались П.А. Столыпиным как чрезвычайные, необходимые для спасения государственности. Столыпин глубоко переживал необходимость их принятия. Их целесообразность и вынужденный характер он неоднократно обосновывал в своих выступлениях, постоянно подчеркивая: революционные беспорядки — это болезнь государства; чтобы его вылечить, необходимо решительно уничтожить очаг заболевания, иначе больной стране грозит гибель, т. е. распад.
Характерно высказывание Столыпина о том, что в экстремальной ситуации, ведущей к хаосу и непосредственно к распаду государства, исполнительная власть не только может, но и обязана использовать все меры, в том числе внеправового характера, чтобы сохранить единство и целостность страны. Ссылаясь на исторические прецеденты, имевшие место в западноевропейских странах, Столыпин не отрицал возможности установлении в России временной диктатуры, которая, по его словам, «иногда выводила государство из опасности и приводила до спасения». Так, в своей речи в Государственной думе 13 марта 1907 г. он заявил: «Бывают, господа, роковые моменты в жизни государства, когда государственная необходимость стоит выше права и когда надлежит выбирать между цельностью теорий и цельностью отечества». Однако, считал он, такого рода «временные меры» не должны «приобретать постоянного характера», ибо когда «они становятся длительными, то теряют свою силу, а затем могут отразиться на самом народе, нравы которого должны воспитываться законом». Он также считал важным установить жесткие правовые рамки использования исключительных полномочий местной администрацией, чтобы уберечь население от возможного произвола и злоупотребления властью. Правительством был подготовлен «Проект исключительного положения», прописывавший четкие критерии, согласно которым та или иная губерния объявлялась в чрезвычайном положении. Кроме того, в документе был сделан акцент на предупредительных, а не репрессивных мерах властей. Предполагалось реформировать органы правопорядка. Так, был разработан Устав полицейский, который определял процедуру полицейского контроля, что должно было обезопасить гражданина от незаконных посягательств на неприкосновенность его личности. Правительство также стремилось к установлению ответственности бюрократических учреждений, если их решения неоправданно ущемляли интересы населения.
За годы премьерства П.А. Столыпина масштабы революционного террора заметно уменьшились. Напрягая всю свою волю, пренебрегая грозящей лично ему каждодневной опасностью быть убитым террористами, Столыпин, по мере возможности совершенствуя и концентрируя усилия своего силового ведомства, все же успешно решил проблему, которую Николай II поставил перед его назначением на пост министра внутренних дел. Ему удалось подавить основные очаги революции, уничтожить террористические и экспроприаторские группы. Отчасти это было связано с репрессивной политикой. Однако в большей степени это было предопределено системностью подхода и планомерностью политики правительства. Власть искала диалог с обществом, решала наиболее острые проблемы социального бытия России — и тем самым подрывала социальную базу революции и лишала террор какого-либо оправдания в глазах общественности.
Технология реализации преобразований
Столыпину приходилось реализовывать свою программу в условиях острого социального конфликта. Правительство осознавало, что проведение широкомасштабных преобразований возможно лишь при условии широкого общественного консенсуса. Для его достижения оно было готово к диалогу со всеми рационально мыслящими общественными силами. Программа реализовывалась в форме конкретных законодательных инициатив. Их правительство выносило на обсуждение как представительных учреждений, так и различных общественных кругов: дворянских собраний, предпринимательских союзов, деятелей местного самоуправления, ближайшего окружения императора. Сам Столыпин неоднократно встречался с членами Государственной думы и Государственного совета, выступал на пленарных заседаниях палат, убеждал императора в необходимости принятия того или иного решения. По словам одного из его сотрудников, министра торговли и промышленности С.И. Тимашева, «вопреки нашим русским нравам, Петр Аркадьевич очень ценил время, не только свое, но и чужое — он никогда не заставлял ждать. Явившись к нему в назначенный час, можно было с уверенностью рассчитывать на скорый прием и, если предыдущий посетитель задерживался на лишние 15–20 минут, то Петр Аркадьевич всегда сконфуженно извинялся, объясняя причину задержки… Петр Аркадьевич слушал всегда с полным вниманием, иногда просил дополнительных объяснений и затем принимал определенное решение».
Премьер-министр стал инициатором созыва Совета по делам местного хозяйства, в котором выборные представители органов местного самоуправления вели диалог с чиновниками министерства об общем правительственном курсе, касающемся земств и городов (на примере конкретных законопроектов).
Конечно, Столыпин отдавал себе отчет в том, что успех политики преобразований зависит от отношения к нему Николая II. Будучи убежденным сторонником монархии, впитавший в себя многовековые семейные традиции долга и преданности верховной власти, совпадающие в его представлении с преданным служением самому государству, Столыпин был искренне убежден в том, что царь, созывая народное представительство, готов пойти на диалог с обществом и совместно с ним разрешать острые социальные конфликты. В первое время Николай II был очень доволен Столыпиным. Так, в письме к матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне, он писал: «Я тебе не могу сказать, как я его полюбил и уважаю». Об интенсивности встреч с премьер-министром свидетельствует дневник Николая II. Он принимал Столыпина соответственно: в 1906 г. — 34, в 1907 г. — 44, в 1908 г. — 29, в 1909 г. — 23, в 1910 г. — 23, в 1911 г. — 17 раз.
Много лет спустя сын П.А. Столыпина Аркадий вспоминал: «Раз в неделю, а то и чаще, отец вечером отправлялся на катере в Петергоф с очередным докладом государю. Мы — дети — сопровождали его порой до дворцовой пристани. Один из чиновников нес его тяжелый портфель. Тяжел он был потому, что с одной из двух сторон он был забронирован и мог служить щитом. Предосторожность, которая тогда оказалась излишней. Насколько я помню, покушений за елагинское время не было. Возвращался отец из Петергофа поздно, и мы на пристани его не встречали. Несколько раз петергофское бдение затягивалось на всю ночь. Однажды государь вызвал в три часа утра дежурного камердинера. «Мы проголодались, — сказал он. — Пожалуйста, принесите нам пива и сандвичи с ветчиной и сыром: по три штуки для Петра Аркадьевича и по три штуки для меня». Когда нам это рассказала мать, я подумал, что государь скуповат: мог бы предложить более обильное угощение. И в самом деле царь и премьер-министр закусывали ночью по-студенчески».
Время наиболее частых встреч падает на 1906–1907 гг., когда одновременно решались две органически переплетенные друг с другом проблемы: подавление революции и проведение реформ. После решения отрицательной задачи — подавления революции — число встреч сокращается, и это становится уже устойчивой тенденцией.
Столыпин со временем стал понимать, что царь пошел на реформу политической системы не по своим внутренним убеждениям, а под давлением революции, что его представления ориентированы не в будущее, а в прошлое, что он не намерен развивать и углублять идеи, заложенные в Манифесте 17 октября 1905 г., и конструктивно сотрудничать с Государственной думой. Тем не менее, вплоть до 1909 г. Николай II безоговорочно поддерживал Столыпина в его реформаторских начинаниях. Однако возникшие между ними расхождения постепенно стали приводить к «сбою» реформ.
Николай II был весьма сложной и противоречивой фигурой, зачастую действовал под давлением внешних влияний, которые могли идти от самых разных источников. В зависимости от колебаний в ближайшем окружении императора менялось не только настроение царя, но и происходило смещение приоритетов в его «широком» и весьма расплывчатом мировоззрении. Николай II не видел себе достойного места в системе либеральных правовых и институциональных ценностных координат, предпочитая править страной «как встарь». После инцидента с неутверждением Николаем II правительственного законопроекта о штатах Морского Генерального штаба в отношения между царем и Столыпиным вкралось некоторое недопонимание. Николаю II явно не понравилась самостоятельная позиция премьер-министра, который решил уйти в отставку. В письме к Столыпину 25 апреля 1909 г. Николай II впервые «указал премьеру его место»: «О доверии или недоверии речи быть не может. Такова моя воля. Помните, что мы живем в России, а не за границей или в Финляндии, и поэтому я не допускаю и мысли о чьей-либо отставке… Предупреждаю, что я категорически отвергаю вперед Вашу или кого-либо другого просьбу об увольнении от должности».
Столыпин пытался, как мог, препятствовать правоконсервативным силам «свернуть» реформаторский курс. Однако после парламентского кризиса марта 1911 г., когда Столыпин вновь демонстративно подал в отставку и по существу вынудил царя принять свой ультиматум, его отношения с Николаем II дали уже очевидную «трещину».
Непросто складывались отношения Столыпина и с правомонархическими кругами, близкими к Союзу русского народа. Хотя они и получали финансовую поддержку от правительства, взаимное сближение практически исключалось. Они отрицательно относились к попыткам Столыпина сформировать гражданское общество и правовое государство, ликвидировать сословные перегородки, создать новый средний класс, преобразовать церковный приход, ввести всеобщее начальное образование. Сходную позицию занимала и ведущая организация — Постоянный Совет съездов уполномоченных объединенных дворянских обществ, а также некоторые иерархи Православной церкви, обвинявшие Столыпина в попытках подорвать ее господствующее положение.