– Привет, Лара Джин, – говорит она, улыбаясь, но ее улыбка не отражается в глазах, и мне становится не по себе. Когда женщина уходит, я вздыхаю с облегчением.
Целый день класс забит детьми, некоторые играют по несколько раз ради торта своей мечты. Я направляю участников к моему карамельному торту, который еще свободен. Всех заворожил немецкий шоколадный торт, который, по-моему, был куплен в магазине, но о вкусах не спорят. Сама я никогда не была поклонницей немецкого шоколадного торта, потому что кому нужны размокшие кокосовые стружки? Брр!
Китти соизволила целый час помогать мне с игрой, а теперь бегает с подружками. Появляется Питер со своим младшим братом, Оуэном. Играет песня «Посыпь меня сахаром». Китти подходит поздороваться, а я упорно пялюсь в телефон, пока она показывает им торты. Я опускаю голову и делаю вид, что пишу смс, когда Питер встает рядом со мной.
– Какой из этих тортов твой? Кокосовый?
Я вскидываю голову.
– Я бы не купила магазинный торт ради такого события!
– Я пошутил, Кави. Твой – карамельный. Это сразу видно по необычной глазури. – Парень замолкает и засовывает руки в карманы. – В общем, чтобы ты знала, я приезжал в дом престарелых не для того, чтобы помочь Женевьеве тебя устранить.
Я пожимаю плечами.
– Я уверена, что ты уже написал ей и сказал, что я здесь, так что…
– Говорю же, плевать мне на эту игру. Она тупая.
– Ну а мне не плевать. Я все еще планирую выиграть. – Я ставлю следующую песню, и дети сбегаются на позиции. – Так вы с Женевьевой снова вместе?
Он грубо фыркает.
– Тебе-то что?
Я снова пожимаю плечами.
– Я знала, что в итоге ты к ней вернешься.
Питера это оскорбляет. Он отворачивается, будто собирается уйти, но затем останавливается и потирает затылок.
– Ты так и не ответила на мой вопрос насчет Макларена. У вас было свидание?
– Тебе-то что?
Он раздувает ноздри.
– А то, что мне, черт возьми, это важно, потому что ты была моей девушкой всего несколько недель назад! Я даже не помню, из-за чего мы расстались.
– Если ты этого не помнишь, то я даже не знаю, что тебе сказать.
– Просто скажи правду. Не капай мне на мозги. – На половине фразы его голос срывается.
В любое другое время мы бы над этим посмеялись. Хотела бы я, чтобы мы могли посмеяться и сейчас.
– Что у тебя с Маклареном?
Комок в горле вдруг не позволяет мне нормально говорить.
– Ничего. – Только поцелуй. – Мы друзья. Он помогал мне с игрой.
– Как удобно. Сначала он пишет тебе письма, потом возит тебя по городу и тусуется с тобой в доме престарелых.
– Ты говорил, что не возражаешь насчет писем.
– Что ж, видимо, возражал.
– Так сразу бы и сказал!
Китти поглядывает на нас, наморщив лоб.
– Я не хочу больше говорить об этом. И вообще, я занята.
Питер смотрит на меня.
– Ты его целовала?
Сказать правду? Я обязана?
– Да. Один раз.
Он моргает.
– То есть я соблюдал целибат с тех пор, как мы затеяли эту идиотскую игру, и даже раньше, вообще-то, а ты тем временем развлекалась с Маклареном?
– Мы расстались, Питер. А вот когда мы с тобой действительно были вместе, ты был с Женевьевой.
Он откидывает голову и кричит:
– Я ее не целовал!
Некоторые родители поворачиваются и смотрят на нас.
– Твои руки были вокруг нее, – шепчу я надрывно. – Ты ее обнимал!
– Я ее утешал! Боже! Она плакала! Я же говорил! Ты целовалась с ним, чтобы мне отомстить?
Питер хочет, чтобы я ответила утвердительно. Он хочет, чтобы все дело было в нем. Но я не думала о Питере, когда целовала Джона. Я целовала его, потому что хотела.
– Нет.
Его челюсть дергается.
– Когда мы расстались, ты сказала, что хочешь быть чьей-то девушкой номер один, но посмотри на себя. Ты не хочешь, чтобы у тебя был парень номер один. – Он грубо показывает на стол с тортами. – Ты хочешь и иметь торт, и съесть его.
Его слова больно бьют, как он и надеялся.
– Ненавижу эту поговорку. Что она вообще значит? Конечно, я хочу иметь торт и съесть его, иначе какой смысл иметь торт?
Он хмурится.
– Ты же знаешь, что я говорю не об этом.
Песня заканчивается, и дети подбегают получить свои торты. Китти с Оуэном тоже.
– Пошли, – говорит Оуэн Питеру. У него мой карамельный торт.
Питер смотрит на него, а потом на меня, его глаза становятся жесткими.
– Мне не нужен этот торт.
– Но ты сказал мне взять именно его!
– Что ж, а теперь я его не хочу. Поставь его и возьми фруктовый с разноцветной посыпкой, вон там, в конце стола.
– Нельзя, – говорит Китти. – Сладкая прогулка устроена не так. Ты получаешь тот торт, на каком номере остановился.
Питер ошеломленно открывает рот.
– Ой, да брось, малышка!
Китти подвигается ближе ко мне.
– Нет!
После того как Питер с братом уходят, я крепко обнимаю Китти. Она все-таки встала на мою сторону. Сестры Сонг должны держаться вместе.
52
Китти хотела подольше остаться на ярмарке, поэтому я ехала домой одна, когда заметила на дороге машину Женевьевы. И вот я решила за ней проследить. Пора уже вывести ее из игры.
Водит она бесстрашно. Из-за того как она проскакивает через светофоры, я несколько раз чуть ее не упустила. «Я не настолько хороший водитель!» – хочу я закричать ей.
Наконец мы оказываемся у офисного здания. Насколько я помню, там работает ее отец. Она заходит внутрь, а я останавливаюсь на той же парковке, но не слишком близко. Я выключаю двигатель и откидываю кресло назад, чтобы Джен не могла меня увидеть.
Проходит десять минут, и ничего не происходит. Я даже не знаю, зачем ей приходить в отцовский офис в выходные. Может, она помогает секретарше отца? Возможно, я здесь надолго. Но я готова ждать вечно, если понадобится. Я выиграю, несмотря ни на что. Меня даже не волнует награда. Я просто хочу победить.
Я уже начинаю засыпать, когда из здания выходят два человека: ее отец, в костюме и бежевом пальто, и девушка. Я опускаюсь пониже на сиденье. Сначала я думаю, что это Женевьева, но эта девушка выше. Я прищуриваюсь. Я ее знаю! Она училась вместе с Марго. Кажется, они вместе ходили на занятия для будущих лидеров. Анна Хикс. Они идут на парковку, отец Джен провожает ее до машины. Она нащупывает ключи. Он берет ее за руку и разворачивает лицом к себе. А потом они целуются. Страстно. С языками. Руки повсюду.
О боже! Она ровесница Марго! Ей восемнадцать, а отец Женевьевы целует ее так, будто она взрослая женщина. Он же отец. А она – чья-то дочь.
Мне становится тошно. Как он может так поступать с мамой Женевьевы? И с Джен? Она знает? Так вот через какие семейные проблемы она сейчас проходит? Если бы мой папа так поступил, я бы никогда больше не смогла смотреть на него, как раньше. Я даже не уверена, смогла бы я смотреть на мою жизнь, как раньше. Это ужасное предательство, не только семьи, но и себя самого, своей совести.
Я больше не хочу смотреть. Я наклоняюсь ниже, пока они оба не уезжают с парковки, и уже собираюсь завести двигатель, когда выходит Женевьева, скрестив руки на груди и опустив плечи.
О, мой бог! Она меня заметила. Сузив глаза, она направляется прямо ко мне. Я хочу уехать, но не могу. Она встает прямо передо мной и злобно показывает мне жестами опустить стекло. Я так и делаю, но мне сложно смотреть ей в глаза.
– Ты все видела? – выпаливает она.
– Нет, – мямлю я. – Я ничего не видела…
Лицо Женевьевы багровеет, она знает, что я лгу. На секунду я в ужасе думаю, что она сейчас заплачет или ударит меня. Лучше бы она меня ударила.
– Давай! – говорит она. – Осаль меня. Ты же за этим приехала?
Я качаю головой, и вдруг Джен хватает мои руки с руля и кладет их себе на ключицы.
– Пожалуйста! Ты выиграла, Лара Джин! Игра окончена!
И она бежит к своей машине.
Есть одно корейское слово, которому научила меня бабушка. «Джунг». Это связь между двумя людьми, которая не может быть разорвана, даже когда любовь превращается в ненависть. У тебя остаются старые чувства, и ты никогда не сможешь от них избавиться, в глубине души ты всегда будешь относиться к этому человеку с нежностью. Думаю, в какой-то мере это именно то, что я чувствую к Женевьеве. Из-за «джунга» я не могу ее ненавидеть. Мы связаны.
И тот же самый «джунг» не дает Питеру отпустить ее. Они тоже связаны. Если бы мой папа делал то, что делает ее отец, разве бы мне не хотелось обратиться к единственному человеку, который никогда меня не подводил? Который всегда был рядом и любил меня больше всего на свете? Для Женевьевы такой человек – Питер. Как я могу лишать ее этого?
53
Мы прибираемся на кухне после беспорядка, который устроили, готовя на завтрак блины, когда папа говорит:
– Кажется, еще у одной из сестер Сонг скоро день рождения.
Он поет: «Тебе шестнадцать, почти уж семнадцать…», и я испытываю острый прилив любви к нему. Как же мне повезло с папой!
– Что это за песня? – вмешивается Китти.
Я беру Китти за руку и начинаю кружиться с ней по кухне. «Мне шестнадцать, почти уж семнадцать, я знаю, что я наивна. Парни смотрят мне вслед, говорят, я мила, и я им охотно верю».
Папа забрасывает полотенце через плечо и начинает маршировать на месте. Глубоким баритоном он поет: «Тебе нужен кто-то старше и мудрее, кто скажет тебе, что делать».
– Какая-то сексистская песня, – говорит Китти, когда я ее опускаю.
– И правда, – соглашается папа, шлепая ее полотенцем. – И парень, если подумать, был вовсе не старше и мудрее. Он был начинающим фашистом.
Китти отбегает от нас обоих.
– О чем вы вообще говорите?
– Это же «Звуки музыки», – отвечаю я.
– Ты о том фильме про няню? Я его не смотрела.
– Как ты могла смотреть «Клан Сопрано», но не видеть «Звуки музыки»?
– Китти смотрела «Клан Сопрано»? – встревоженно спрашивает папа.