— Она русинка?
Бригахбург вертел в руках кинжал в ножнах, словно не зная, что с ним делать:
— Да. Сама призналась.
— Они непростые, эти русичи.
— Что ты имеешь в виду? — граф проверял содержимое шкатулки. Всё на месте.
— Прощать не умеют, — тяжело вздохнул командующий. — Мой отец… Он любил такую. Она погибла из-за него. Герард, что значит «если сейчас она не умрёт»?
Бригахбург опешил. Невзначай оброненная фраза вернула его к действительности. Значит ли это, что он сам не уверен, что иноземка выживет? Похоже, что так. От отравления ядом ещё никто не выживал. Мелькнула мысль, что он слышал от лекаря сомнение в полном исцелении его сына. Что будет с Ирмгардом, если русинка преставится? Она говорила, что нужно ещё четыре дня, и только тогда минует опасность.
— Почему ты её отправил в подвал? — услышал Бригахбург напряжённый голос Бруно.
— За непослушание, — не стал увиливать от ответа граф. — Хватит об этом!
— Я убью тебя, если она умрёт, — грозно прошипел рыцарь в лицо друга, багровея, хватая того за ворот рубахи на груди, рывком обрушивая его тяжёлое тело на стену у двери.
Герард, схватив Бруно за запястья, рванул их вниз. Послышался треск рвущейся ткани. Он, двинув его под дых, с силой прижал дерзкого командующего к двери:
— Что ты так всполошился? Лучше с Эрной разберись.
Тот, ахнув и согнувшись, жадно хватая воздух широко открытым ртом, резко разогнулся, направляя кулак в скулу сиятельного:
— Не твоё дело. Сам разберусь.
Они сцепились, падая, катаясь по полу.
Бригахбург, оказавшись сверху, выхватил кинжал. Приставив к горлу рыцаря, сплюнув кровавую слюну, процедил:
— Бруно, сейчас в тебе говорит злость. Лучше давай думать, как девчонку спасать. Мне её смерть не нужна.
— Ты её запер в подвале. На ложе тянул? Отказала тебе?
— Заткнись!
— Просил же не трогать. Не нужна она тебе. Только для забавы.
— Бруно, сейчас мы мирно всё обсудим или… убирайся к дьяволу! Я освобожу тебя от договора. Решать тебе, — угрожающие нотки в голосе хозяина обещали, что так и будет.
Командующий решительно одёрнул выбившуюся из-под туники рубаху, успокаиваясь. Уйти и оставить Наташу? Тогда у неё и выбора не будет, кроме как подчиниться графу, давшему ей покровительство.
— Я тебе её не отдам, — тихо сказал он.
— Вот и ладно, — выдохнул его сиятельство.
Терять последнего друга не хотелось, а девчонка сама решит, что и кто для неё важнее. Уступать Бруно он тоже не намерен. Зажав зубами кровоточащую рану на губе, Герард покосился на рыцаря:
— Если мы поймём, зачем хотят убить иноземку, мы найдём того, кто это сделал.
Тот вздохнул, всё ещё тяжело дыша, исподлобья охватывая стать соперника. Он был уверен, что русинка попала в подвал, потому что отказалась возлечь с ним. За что же ещё? Герарду кто-нибудь когда-нибудь отказывал? Бруно усмехнулся своим мыслям. Из девок, желающих попасть на услужение в замок, а вернее — на ложе хозяина, образовалась очередь. Он понимал: пока тот не добьётся своего, от девчонки не отстанет. Отступиться от неё? Не дождётся.
— Её никто здесь не знает. Если только дело не в ней, а в том, что она сделала.
Бригахбург отошёл к окну, сцепив руки за спиной:
— Ты об исцелении Ирмгарда?
— Погоди… Лекарь обмолвился, что твой сын пока не исцелён, — задумался командующий.
— Помню и уже сказал тебе, что мне её смерть не нужна.
— А ведь ты оставил её у старухи одну, без охраны. И к покоям вице-графа тоже надобно приставить охрану.
— Зачем кому-то нужна смерть моего сына? — удивился Герард.
— Месть?
— Всевышний… Кто? За что? Опоздали мы с лекарем. Он бы всё рассказал, — поморщился граф, вспоминая кинжал в груди эскулапа.
— Думай, кому и когда ты дорогу перешёл, — встал Бруно, потирая грудь, чувствуя боль под рёбрами. Всё-таки у друга тяжёлая рука.
— Отправь двух стражников к старухе. Поставь к покоям Ирмгарда одного. Ещё… Пропало украшение русинки, — на удивлённый взор рыцаря кивнул: — То, с каменьями. Снял тот, кто травил её.
— Кроме того, что она русинка, она сказала ещё что-нибудь?
Граф покосился на командующего:
— Она из благородной семьи. Сирота. Жила у приёмных родителей.
— Что? И ты молчал?
— Я сам узнал только вчера.
— И ты её отвёл в подвал? Герард, ты…
— Заткнись, Бруно!
— Что она сказала тебе такого, что ты…
— Бруно!
— Я женюсь на ней! Уже только за то, что она отказала тебе!
— Дьявол!
Командующий успел вовремя захлопнуть за собой дверь. В полотно с силой ударился серебряный кувшин. Упав на пол, громко звякнул, словно жалуясь на небрежное отношение, несколько раз качнулся, показывая вмятину на боку. Замер.
Кива вскочила с кресла, как только хозяин вошёл в покои сына. Она насторожилась, увидев у двери стражника. Да и все эти разговоры по тёмным углам замка о том, что иноземку убили, были необычайно удивительными. Кому понадобилось убивать её? За что? Кива не верила. Злые языки скажут и не такое. Просто та занемогла. А поскольку лекарю его сиятельство больше не доверял, то решили отвезти иноземку к знахарке. Она поможет.
Послеобеденное солнце освещало бледное лицо Ирмгарда.
Вице-граф открыл глаза, всматриваясь в хмурое лицо отца. Тот тяжело опустился на край ложа:
— Разбудил тебя, сын, — сжал в ладонях горячую руку парня.
Роднее его никого нет. И дороже. Он мог потерять сына, если бы не русинка. Герарда терзала мысль, что он виноват перед ней, позволив пойти на поводу своего желания. Поддался необузданному влечению. Такого с ним раньше не было. Не отпускала мысль, что всё, связанное с ней изначально пошло не так. Не хотел признаться, что иноземка сразу привлекла его внимание. Да разве только его? Командующий, воины только и делали, что смотрели на неё. Он тогда злился, желая спрятать её от любопытных вожделеющих взоров. Русичи… Стало понятно её дерзкое и необычное поведение. Дикарка. А мужа своего убила также легко и расчётливо, как того бандита? Бригахбург вздохнул.
Ирмгард смотрел на отца, усталого, задумчивого и такого одинокого. После смерти бабушки довериться вице-графу было некому. А так хотелось, чтобы кто-то выслушал и понял, не требуя ничего взамен, не осуждая за ошибки и прощая нечаянную грубость. От слабости лик отца расплывался. Взамен всплыло лицо той, которую хотелось вновь увидеть, лицо его Ангела с большими грустными глазами, тревожными и зовущими.
— Как ты себя чувствуешь? — сын выглядел гораздо лучше, нежели вчера. Разве теперь его состояние может ухудшиться? Почему? Рана затягивается. Он молод. Его досматривает Кива. Отчего он может умереть? Чего не знает граф, а знает девчонка и знал лекарь? Что их связывало?
Наследник устало качнул головой и закрыл глаза.
Кива, заглядывая в лицо его сиятельства, тихо начала:
— Хозяин, а иноземка…
По тому, как глянул на неё мужчина, поняла: лучше было бы родиться без языка.
Он решительно встал, наклоняясь к больному, касаясь губами лба, осеняя чело крестным знамением:
— Отдыхай, сын, набирайся сил.
Кормилица сердито уставилась на тихо закрывшуюся за хозяином дверь. Пробубнила:
— Вот и узнай у такого хоть что-нибудь. Одним взором убить может.
Юфрозина сидела перед полированной поверхностью серебряного зерца́ла, с недовольством глядя на своё мутное отражение. Когда к ней без стука вошёл Бригахбург, она поспешно встала, опуская глаза, приветствуя его лёгким наклоном головы.
Герард поцеловал ей руку и, как показалось графине, даже не коснулся её губами, вызвав в женщине чувство неясной тревоги. Она ощущала себя неуютно, несмотря на доброжелательное отношение экономки, вынужденной её опекать. Приставленная к ней компаньонка так и не пришла. Поведение мужчины казалось непозволительно вызывающим и весьма недружелюбным. И всё равно он ей нравился. До дрожи, до обморочного состояния.
Она понимала, что своим поведением только разозлила графа, наивно полагая, что может выдвигать условия. Если она изъявит желание покинуть замок и поехать в Италию во владения покойной матери, и Бригахбург не станет её удерживать, то чем это закончится, было понятно уже сейчас. Что она будет делать там одна? В монастыре их учили управляться с домашним хозяйством, но не с землями и рабами. Для этого есть управляющий. Появиться там вместе с мужем — совсем другое дело. Статус замужней женщины дарует защиту и уважение.
Да и как добраться до Италии живой? Нужна охрана. Много охраны. Юфрозина убедилась, что в этих местах путешествовать даже с многочисленной охраной небезопасно. Она едва не лишилась жизни. Эта девка… Надо признать, что она спасла её от насилия, но не от бандитов. Графиня сама сумела сбежать, когда началось сражение. Страх загнал в такие дебри, что только звук рожка помог выбраться. И что бы там ни говорила эта… Кто бы она ни была, Юфрозина сама вышла из леса, только сама.
Нет, обретя в Бригахе покой и возможность ни о чём не заботиться, она не готова покинуть это место. Здесь безопасно. А то, что она графиня — даёт надежду на многое. Её будущий муж серьёзно болен и неизвестно, как сложится всё в скором времени. Нужно терпеливо ждать, быть смирной и послушной, и, конечно, не сердить мужчину, который стоит рядом.
Жестом показав, что она может сесть, его сиятельство заглянул в зерца́ло, встретившись в его глубине с глазами своей будущей родственницы. Ему удалось немного погасить нахлынувшее раздражение, спрятав его за надменным изломом бровей.
— Графиня, скажите, что вам нужно. Я распоряжусь.
Она также смотрела на него сквозь глянцевый блеск серебра.
— Я хочу знать, придёт ли сегодня моя компаньонка.
— Вам придётся некоторое время обходиться без неё, — подавил вздох Бригахбург. Любое напоминание о русинке вызывало тревожное чувство ожидания беды. Прежняя уверенность в её выздоровлении таяла, как хрупкий весенний лёд исчезает под палящими лучами солнца. Хотелось увидеть её, убедиться, что с ней всё в порядке. После разговора с Бруно, он ни о чём другом думать не мог.