Слабый дневной свет лился откуда-то сбоку, указывая на небольшое оконце. Наташа водила пальцем по каменной стене, обрисовывая контур необычной стеновой кладки, думая о том, что было бы неплохо что-нибудь съесть. Мысль не вызвала отторжения. Ей нужны силы, чтобы встать на ноги. Вечером она обязательно немного поест.
С улицы вновь послышался неясный шум и обрывки разговора. Кто-то вошёл в дом, направляясь в её сторону. Она притихла, притворившись спящей. Послышался лёгкий шорох отодвигаемой занавеси.
— Наташа, — склонился над ней Бруно, прислушиваясь, — я слышу — ты не спишь. Сказать хочу… Твой отравитель мёртв. Всё будет хорошо.
Она вздрогнула. Это о ком он сейчас сказал? Они знают, кто её отравил и уже расправились с ним? А допросить додумались? Вот она бы ему построила такие психологические ловушки… Он бы всё рассказал, сам того не заметив.
Командующий сел на скамью.
— Когда ты поправишься, мы с тобой обо всём поговорим, — вздохнул он. — Я смогу защитить тебя. Никого не бойся. У дома выставлена охрана. А сейчас мне пора.
Наклонился над Наташей, прикасаясь к её плечу, чувствуя через простыню жар тела. Чудо, что она выжила. Зная, что вице-графу стало лучше, рыцарь поспешил убедиться, что с ней тоже всё хорошо. Он улыбнулся.
Дверь снова отворилась.
— Бруно? — запнулся приятный девичий голос.
— Эрна? Разве ты не должна быть в замке?
— Я отпросилась к Рухе.
— Ты больна?
— Подстыла немного. Хочу взять у неё трав для лучшего сна.
— Руха ушла в лес. Тебе нужно возвращаться назад?
— Нет. Только поутру.
— Идём.
Всё стихло. Слыша лишь голос собеседницы Бруно, Наташа готова была поклясться, что та сказала неправду. Ей было интересно хоть одним глазком глянуть на обладательницу красивого голоса. И, кажется, сладкоголосая неравнодушна к командующему. Что ж, мужчина он красивый. Девушка коротко вздохнула, подмечая, что ей стало значительно легче дышать и двигаться.
Глава 24
Юфрозина сидела у открытого ларца с украшениями, когда в покои вошёл граф. Взглянув на него, она поспешно встала, намеренно не закрывая крышку ларца — пусть видит её богатства. А посмотреть было на что: старинные женские украшения из золота, серебра и чёрного металла, с камнями и без них; цепи и гарнитуры более тонкой работы с самоцветами и чеканными вставками. Всё смешалось, переплелось.
На его сиятельство обилие украшений, переливающихся всеми цветами радуги, подействовало угнетающе. Он, дивясь их количеству, подумал, что даже в его древнейшем роду у женщин нет столько каменьев и добра, сколько в ларце венгерской графини. Знать бы, каким путём они нажиты. Впрочем, если и есть на них кровь, то в этом его вины нет.
— Графиня, — мужчина немного волновался, — я бы хотел вернуться к нашему прежнему разговору. — Он устроился на скамью у окна, приглашая Юфрозину сесть напротив. Не дождавшись отклика, продолжил: — Поскольку вы не пожелали перенести время свадебного пира, вопрос будет решён иначе.
Женщина замерла в ожидании того единственного решения, на которое она рассчитывала. Бригахбург вскинул подбородок:
— Место моего сына на свадебной церемонии и затем на пиру займёт его доверенное лицо. После пира вас проводят в покои законного супруга.
— Как такое возможно? — отшатнулась графиня от отца жениха. Лицо исказила саркастическая улыбка. — Вы хотите обмануть меня?
— Чем же? — Герард заметил, как она побледнела. — Вся Европа поступает так в — на первый взгляд — безвыходной ситуации. Странно, что вы этого не знаете. Вы общались с его величеством королём Иштваном, вращались в тех кругах. Должны знать о таком необычном способе.
Юфрозина задумалась: граф прав и она общалась с монархом, но… нечасто и недолго. А «вращались» так и вовсе не было. Но об этом Бригахбург не узнает.
Его сиятельство видел её терзания и ожидал любой реакции на свои слова, вплоть до обвинения его в непорядочности.
— Хорошо, — вздохнула графиня, — я готова ждать выздоровления вице-графа.
— Завтра поутру вы навестите его, — смягчился Герард, осторожно взяв её руку, чувствуя дрожь точёных ледяных пальцев.
Юфрозина задержала дыхание, когда он склонился к её руке в длительном благодарном поцелуе. Его ласкающее дыхание коснулось её кожи, прошлось дрожью по телу, лишая разум воли. Когда за мужчиной закрылась дверь, женщина неистово перекрестилась.
— Дьявол-искуситель, — прошептала на выдохе, поглаживая место поцелуя.
Бруно, осадив коня, взлетел на крыльцо замка. Без стука ворвался в хозяйские покои.
Бригахбург лежал на ложе поверх покрывала, уставившись в окно. Сколько всего передумано… Медовуха не помогала. Хмель, затуманив голову, отступил, уступив место досаде. Герард был недоволен собой. Такое случалось редко. Казалось, всё идёт хорошо — сыну лучше. Но его что-то угнетало, грызло изнутри, отравляя разум и наполняя горечью душу. Он снова думал об иноземке. Именно эти настойчивые мысли не давали ему сосредоточиться ни на чём другом. Он не мог объяснить себе, почему встречи с ней стали ему нужны, почему его так влечёт к ней? Девчонка волновала. Безудержное желание будоражило кровь, как хорошее крепкое вино. Он хотел видеть Птаху, касаться её, вдыхать её сладкий возбуждающий запах. Он хотел её.
Граф недовольно обернулся на шум распахнувшейся двери, садясь.
С неожиданной прытью на него с кулаками набросился командующий. Но Герард, увернувшись от удара, завалил его на ложе, подминая под себя:
— Ты что, как с цепи сорвался? Мои псы спокойнее будут.
Дух крепкой медовухи забил лёгкие Бруно. Он выругался, пытаясь вывернуться из-под тяжести навалившегося на него тела:
— Празднуешь? Пусти меня.
Однако Бригахбург, заломив рыцарю руку за спину и находясь в более выгодном положении, отпускать его не спешил.
— Сначала пообещай, что не будешь делать глупостей, — надавил на его плечо, усиливая хватку.
— Не буду, — рыкнул друг, сверкая глазами на обидчика.
— Ну вот, — отпустил его граф, — а теперь излагай. Будешь? — кивнул на кувшин с медовухой.
Бруно, потирая травмированную руку, ответил согласием.
Подтянув к кровати столик с подносом, выпили. Молча. По очереди из единственного кубка. Закусив холодным цыплёнком, обжигая друг друга неприязненными взорами, повторили.
— Что случилось? — выдохнул его сиятельство самодовольно, тыкая в серебряное блюдо кинжалом, пытаясь нанизать на его конец тонкий ломтик мясного рулета.
Рыцарь, наблюдая за его действиями, парировал:
— Я был у знахарки, — освободив свой кинжал от оков ножен, он ткнул им в продырявленный графом ломтик, игнорируя другие нарезанные ломтики. После ночного дозора ему не удалось поесть, и теперь он быстро пьянел. Глаза закрывались от усталости.
— И что? — насторожился Герард и, отстранив руку соперника, подхватил «спорный» кусочек рулета пальцами, отправляя в рот.
Проследив за действием хозяина, командующий облизал сухие губы, вытирая их широким рукавом рубашки:
— Ты сволочь.
— Даже так, — тряхнул головой сиятельный, упираясь тяжёлым взглядом в Бруно. Хмель глухим рокотом ударил в голову. — И что же тебе не понравилось?
— Она там одна, в грязи, намазана какой-то дрянью, а твой сын… — качнулся рыцарь в сторону.
— Я видел. Зачем ты мне это говоришь? — недоумение отразилось на лице графа.
Внезапно Бруно схватил Бригахбурга за грудки:
— Её нужно привезти сюда.
Тот, спокойно отцепив пальцы задиры от своей рубахи, аккуратно расправил её на груди.
— Не нужно. Ей там спокойнее. Эк тебя проняло. Ведьма и тебя… окрутила, — усмехнулся он, чувствуя закипающую в груди злость.
— Окрутила… ведьма, — командующий, положив кусочек мяса на хлеб, остановил на полпути движение руки ко рту. — Подожди, а почему ведьма?
— Глаза ведьмовские, — Герард наблюдал, как кусочек мяса соскальзывает с хлеба на пол.
— Да, глаза… — рыцарь, откусив от хлеба, жевал, даже не заметив, что чего-то не хватает. — Наливай… — Изрядно хлебнув из кубка, он продолжил заплетающимся языком: — Погибельные.
— Точно, — кивнул граф, отнимая кубок у друга. Допил, морщась: — А ты говоришь — её нужно сюда. — Он попытался встать, оседая назад, задевая поднос. Тот накренился, но Бруно успел прижать его к столешнице, уставившись на хозяина: — Чёрт.
— Дьявол, — вытер жирные губы его сиятельство, пытаясь приподняться, цепляясь за плечо рыцаря, который перехватил его руку, поддерживая.
Оба опрокинулись на ложе, хватаясь за пыльный балдахин, как утопающий хватается за соломинку. Перекладина, не выдержав нагрузки, соскочила с жутким грохотом, падая на их головы. Послышалась ругань, возня и пьяные выкрики.
— Ну, что, цел? — чихнул Бригахбург.
— Наверное.
— Ну, ладно, — раздалось едва слышно.
Через мгновение тишину покоя нарушили невнятное мычание, храп и громкое посапывание.
— Госпожа, — Кэйти тронула Наташу за плечо, убеждаясь, что та не спит, — я всё время боюсь, что вы преставитесь. — Она, отдёрнув занавес, задвигала корзиной по скамье, выкладывая бельё и принесенные продукты. Запахло жареным мясом, луком, свежеиспечённым хлебом, сдобной выпечкой.
Девушка повернулась, упершись взглядом в открытую дверь. Последние сполохи солнца освещали хорошо утоптанную тропу к дому. Ведунья пользовалась популярностью. «Не зарастает к ней народная тропа», — улыбнулась Наташа. Сколько женщин приходило сегодня? Она слышала двух.
— Мама вам тут супчика прислала куриного. Есть будете? — не дождавшись ответа, девочка заговорила дальше: — Варила для молодого господина и для вас. Сейчас печь затоплю и согрею его.
Повязав принесённый с собой передник, Кэйти оглянулась на госпожу:
— А в замке страсти такие творятся, — в её голосе проступили заговорщицкие нотки. — Лекаря убили. Хозяин запер его в подвале, а там его и… Прямо в сердце кинжалом. По замку бродит неупокоенный дух. Это госпожа Леова, я знаю. Вот если она приходит — знай, что кто-то преставится, — перекрестилась служанка.