– Левее, – подсказала я, не удержавшись, когда заметила, что Алексей уже довольно долгое время не может найти боеприпасы. Я-то прекрасно помнила, как глубоко их спрятали разрабы.
– Не понял, – пробасил Алексей, не оборачиваясь, но я все равно представила, как у него брови сошлись над переносицей. – Это Вы ко мне обращались?
– К тебе, к тебе, – заверила я добродушно. – Гранаты к подствольнику, которые ты ищешь, – левее, за разрывными баками. Сломай коробки и найдешь.
Геймер молча последовал моему совету. Я слышала, как он сопит. А после случилось то, чего я совсем не ожидала. Алексей поставил на паузу и развернулся ко мне полностью на своем вращающемся кресле. В лице его, ясном, с правильными чертами и темной щетиной, читалось подозрение и недоверие. Брови нахмурены именно так, как я себе представляла, а губы сжаты так, что полоса рта напоминает острое прямое лезвие; с маленькой горбинкой нос, а глаза – цвета необыкновенного. Просто голубыми их не назовешь, они какие-то молочно-голубые: не яркие, как небесная лазурь, а матовые, пастельные, будто эту самую лазурь взяли и взбили миксером вместе с белоснежными облаками. Цвет его глаз поразил меня даже больше, чем сутулая фигура, ранее скрытая спинкой кресла, и потому оказавшаяся вовсе не такой, как я ее себе представляла, и потому у меня немножко приоткрылся рот.
Обычные геймеры от малоподвижного образа жизни покрываются слоем жира, а в данном случае этим и не пахло. Подростковая угловатость, вытянутость, длинные руки и ноги. Я вдруг поняла, что если он встанет со своего кресла, то будет настоящий Дядя Степа-великан. Только отросшая щетина и красные глаза говорили о том, что этот человек долго сидит у монитора. Когда я опомнилась, понимая, что нельзя так открыто рассматривать человека, с которым даже не знаком, то заметила, что Алексей смутился. Он словно ожидал увидеть здесь кого-то другого.
– Я Вера, – улыбнулась я. Чувствовалось, что говорить надо таким тоном, каким говорят, когда боятся спугнуть робкое и пугливое животное.
Алексей зарделся. Даже кожа под щетиной, кажется, покраснела. Оттопыренное из-под наушника ухо вообще стало пунцовым.
– Я знакомая твоего брата, – продолжала я неуверенно. – Сегодня утром мы…
– Помню, – прервал Алексей и прочистил горло. – Я Леха, – взгляд его изменился. – Откуда знала про гранаты? – этот вопрос, судя по голосу и по глазам, интересовал его сейчас больше всего на свете.
Но я не успела ответить, хотя мне и не хотелось особо хвастаться. Парень, по ходу, и так был довольно шокирован. Теперь стало ясно, что он – младший брат, а Сергей – старше. В этом не осталось сомнений.
– Смотрю, вы уже познакомились, – бодро ворвался в комнату Сергей. – Леха, ну ты как всегда! чего сидишь истуканом, хотя бы чаю гостье предложил…
– Да мы буквально парой слов успели перекинуться, – оправдывала я бедного Леху, на которого вдруг обрушилось столько потрясений. Парень недоумевающе молчал, глядя то на меня, то на старшего брата. Я прекрасно понимала его чувства: с самого утра в его искусственно созданном уютном маленьком мирке, где есть только он и его компьютер, начинают шастать люди, постоянно отвлекая его от самого главного дела и постоянно что-то требуя. И как на такое реагировать? Не квартира, а проходной двор.
– Ну что, пойдемте чай пить? Леха, пошли с нами, я вас хоть познакомлю, – с надеждой в голосе предложил Сергей, положив руку на плечо брата.
Алексей, не говоря ни слова, смахнул ее, погрустнел и развернулся к монитору, одновременно снимая игру с паузы и погружаясь с головой в свой мир. У меня сжалось сердце от этого зрелища. Как неловко, как печально, и как все это уже непоправимо… Я опустила глаза. Алексей перестал нас замечать, но мне все равно было стыдно посмотреть на Сергея. Как будто я стала свидетелем чего-то, что видеть мне не положено. Значит, вот такие у них отношения, подумала я с горечью. Как грустно. И как жаль Леху. По глазам ведь видно – отличный парень, вот только…
Сергей с поникшим видом вывел меня из комнаты. Я взяла его за руку и остановила.
– Почему он стал таким? – шепотом спросила я его.
Сергей тяжело вздохнул и отвел глаза.
– Идем на кухню. Всё расскажу. Это… долгая история.
XX
. Ключик
На оранжевой скатерти в крупный подсолнух Сергей выставил две небольшие чашки, потрескавшиеся и очень старые, вазочку с сахаром, заварочный чайник с ситечком и электрический, снятый с нагревательного элемента и полный кипятка. Я поняла, что короткой беседой здесь уже не обойдешься. На душе стало как-то гнилостно. Я знала, что сейчас услышу историю, от которой у меня будет долго болеть сердце.
– Присаживайся, – радушно предложил Сергей и стал наливать чай. Мне стало понятно, что я больше не хочу обращаться к нему на «вы».
– Спасибо, – я глотнула горячего чая. Безупречно. То, что надо с мороза.
– Вера, может…
– На «ты»? – предложила я с грустной улыбкой.
– Да, – закивал он задумчиво. – Я уже даже не удивляюсь, что ты меня так легко понимаешь. С каждой минутой я все больше убеждаюсь в том, что нам предстоит сыграть роль в жизнях друг друга.
– Меня тоже не оставляет это предчувствие. Ну, Сергей, рассказывай. Все, да по порядку.
Отхлебнув чая, он начал рассказывать. В тот день мы с ним выпили много чая. Напиток успевал остывать в кружках, порой мы вообще о нем забывали, приходилось заново кипятить воду.
Складывалась вот какая история. Сергей и Алексей Громовы – родные братья. Чем-то неуловимым они и правда схожи, подумалось мне. Но чем – трудно сказать, уж слишком по характеру разные. Как я и предполагала, Сергей старше Алексея с разницей в шесть лет. Сергею – двадцать восемь, следовательно, младшему брату – двадцать два года. Первый работает старшим инженером в строительной компании «Домос», о которой даже я краем уха слышала. Второй – безработный с высшим образованием по профессии геолог.
Когда Алексей еще только оканчивал школу, в их семье произошло большое горе – погибли родители. Самолет, на котором они полетели в командировку в Самару на два дня, потерпел крушение. Выжили несколько человек, Сергей уже не помнит, сколько конкретно, но точно помнит, что среди них был один пилот. Младшему на тот момент было семнадцать лет, старшему – двадцать три. Собственно, с момента трагедии прошло пять лет с копейками. Сергей тогда уже работал и мог обеспечивать и себя, и брата, тем более, Алексею год оставался до совершеннолетия, поэтому об интернате речи не велось. У меня слезы навернулись на глаза, когда Сергей стал рассказывать, как им тяжело приходилось первый год. Вдвоем. Только вдвоем. И больше – никого. И никто не поможет, ни материально, ни морально.
Громов-старший приносил заработок и практически тащил все на себе. Ему потребовалось два года, чтобы окончательно смириться с утратой и взять себя в руки. С Громовым-младшим все обстояло гораздо, гораздо хуже. Потеряв родителей, к которым был очень привязан, как и любой младший ребенок, Алексей стал совсем другим человеком. «Его просто взяли и подменили, – сказал Сергей, протирая увлажнившиеся глаза. – Я точно уверен, что его подменили». Замкнулся в себе, стал говорить не больше десяти слов в день, впал в глубокую депрессию, в общем, полный букет.
«Раньше у него была куча друзей, в школе он был душой компании, все учителя его любили как родного сына, – горько поведал Сергей. – Но эта авиакатастрофа… перевернула все с ног на голову. Я многое пытался сделать. Я хотел все изменить. Я хотел вернуть его, но…»
Но все было тщетно. Алексей не желал принимать реальность такой, какая она есть, и поэтому стал жить в той реальности, которая ему больше нравилась – компьютерных игр. Она отвлекала его от действительного порядка вещей. Отношения между братьями вконец испортились и так и не восстановились до сих пор. После школы Алексей поступил на геологический факультет, потому что этого когда-то хотели покойные родители. Сам же парень со школьной скамьи мечтал поступить на факультет информатики, хотя, по словам Сергея, никогда в этом особо не разбирался. Или просто не показывал, что разбирается, подумалось мне мимолетом. В общем, с горем пополам выучился на геолога и сидит второй год без работы. Шел учиться лишь в память о родителях, но не по собственному желанию. Переучиваться поздно, надо работать. Но и работать он не идет.
– Откуда же он берет деньги на проживание?
– Вот и я пытался узнать, – весь подобравшись, зашептал Сергей, но недоговорил и только развел руками.
– Как это? – не поняла я и на всякий случай глянула на дверь. Там никого не было.
– А не признается он, видишь ли. Сидит вроде дома, а деньги откуда-то есть. Наверное, через интернет что-то проворачивает. Хотя я ни разу не видел, чтобы он занимался чем-то, кроме видеоигр.
– Ничего не понимаю.
Сергей раздраженно махнул рукой. За окном пошел пушистый снег, ветер успокоился. Мы помолчали.
– Чтобы он нормально питался, я тоже не видел. Вон, как похудел, ключицы торчат. А был когда-то крупным, поджарым, девушки глаз не могли отвести. Но ты же понимаешь, я уже ничего не могу изменить… Никак не могу повлиять. Я несколько лет пытался, даже должность ему у нас выбивал, но он стал относиться ко мне, как к чужому человеку, хотя и видел, что я приношу деньги, я работаю сутками… что я себя не жалею ради него. Но перестал меня к себе подпускать. Плотно закрылся. И так – до сих пор. Завис где-то в своих мирах. Ни друзей, ни девушки, ни работы, ни нормальной жизни.
Сергей замолчал и принялся пить остывший чай, глядя вникуда отстраненным взглядом. Я сидела, закрывая мокрое от слез лицо ладонями. Мне было нестерпимо жаль Леху, ставшего вдруг таким родным и нуждающимся в помощи. Сергей неожиданно повернулся на меня, но, увидев слезы, успокаивать не стал, лишь сказал:
– Думаешь, мне не жаль? Я пять лет в таком состоянии живу, как ты сейчас. Хуже всего то, что когда пытаешься узнать, как у него дела, ничего ли ему не надо – смотрит, как на врага, и огрызается, что это не мое дело.