Но тут Громов подал голос, не оборачиваясь:
– Добрый вечер, дорогие подписчики, с вами снова Горбач, и сегодня мы продолжаем проходить чертов мод «Silent Hill: Alchemilla», от которого у меня бомбит с первой серии.
Я думала, меня разорвет на части. Чтобы не закричать, пришлось залепить рот обеими руками. Я узнала этот голос, который слышала уже сотни раз из динамика компьютера, но не узнала в реальной жизни.
– Да чтоб меня черти разодрали… – только и вырвалось у меня, пока я медленно подходила к монитору и вглядывалась в экран. – Мой канал, – начала я читать дрожащим голосом четко проступающие буквы и цифры, – «Горбач Let`s Play!»… пятьсот сорок пять тысяч подписчиков…
Все же я не удержалась и завизжала, кинувшись на ошалевшего от визга Леху, уже безо всякой сдержанности или стратегии. Кресло едва выдержало мой бросок, натужно и надтреснуто заскрипело и вернулось в прежнее положение. Я обнимала Леху, щипала, кричала, трепала его за нечесаные волосы. Он очумело глядел на меня, пытаясь улыбаться, но был слишком ошеломлен тем смерчем, который вызвал во мне.
– Ах вот он какой! Матерь божья! Да я же только что накормила отбивными самого Горбача! Да быть того не может! Не верю своим глазам, Леха!
Громов снова засмущался, особенно когда обнаружил, что я чуть ли не запрыгнула на него, и ему приходится придерживать меня за талию, чтобы я не свалилась на пол. Меня же это вовсе не смущало – я находилась в таком состоянии, когда не обращаешь внимания на подобные пустяки. Я сращивала назревшие вопросы со вдруг появившимися ответами, и стало ясно, откуда у Лехи берутся деньги на проживание, почему он так неустанно занимается компьютерными играми и не отходит от компа, и почему, как только понял, что я действительно многое знаю из игрового мира, подпустил меня к себе. Да Сергей же его совсем не знает! Он совершенно не знает ничегошеньки о родном брате, ведущем двойную жизнь!
– Ты только это… Брату ничего не рассказывай, ладно? – робко попросил Леха, будто прочел мои мысли.
Я слезла с него и восторженно-клятвенно произнесла:
– Как пожелаете, сударь, на все ваша воля!
Когда я немного успокоилась, мы перебрались на кухню и обсудили кое-что еще, пока я перемывала горы грязной посуды, а Леха вызвался вдруг насухо протирать ее полотенцем. Темой нашей беседы стали отношения между Сергеем и пресловутой Юлей, которые пока что оставались для меня мертвой зоной.
Оказалось, Громов-старший встречается со своей невестой уже более года, два месяца назад она согласилась жить с ним вместе. Почти сразу «этот придурок притащил свою неженку сюда», то есть на квартиру, которая осталась братьям после гибели родителей, но долго это житье-бытье втроем не продолжалось, да и продолжаться не могло изначально: Юля была недовольна тем, что Леха якобы постоянно мешается, хотя он сидел в своей комнате двадцать три часа в сутки и почти не издавал никаких звуков. Тогда Сергей, привыкший исполнять все желания дамы своего сердца, стал снимать отдельную квартиру, а эту оставил Лехе, чем, кстати, самого Леху даже обидел. И дело тут вот в чем: Громову-младшему не нравилось, что старший брат продолжает относиться к нему, как к маленькому, вечно лезет со своей заботой, пытается разговаривать с ним на отвлеченные темы, словно чужой человек, а теперь вот еще и квартиру ему оставил, проявив «барскую щедрость». Я стала убеждать Леху, что Сергей сделал это не из желания показать свое превосходство, а из искренней любви и привязанности к брату, из желания заботиться о том, за кого с детства привык нести ответственность, но Леха лишь рукой махнул, недовольно выгнув уголок рта. Тогда я чуть не проговорилась о том, что знаю про катастрофу и про родителей, чтобы убедить его в благих намерениях старшего брата, но сдержалась.
Рано пока, рано об этом с ним говорить… Все идет слишком гладко, не хочется ставить на всем крест одним неприятным воспоминанием. Я решила, что сама об этом не стану и заикаться, пусть первый заговорит, когда будет готов поделиться. И тогда уж я приложу все усилия, чтобы вернуть ему тягу к жизни. А пока придется обходить эту тему стороной и фильтровать свои вопросы, заранее проверяя их на способность хотя бы косвенно привести беседу в ненужное русло. Что ж, постараемся с этим справиться. Будем лавировать.
В восемь часов вечера я засобиралась домой. Леха поглядел на меня так, как будто мы прощались навсегда, и вдруг, когда я уже стояла на пороге, звучно залепил себе по лбу ладонью.
– Вот оле-е-ень, – воскликнул он с досадой, – постой, я оденусь. Провожу тебя, – и он убежал к себе в комнату и через минуту вернулся в большой синей куртке, смешной шапке и обмотанный шарфиком с бубенчиками.
– Я готов, – отчитался он, вытянув руки по швам, как военный.
– Куртка не маловата? – я приподняла бровь, наблюдая, как этот мешок, в котором могут поместиться три Алексея Громова, болтается на его теле.
– В самый раз, – подыграл он. Мы вышли в подъезд. – На самом деле, после того как я резко похудел, я не покупал себе новую одежду.
– Кстати, а почему ты не замыкаешь двери? – спохватилась я, вспомнив вопрос, с которым я сегодня ступила в эту квартиру.
– Да так… Просто лень подниматься. Я-то сам наружу редко выхожу. Но даже когда выхожу – просто забываю. Да и кому оно надо – в мою квартиру лезть. В ней почти ничего ценного.
– Ну сейчас-то хоть закрой.
Леха заколебался, проверяя карманы, затем с победной улыбкой извлек ключ с брелоком в виде маленькой белочки. Я начала злорадно хихикать.
– С прошлой зимы лежал он в этом кармане, и вот – настал его час… А ты чего смеешься?
– Да поверить не могу, – мы спускались по лестнице, он – впереди, я – за ним, – что ты – Горбач. Шарф этот дурацкий, огромная куртка, смешной брелок… – эхо моего голоса гулко гуляло по замерзшим стенам, покрытым серебрящимся инеем.
– Ну… – Леха пожал плечами, о чем я скорее догадалась по выражению его лица, чем по движениям – куртка скрывала всю его фигуру, делала необъятной.
Я покачала головой и ничего не сказала. Скоро область моего мозга, отвечающая за удивление, если такая имеется, потребует заслуженный отпуск и премию за переработки. По дороге к дому мы немного потрещали об игровых новинках, жанрах и прочей атрибутике геймерского интереса. Игры нам нравились кардинально разные, но во многом относительно теории взгляды сходились.
Стоило мне остановиться и сказать, что живу я вот здесь, у Лехи сделалось скорбное лицо. Он вдруг подался вперед и крепко меня обнял. Это была благодарность. Искренняя, от чистого сердца, на какую способен только ребенок. От умиления у меня сжались губы и защипало в носу. Леха держал меня за плечи.
– Вера, ты же придешь еще раз? – спросил он, наклоняясь, чтобы увидеть мое лицо.
– Конечно, Лех, – заверила я, тоже положив руки ему на предплечья.
– Хочешь, я буду встречать тебя и провожать?
– Только провожать, пожалуй. Надо же как-то тебя из квартиры вытаскивать.
– Да… – протянул он. – А я и не знал совсем, что на улице снег… И дышится так свободно. Свежо, – Леха прикрыл глаза, закинул голову назад и сделал глубокий вдох.
– Это вдох новой жизни, – уверила я его. – Скоро все изменится. Все изменится…
Леха горестно покивал, даже не уточняя, что именно я имела в виду.
– Ну, я пошел, – отпустив меня, он похлопал себя по куртке и робко улыбнулся.
– Давай, топай, Горбач, – съязвила я.
– Кстати! – весело крикнул он, отойдя уже метров на пять и скрипуче развернувшись на мерзлом снеге, – сегодня будет новый выпуск!
– Будем смотреть, – крикнула я и скрылась в подъезде.
Таня встречала меня на пороге. Выражение лица – просто квинтэссенция хитрости и коварства.
– Ну что-о, как дела-а? – спросила она с намеком.
Я широко улыбнулась, сбрасывая с плеч пальто.
– Сегодня выйдет новый выпуск у Горбача.
Она нахмурилась и прикусила верхнюю губу:
– Откуда ты знаешь?
– Галочка, ты щас умрешь, – процитировала я с предвкушением.
XXIII
. Бойня
Несколько дней спустя выпало очень много снега. Леха провожал меня домой, и нам приходилось местами прорывать себе дорогу. Там, где осадки убрать не удосужились или не успели, мы проваливались по колено. Но большую часть пути приходилось пробираться по тесному узенькому туннелю, вырытому в белой мерцающей толще. Слева и справа этой импровизированной тропинки сугробы возвышались почти по пояс.
Проход был слишком узким, чтобы идти в нем вдвоем плечо к плечу, поэтому Леха шел первым, спиной вперед, а лицом ко мне, чтобы мы могли разговаривать и слышать друг друга. Абсолютно не видя дорогу, он иногда спотыкался, поскальзывался и нередко падал прямо в снежные перила. Превозмогая хохот, я помогала ему подняться, потому что самостоятельно выбраться из плена было почти невозможно, а Леха в своей гигантской куртке, стесняющей движения, и подавно был не способен так изловчиться. Но когда он поднимался, мы уже смеялись вместе, выгребая снег из его карманов и капюшона.
Всю дорогу мы говорили о новом инди-хорроре, который анонсировали вчера, и на который Леха жаждал записать прохождение. Трейлер понравился нам обоим, что странно, и мы договорились, что я обязательно буду рядом, когда он впервые запустит игру на своем компьютере. Мне не терпелось стать свидетелем летсплея самого Горбача воочию, и когда я восторженно говорила об этом, Леха смущенно потирал замерзший на морозе нос.
– А почему именно Горбач? – спросила я, вспомнив вопрос, заинтересовавший меня еще когда я только подписалась на его канал.
– Ну, – замялся Леха и неосторожно оступился, продолжая шагать спиной вперед с руками в карманах, – есть несколько причин. Во-первых, из-за своего роста я сильно сутулюсь. Когда я учился в университете, один остряк заметил это и стал окликать меня не иначе как «горбатый». А во-вторых, что еще глубже, наш препод по истории как-то заметила, что я похож на молодого Горбачева.