Не выдержав напряжения, Леони отошла в сторону, оставив Иллая выводить на затянутых льдом валунах непонятные символы, с помощью которых они смогут перенестись в Город Материи и продолжить путь. Пристроившись подальше от заросшей сосульками стены, чтобы не стать их случайной жертвой, она свернулась в комочек, поджав к груди ноги, и, согревшись пульсирующим внутри огнем, уснула.
Снилось ядовито-желтое поле, усеянное цветами, и букашки, забивающиеся в широкие штанины, заправленные в длинные полосатые гольфы. Она не видела себя – только руки, вцепившиеся в руль велосипеда, украшенный сплетенными ею же из бисера нитями, болтающимися в разные стороны от малейшего движения. Она ехала сначала медленно, но каждую секунду набирала темп, и из-под колес выпрыгивала земля.
Леони мчалась с бешеной скоростью вниз, и длинные стебли цветов и травы били по усыпанным веснушками щекам, лезли в глаза, мешали посмотреть вперед. Она пыталась закричать, раскрывая рот до боли в челюсти, которая, казалось, вот-вот сломается, разлетевшись на кусочки, но не могла выдавить из себя ни звука.
Поле закончилось резко, словно сменили слайды диафильма. Перед глазами выросли охваченные огнем деревья. Они стонали, трещали, молотили в воздухе полыхающими ветвями, но не могли не поддаться разбушевавшейся стихии.
И тут из самого сердца донесся нечеловеческий вопль. Леони замерла – и бросилась вперед. Она не чувствовала жара огня, она сама была огнем, молнией, вспышкой. Уже через мгновение она увидела высокое кострище с торчащим в небо столбом, к которому была привязана женщина в темно-красном, сочащемся кровью плаще. Ее лицо было скрыто капюшоном, а ноги – обуглены до костей. Огонь поднимался выше и выше, не оставляя шанса на спасение.
Леони опустила взгляд и с удивлением посмотрела на руки: тонкие, худые, они были объяты пламенем, и языки этого пламени тянулись наперегонки вперед, разъедая незнакомку.
Ее выкинуло из сна резко, неожиданно. Оглядевшись вокруг, Леони не сразу поняла, где находится, пока не почувствовала разъедающий, несмотря на внутренний огонь, холод.
– Кажется, я уснула, – виновато пробормотала она, увидев возле себя Софи. Та сидела рядом и дрожала, уставившись в пустоту.
– Н-ничего, – улыбнулась через силу Софи. – Видишь, твой-то как старается…
– А где Ли? И сколько уже прошло? – нахмурилась Леони, проигнорировав слово «твой».
– Ли куда-то убежала. Прошла пара минут. Т-ты отключилась н-ненадолго.
А казалось, прошла целая вечность.
Перед глазами еще стояли размытые кадры из сна. Кто эта женщина? Она ее знает? Или это лишь образ… Но кого она привязала к столбу, чтобы так бесчеловечно сжечь, как раньше казнили ведьм?
Леони украдкой посмотрела на приунывшую жницу. Так хотелось поделиться хоть с кем-нибудь тем, что терзало и глодало с того момента, когда в пламени Священного Огня открылась тайна ее рождения.
Внезапно в голову пришла шальная мысль: что, если женщина на костре – ее мать? Но лица она никогда не видела… Да и разглядеть не смогла из-за нависающего капюшона. Но Софи! Она жила тут всю жизнь – должна знать!
– Скажи, ты знала Главную Хранительницу Огня? – боясь передумать, спросила Леони.
– Знала? – ухмыльнулась Софи и вздрогнула от налетевшего порыва ветра. – Лично нет, конечно. А так – видела. И… кое-что слышала. Но болтают всякое – не стоит верить слухам.
– Что? Ты о чем? – нахмурилась Леони и внутренне подобралась, словно готовясь к прыжку.
– Ну… – протянула жница и покосилась на подругу. – А почему ты спрашиваешь?
– Я подумала, что должна знать, кого собираюсь спасти… Возможно, ценой собственной жизни. И… Иллай сказал, что, возможно, я ее дочь.
– Что? – засмеялась Софи, но вдруг смех оборвался, лицо накрыла тень беспокойства. – Об этом надо было думать раньше. Или не думать вообще. Тем более что спасаешь ты не ее – а целый мир.
– Вообще-то, у меня есть выбор! – возразила Леони и тут же осеклась – не стоит делиться этим с кем бы то ни было… Но как удержаться?
– Например?
– Иллай сказал, что… я сама могу стать Главной Хранительницей. Если… Если я и правда ее дочь – все, что было нужно, это вернуть силу. Ведь так? Значит, я могу претендовать на…
– Ты? – прищурилась Софи, критически осматривая чуть вздернутый нос, кукольные губы, разлетевшиеся по щекам веснушки, зачесанные кое-как за оттопыренные уши мокрые волосы и тщедушное, нескладное тело. – Оно тебе надо?
– Что? В смысле? – удивилась Леони.
– Сама подумай – это ж такая ответственность. Плюс, смотри, что сделали с нынешней… точнее, с прошлой Главной Хранительницей. Это может быть даже опасно.
Софи права – чертовски права! – но признать это значило бы навсегда отвергнуть мысль о том, что когда-нибудь и сама Леони будет что-то стоить. Хотя бы чуть больше, чем простая сирота, которой не нашлось места ни в одной семье и, похоже, нет места ни в одном из миров.
– У нас будет амулет, – напомнила она. – Он поможет.
– Ладно, дело твое, – через силу улыбнулась Софи посиневшими от холода губами. Было видно, что еще чуть-чуть – и девушка не выдержит, провалится в сон, из которого уже не выберется никогда.
Леони подползла ближе, обхватила руками озябшие плечи, стянутые мокрым и уже заледеневшим темно-бирюзовым от воды платьем. Тепла едва хватало ей самой, но сейчас оно было нужнее этой странной, до сих пор остающейся загадкой девушке.
– Только не спи, – прошептала она. – Хорошо?
– А ты со мной говори, – уже смелее улыбнулась Софи, пряча руки под мышками и прикрывая глаза – всего лишь на секундочку.
– Ладно, – засмеялась Леони. – Что рассказать?
– Расскажи про детство.
– А ты обещаешь, что расскажешь о… Хранительнице? То, что знаешь?
Софи коротко кивнула – слишком быстро, чтобы поверить, что она сдержит слово. Но мысли Леони уже переключились на прошлое, и ее охватило чувство облегчения, какое бывает только тогда, когда вдруг говорят, что ничего из твоих затей не получится, и перестаешь переживать и присутствуешь в настоящем моменте пока хватает сил. Потом приходит новая мечта, увлекает за собой, обещает золотые горы. Но, как и все другие несбыточные желания, остается лишь стрелой, выпущенной в сердце – как ни старайся, вытаскивать ее невыносимо больно, зато потом накрывает то долгожданное облегчение.
Леони говорила, не понимая, что несет. Она зачем-то старалась приукрасить и без того прекрасные моменты – и окончательно очерняла тех, кто оставил в ее жизни темные вонючие пятна, въевшиеся в память. И все время не отводила взгляд от Иллая, который продолжал вычерчивать на льду магические символы, то и дело останавливаясь, чтобы погреть руки остывающим дыханием. Он тоже иногда посматривал на них, словно желал удостовериться, что за ним наблюдают – как будто взгляды могли ускорить время или остановить, или дать хоть намек, куда двигаться дальше, если вдруг потерял намеченный путь.
Леони рассказывала обо всем, промолчала только о времени, когда торопилась в мастерскую Этьена Ле Гро, предвкушая поджаренные тосты и чуть заветренный паштет. И кислое варенье из яблок.
Непонятно, зачем это скрывать. То ли слишком теплыми были воспоминания, что хотелось оставить те моменты только для них двоих, не делиться с другими, оберегать и откусывать по кусочку, наслаждаясь вновь и вновь самыми спокойными днями жизни. Возможно, когда-нибудь она будет так же вспоминать и эти дни – ледяные пещеры и чудовищные пожарища. Не потому, что они были неимоверно трудны, а потому, что удалось все преодолеть. Так бывает: самые сложные моменты всегда хочется смаковать еще и еще, испытывая такое вожделенное чувство облегчения, что все закончилось и никогда не повторится вновь.
– Готово! – крикнул Иллай, и его голос потонул в раскатах грохота, доносящегося сверху.
Леони подскочила с места, Софи от неожиданности не успела удержать равновесие и упала на глыбу льда, больно ударившись правым виском – потекла тягучая, чуть переливающаяся в голубом свете, сочащемся из-под ледяного покрова, кровь, окрашивая в красный полупрозрачный бесцветный мир.
– Эй, ты чего? – засуетилась вокруг нее Леони, но Софи лишь помотала головой, давая понять, что все нормально, и неуверенно, чуть пошатываясь, подошла к Иллаю.
– Давай, что надо делать? Говори!
– Успокойся, – схватил ее за плечи Иллай и отвел чуть в сторону, чтобы девушка не смазала с таким трудом вырисованные символы.
– Эй! Что это? – вдруг ниоткуда появилась Лираэлла и уставилась вверх.
Голубой, преломляющийся о толщу льда свет потускнел, и через секунду, грохоча, на них обрушилась снежная лавина.
Ледяной свод едва держался. Слышался треск, скрип, протяжный вой. Со всех сторон обваливались кусочки льда и катились по валунам, булькали с размаху в темную, успевшую подернуться тонкой наледью воду. Несколько сосулек, едва держащихся за замерзшие стены, рухнули вниз, раздавив под своей массой надежду выбраться отсюда – магические символы, едва начав мерцать тонким желтым светом, смазались. Путь к отступлению отрезан.
– Черт побери! – взревел Иллай и в бешенстве ударил в ледяную стену – стена задрожала, затрещал и без того ненадежный свод.
– Прекрати! – взвилась Софи, испуганными глазами ища место, куда бы спрятаться, но идти было некуда.
По стенам не забраться: отвесный лед, за который невозможно зацепиться голыми руками, был лучшим стражником разбушевавшейся и застывшей в своем неистовстве стихии воды. Прохода дальше не было – Лираэлла облазила все вокруг, пока Иллай был занят символами. Один вариант – нырнуть на дно озера и надеяться, что и тут найдется тайный портал, который перенесет в другую Комнату.
– Надо убираться отсюда, – прошептала Леони, оглядывая готовый в любую минуту обрушиться свод. – Огонь добрался и до этой Комнаты – она умирает! Потолок… долго не протянет… Иллай, успеешь нарисовать снова?
– Снова? – прошипел молодой человек, пиная попавшийся под ногу обломок льда. – Да тут все сыпется, все… Я не смогу!