– Я не убегаю! – теряя терпение, говорю я. Как надоело убеждать в этом каждого! Неужели они не понимают, что я не знаю, как жить в этом городе. – Я поступил в университет Лозанны, буду учиться там. Рафаэль, я просто решил пожить в другом месте. К чему этот разговор?
– У меня ощущение, что ты наказываешь себя, – задумчиво бормочет кузен.
– Будто я не заслужил наказания! Я помню твой взгляд. Ты посмотрел на меня тогда с таким укором. Да, ничего не сказал, но мне хватило немого упрека.
– Это было связано не с тобой! Я, скорее, хотел тебе помочь и не знал, как это сделать. Я был растерян: не каждый день видишь своего кузена в куче дерьма и понимаешь, что не в силах помочь.
– Я заслужил то, что со мной случилось.
– Послушай, мы все ошибаемся и делаем плохие вещи, нам всем жить с собственной совестью. Но ошибки не должны мешать строить будущее. Предопределять то, кем мы являемся. Ты хороший человек! Один из лучших на этой долбаной планете!
Я молчу. Рафаэль хватает меня за плечо, заставляя повернуть голову в его сторону.
– Мано взяла деньги, Квантан. Понимаешь? Она взяла эти пять миллионов, подписала все документы о неразглашении и не подала судебного иска, – черные глаза Рафаэля встречаются с моими, пытаясь образумить меня. – Плевать она хотела, что больше у нее не будет детей! Ей насрать и на тебя, и на Алекса. С пятью миллионами на счету вы оба ей на хрен не нужны! Поэтому, Квантан, какая бы мысль не крутилась у тебя в голове, забудь! Утри сопли и иди вперед. Понял?
Я чувствую, Рафаэль злится. Он не знает, что я ходил к ней в больницу. Глядя мне в глаза, Мано тихо, с ненавистью произнесла: «Твой адвокат не оставил мне выбора. Я исчезну, но жить с этим тебе, Квантан». Думаю, Моро оказал на нее сильное давление. Она взяла эти деньги, не приплясывая от счастья, это точно.
– Ну, наконец, – бормочет Рафаэль, – я уже думал, ты не почтишь нас своим присутствием.
– Привет, – тихо здоровается Пьер и проводит рукой по светлым волосам. – Вы как?
– Он уезжает в Швейцарию, – вводит его в курс дела Раф.
– Да я уже понял, – раздраженно бурчит мой второй кузен.
В разговоре наступает пауза. Не выдерживая, я в сердцах шепчу:
– Если бы я только знал, к чему это все приведет…
– Квен, – серьезно начинает Рафаэль, – на «если бы» и прочем дерьме далеко не уедешь. Все так, как есть. Переворачивай лист и двигайся дальше.
Пьер хлопает меня по плечу. Я молча киваю и закрываю глаза.
Вина – самый тяжкий груз, который может лечь на плечи человека. Я чувствую ее вес. Она не дает мне свободно дышать, гирями опустилась на грудь.
– Будь сильным, – просит меня Пьер.
Я коротко отвечаю:
– Буду.
Другого выхода нет.
Глава 7
Окно в комнате открыто нараспашку, до меня доносятся радостные звуки летнего вечера. Я вылезаю на подоконник, опираюсь о кованый заборчик и смотрю вниз. Свет фонарей освещает толпы людей, гуляющих летней ночью. Слабый ветерок колышет мои длинные волосы, остужая кожу после знойного дня. Из моего окна видна Эйфелева башня. Помнится, когда я только приехала в Париж, могла часами на нее смотреть. Снизу все кажется таким маленьким и незначительным. Люди словно игрушечные, туда-сюда снуют машины и мотоциклы. У меня под самым носом – свой собственный игрушечный город. Раньше мне нравилось придумывать людям жизни. Вон тот рыжий парень спешит на свидание к девушке. А эта шатенка тайно влюблена в своего босса. Я казалась себе кукловодом. Но все иначе: кукловодом является жизнь, и каждый из нас играет свою роль – кто-то главную, а кто-то второстепенную. У меня такое ощущение, что от нас ничего не зависит. Я чувствую себя беспомощной, и от этого становится страшно. Как вернуть контроль над собственной жизнью? Как управлять ею? Понять, чего ты действительно хочешь, и двигаться в нужном направлении? Легче сказать, чем сделать.
До меня доносится тихий неуверенный стук, и я точно знаю, что это не Марион. Она без спросу заходит в мою комнату, как к себе. Скорее всего, это папа. Мы редко видимся в последнее время, между нами натянулась струна неловкости и непонимания. Стук повторяется – так же неуверенно и смущенно.
– Войдите, – громко произношу я.
Ручка медленно поворачивается, и в комнату заходит Алекс. От неожиданности я подскакиваю с подоконника и смотрю в осунувшееся лицо брата.
– Я боялся разбудить тебя, – тихо говорит он.
– Нет, я не сплю, – торопливо и слишком громко отвечаю я.
– Я завтра уезжаю, мне надоело спать в отеле… Не против, если я войду?
– Конечно! – опять очень громко.
Я волнуюсь и не знаю, как себя вести, что сказать. Мы не оставались наедине с тех самых пор, как произошел несчастный случай.
– В детстве, когда тебе было страшно, ты часто приходила спать ко мне, – вспоминает он, и уголки его губ приподнимаются в грустной улыбке. – И не просто приходила – ты будила меня и требовала перенести половину своих игрушек, чтобы они ночью не скучали и не плакали. Как я ненавидел твои визиты! Но ты была таким щекастым чудом, что отказать тебе было невозможно. Поэтому все медведи, куклы и прочая ерунда на ночь переезжали на мою кровать вместе с хозяйкой.
– Я помню, – шепчу я, не сразу поняв, что Алекс пьян.
В голове мелькает воспоминание из детства: его сонный образ с недовольным, но добрым взглядом. С всклокоченными волосами, под завязку нагруженный моими игрушками. И я, маленький генералиссимус, который требовал забрать еще и большую зеленую лягушку. Алекс объяснял, что у него в руках она не поместится и, если он попытается ее взять, все игрушки упадут. Но я была упрямой, и в итоге он всегда уступал: ему было лень спорить со мной. Алекс попробовал достать эту самую лягушку и оказывался прав – из его рук валилось все. Он строго смотрел на меня, а мои глаза были на мокром месте. Все заканчивалось тем, что он собирал всю кучу заново, а лягушку хватал зубами.
Сейчас, глядя на своего брата, я понимаю: иногда он слишком добрый. Он никогда ни в чем мне не отказывает.
Алекс подходит ближе и неуверенно поводит плечами.
– Я могу лечь? – спрашивает он.
Я чувствую сильный запах алкоголя.
– Ложись, – растерянно отвечаю я.
Он направляется к моей постели и смотрит на помятое одеяло, поверх которого лежит тарелка с печеньем и раскрытая книга.
– Перечитываешь «Гарри Поттера»?
– Да, захотелось магии, – признаюсь я.
Алекс берет с моей тарелки шоколадное печенье и довольно хмыкает:
– Я сразу почувствовал запах, как только порог квартиры переступил. Сама готовила?
– Нет, Марион испекла. Она королева вкусняшек, – неловко поясняю я.
Алекс кивает и с полным ртом соглашается:
– Правда вкусно.
– На тумбочке есть стакан молока, – предлагаю я.
Он с благодарностью смотрит на меня и берет почти полный стакан.
– Почитаешь мне, Эль? – просит он, слегка качаясь из стороны в сторону.
Я взяла книгу. Алекс лег рядом и положил голову на мою подушку. Пустая тарелка из-под печенья лежит на полу у кровати. Марион будет счастлива узнать, кто его умял. В какой-то момент мне кажется, что Алекс заснул, и я умолкаю. Нужно его накрыть. Я тянусь к пледу, сложенному в ногах.
– Это ведь я рассказал тебе о Гарри Поттере? – В ночной тишине голос Алекса звучит глубже обычного.
– Да, ты привез из Лондона эксклюзивное издание, с золотыми страницами и красиво оформленное.
Он хмыкает:
– С палочкой и картой мародеров!
– Да! – подхватываю я. – И еще шарф в цветовой гамме Гриффиндора. Мама запрещала мне с ним спать, боялась, что я ночью задушу себя. А я носила его весь день и не снимала на ночь. Почему? Но мама была непреклонна! В итоге каждую ночь мы спорили, а потом привязывали шарф к изголовью кровати.
– Да? Я не знал об этом, – задумчиво бормочет Алекс.
Я молча киваю, лихорадочно соображая, что еще ему рассказать. Но он опережает меня.
– Знаешь, а ведь я мог показать эту историю своему ребенку.
Я с грустью смотрю на брата. Он ловит мой взгляд и отводит пустые глаза.
– Мне так стыдно перед тобой, Эль. Я до сих пор не могу поверить, что младшая сестренка нашла окровавленное тело в моей квартире. В голове не укладывается, как это получилось. И когда я совершил ошибку: когда не позвонил тебе, как обещал, или три года назад, когда хотел порвать с Мано, но не смог.
Он замолкает. Я тянусь к нему и обнимаю его за плечи.
– В этом нет твоей вины, – тихо говорю я ему на ухо.
Он качает головой в ответ.
– Конечно, есть. В том, что мой ребенок мертв. В том, что ты увидела то, что пятнадцатилетние девочки видеть не должны. В том, что сделала Мано. Во всем этом – лишь моя вина, Эль. – Алекс поворачивает голову и смотрит мне в лицо. – Знаешь, три года назад я сидел с ней в машине. Отчетливо помню тот вечер: мы ехали из ресторана и остановились перед ее домом. Я ужасно нервничал весь ужин, так как принял твердое решение поставить точку в наших отношениях. И я начал разговор, намекая, что наши отношения не развиваются так, как мне хотелось бы. В какой-то момент, глядя в ее глаза, полные смятения, я осознал, что не могу этого сделать. Я просто не смог порвать с ней, потому что мне стало стыдно. Я не смог бросить девушку, но ирония в том, что я сумел довести ее до самоубийства, – нервный смешок слетает с его губ, в пьяном голосе столько боли. – Знаешь, имея, мы ничего не ценим, а потерявши, плачем, – тихо заканчивает мой брат и закрывает глаза.
Я глажу его по волосам и очень хочу помочь. Но я не знаю как. В какой-то момент понимаю, что нельзя помочь человеку, невозможно успокоить чужую душу, забрать терзания, боль, чувство вины. Человек должен сам найти в себе силы. Глядя на своего брата, я мечтаю о том, чтобы ему хватило сил выкарабкаться, чтобы однажды он смог простить себя и избавиться от груза вины. Не знаю, возможно ли это и получится ли у меня самой, но я сильно надеюсь, что да.