М. СамсоновПадающий минаретПовесть
В знакомом городе
Московский экспресс прибыл точно по расписанию. Пестрая толпа захлестнула широкий перрон. Последним из мягкого вагона вышел довольно стройный для своих шестидесяти пяти-семидесяти лет мужчина. Легкий загар тронул его продолговатое лицо с тонкими губами и густыми морщинками в уголках чуть прищуренных глаз. Выпив у киоска стакан газированной воды, он направился к выходу в город.
У троллейбусной остановки была очередь. Приезжий постоял у высокого фанерного щита с рекламой нового кинофильма и пошел пешком.
Когда-то, очень давно, он бывал в этом городе и теперь с удивлением смотрел по сторонам. Вот здесь извивалась пыльная узкая улица, а здесь горбатились между домами полуразвалившиеся серые дувалы. Сейчас посередине широкого проспекта тянулся зеленый газон с цветами и серебристыми вечнозелеными елочками. По проезжей части легко скользили «волги» и «москвичи», плавно разворачивались красные и голубые автобусы. Вдоль тротуаров, до самого входа в парк, горделиво стояли молодые красавцы карагачи.
И всюду костры багряной листвы — ясень уже почти стряхнул с себя зеленый наряд, кустарник сафара, кажется, стал еще краше. А там, где раньше был сплошной бурьян, раскинулось море осенних роз. Буйные их кусты выбросили тяжелые ветви с бутонами на пешеходные дорожки, на уютные площадки, посыпанные белым песком. Темнеющая вдали зеленая горка доносила целебный запах разогретой хвои...
Выйдя на площадь перед парком, приезжий остановился. Кажется, эта улочка, что убегает вправо, под тенистые тополя, и есть Тихая. Он вынул из кармана маленькую записную книжку в синем клеенчатом переплете, перевернул несколько страничек: на «К» — Корелов Дмитрий Александрович...
Приезжий улыбнулся — давний приятель, узнает ли его теперь?! Не легкие, не простые пути привели его в этот город. Приехал он сначала в Москву, познакомился со старыми реставраторами, знатоками древнерусской архитектуры, восхищался Василием Блаженным, ездил в Коломну и Муром, три дня провел в Кижах — записывал, зарисовывал, фотографировал. И вот он как вполне респектабельная личность, журналист, коллекционер, знаток не только русской старины, но и восточных древностей в среднеазиатском городе, где живет его давнишний приятель. Да, Корелов — отличный чичероне: он сам, своими руками, восстанавливал многие медресе и мавзолеи...
Дверь открыла девочка лет десяти.
— Вам кого?
Сняв шляпу, приезжий вежливо осведомился:
— Извините, барышня, не здесь ли проживает Дмитрий Александрович Корелов?..
— А я совсем и не барышня, — смешно надув губы и сильно краснея, возразила девочка. — Я пионерка... А дедушка Дима умер три года назад.
— Умер?! — переспросил приезжий упавшим голосом.
— Может быть, вы зайдете тогда к дяде Диме? — быстро добавила девочка. — Он сын дедушки Димы...
— Дмитрий Дмитриевич?! — в глазах приезжего снова загорелся живой огонек. — Так что же мы стоим? Дядя Дима дома? Надеюсь, ты меня проводишь?
Девочка кивнула, решительно взяла незнакомца за руку и повела его по дорожке через утопающий в зелени двор. Под яблоней, около бетонированного водоема, стояли стол и две табуретки. По столу невозмутимо разгуливали мохноногие голуби. С жердяного каркаса свисали упругие кисти винограда.
Девочка постучала в крайнее окно.
— Дядя Дима, к вам пришли.
За окном кто-то кашлянул, скрипнула половица. В темном дверном проеме показалась долговязая фигура молодого Корелова. Маленькие, утонувшие в бровях глазки быстро ощупали незнакомца.
— Вы ко мне?
— Извините, я из Москвы. Если не ошибаюсь, вы сын реставратора Корелова?
Дмитрий Корелов хмыкнул что-то неопределенное, кивнул и жестом указал на дверь:
— Милости прошу, заходите.
Просторная комната, видимо, когда-то была складским помещением — стены толстые, каменные, маленькие оконца под самым потолком. В переднем углу, прямо против двери, взблескивали позолотой два старинных натюрморта. Здесь же, под натюрмортами, чуть ли не полстены занимал древний диван, обитый черной лоснящейся кожей. Под окнами стоял старый стол резной работы с львиными мордами на дверцах. На стенах пестрели выцветшие фотографии. Несколько кресел с витыми подлокотниками завершали обстановку. Видно, раньше она составляла старинный гарнитур и заполняла богатую квартиру хозяина.
— Прошу, садитесь, — проговорил молодой Корелов. — Вот здесь, здесь будет удобнее...
Приезжий улыбнулся — похож на отца, очень похож!
Озадаченный хозяин продолжал стоять у двери, зябко потирая руки, а незнакомец, не присев, закурил ароматную сигарету с золотым ободком и начал разглядывать фотографии. Вот он остановился, поиграл тонкими пальцами, искоса глянул на Корелова.
— Изволите предками интересоваться? — хихикнул хозяин.
Гость потянулся к самой маленькой рамке, снял ее с гвоздика, посмотрел на свету — она! Корелов, не двигаясь, тоскливо следил за незнакомцем.
На фотографии — два офицера. Один сидит на стуле, лихо закинув ногу на ногу, обеими руками опирается на эфес шашки. Второй стоит рядом — тоненькие усики, фуражка с крутым козырьком надвинута на глаза.
— Этот, — постучал незнакомец в рамку.
Корелов торопливо вытер о брюки сразу вспотевшие руки.
— Всеволод Николаевич? — изумился он, нерешительно подаваясь вперед. — Всеволод Николаевич Чернявский?!
— Помнишь, Митя? Это хорошо. Однако же...
Приезжий приложил палец к губам, тревожно посмотрел на окно. Корелов подскочил, испуганно впился в его тяжелую руку:
— Да как же вы? Какими судьбами?
— Не всё сразу, — сказал Чернявский, освобождаясь от неловких объятий хозяина. — Проголодался я, да и устал с дороги...
— Да-да, — кивнул Корелов и отдернул тяжелую портьеру у противоположной стены. — Вставай, сынок!
В соседней комнате послышалось приглушенное мычание.
— Сын мой Николай, — виновато шепнул Корелов. И тут же пояснил: — Он немного того... помешанный... Грузчиком на станции работает. Пишет стихи... Трудно без бати — едва перебиваемся...
Николай, могучий детина, вышел тихо, шмыгнул носом и хмуро поздоровался с Чернявским.
— Ставь самовар, — приказал отец.
Чернявский окинул взглядом комнату.
— Нехорошо живешь, Дмитрий...
— А уж, — отмахнулся Корелов. Сел в глубокое кресло. — Вы что про меня знаете, что? А я ведь все испытал, через все прошел. Поглядите-ка, вот здесь отцов каретник когда-то был, а здесь, в этой комнате, выезд стоял. Сами знаете, какие приемы умел закатывать отец. А теперь ни каретника, ни выезда, ни отца... Сидел я, Всеволод Николаевич. Облыжно обвинили. Работал, надрывался; половину срока зачли, выпустили...
Корелов криво усмехнулся, провел сухоньким кулачком по губам.
— Сидел, говоришь? — настороженно переспросил Чернявский.
— Сидел... Не-е, только того они не знают, — догадался Корелов. — О том, что в Кызыл-Арвате Фролова с женой взяли по батиному и вашему доносу — про то не знают... Ну, а вы, как вы? Я ведь вас помню, хорошо помню...
Чернявский стряхнул пепел с сигареты.
— Ты еще мальцом тогда был, Митя, когда я уехал в Петербург, — как раз в канун войны. В семнадцатом попал к генералу Корнилову под командование Крылова. Жену и сына к тому времени отправили в Бухару, к ее сестре — ты не знал ее: она гувернанткой служила при дворе эмира... Вот так. А в сентябре двинули на Петроград. Крепко нас тогда потрепали...
Вырвался я из этого ада, был в Крыму. Потом в Баку. Оттуда с помощью англичан добрался до Бухары. В Красноводске слышал о твоем отце, о его делишках. И о том, как конвоировал комиссаров, и про ту ночь на двенадцатое сентября...
Корелов испуганно замахал руками:
— Тише, тише — услышит кто ненароком!..
— Боишься?
— Даже от сына скрываю...
Чернявский покачал головой — знал он, к кому идти, знал, с кого начинать. Говорили с ним умные люди, операцию готовили исподволь, не торопились, обдумывали каждый шаг, каждое слово. Никогда не забудет Чернявский того дня, когда его привезли в «кадиллаке» на загородную виллу, обнесенную высоким каменным забором. В полукруглой комнате, выходящей окнами на синий залив, сидел полный мужчина в светло-сером костюме. Черный слуга принес кофе, разлил по маленьким фарфоровым чашечкам. Нет, это было не обычное задание — Чернявский понял сразу, едва только они заговорили. Речь шла не о чертежах, не о дислокации ракетных подразделений. Полный мужчина, приятно улыбаясь, расспрашивал Чернявского об Узбекистане, о быте тамошнего населения, о памятниках старины, о хромом Тимуре, об Улугбеке, о его знаменитой обсерватории.
— Кстати, что вам известно о библиотеке ученого?
Чернявский был достаточно опытен, чтобы заметить, как настороженно блеснули глаза незнакомца.
Затем разговор пошел в открытую. Библиотека Улугбека, сокровища, погребенные под развалинами древнего города, — вот что интересовало хозяина виллы.
Чернявский был самой подходящей кандидатурой. Общий широкий кругозор — это раз, знание местных обычаев и языка — это два и, наконец, та специальная подготовка, без которой при всех прочих условиях нельзя действовать наверняка. Чернявскому были даны явки — кроме старика Корелова или, если он умер, его сына, он должен встретиться с инженером-реставратором Ивановым. Иванов — важная фигура! Он знаком с Кореловым и с минуты на минуту, якобы случайно, должен был появиться на Тихой.
Размышления Чернявского были прерваны громким стуком каблуков — дверь распахнулась, и на пороге появился сын Корелова, Николай, с горячим самоваром в руках. По знаку отца он тут же торопливо вышел.
— Крепко ты его, — заметил Чернявский.
Корелов промолчал. Видимо, ему не понравилось замечание гостя. Со своим уставом в чужой монастырь. Чернявский хмыкнул и потянулся за сигаретой.
Хозяин подошел к шкафу, достал тарелки, нож, вилки, соленую капусту, нарезал колбасы, поставил на стол графинчик с водкой.