— «Честерфильд», — чуть не вырвалось у Чернявского. Он ткнул пальцем в витрину:
— Вот эти.
— Одну пачку?
— Три.
— Пожалуйста, три «Дуката», — сказала девушка, протягивая сигареты.
— А мне «Приму» — услышал Чернявский рядом с собой.
Полуобернувшись, увидел широкоплечего молодого человека.
Не взглянув на Чернявского, он отошел от киоска и тут же, на площади, стал прикуривать. Ветер задувал огонек.
— Разрешите, пожалуйста.
Молодой человек помахал сигареткой, останавливая вынырнувшего из диспетчерской железнодорожника.
— Прикурить?
Железнодорожник, улыбаясь, протянул зажженную папиросу. Затягиваясь теплым дымком, молодой человек сказал вполголоса:
— Он.
Тот кивнул.
Чернявский пропустил два переполненных автобуса. Подошел третий, но и он был набит. Кондуктор, высунувшись по пояс из окна, объявила, что машина следует только до аэродрома. Чернявский взволнованно посмотрел на часы. Если так будет продолжаться и дальше, он опоздает. Дохлый в девять уходит на работу, а сейчас уже половина восьмого.
Такси на площади не было. Только у чайханы, что по правую сторону от вокзала, стояла грузовая автомашина. Шофер беспечно лузгал семечки.
— Послушай, дружище, — сказал Чернявский, становясь ногой на подножку. — На работу, понимаешь, опаздываю, подбросил бы ты меня до города?..
Паренек внимательно посмотрел на Чернявского.
— На работу, говоришь?
— Ей-богу!
Парень покачал головой:
— Не могу. Машина не моя, казенная. Сам знаешь, нарвусь на автоинспекцию, останусь без прав.
— Да я тебе хорошо заплачу, — настаивал Чернявский, вынимая из нагрудного кармана пачку денег. — Честное слово, не пожалеешь...
Но парень был непреклонен:
— И не просите — не могу.
Чернявский беспомощно огляделся: на остановке огромная толпа. Что же делать?
— Дяденька! — раздался у чайханы обрадованный возглас. Чернявский, собравшийся уже было уходить, задержался у машины. Из-за угла выскочил маленький вертлявый человечек с мешком на спине. За ним едва поспевал высокий детина с перевязанной щекой.
— Какой я тебе «дяденька»? — буркнул шофер.
— Товарищ, помоги. Вот, понимаешь, пчеловоды мы. С колхозной пасеки по срочному делу в город... Не подвезешь?
— Горводхозовский я, — сказал шофер.
— Ну, подвези, — не отставал пчеловод.
Тот, что повыше, молчал, сидя на камне, придерживал рукой перевязанную щеку.
— Болит? — поморщился шофер, сочувственно кивая в его сторону.
— У-у, — протянул вертлявый, — третьи сутки мучается. Вот — и его в больницу бы надо... Ну, свези, а?..
— Ладно, черти лысые! — согласился шофер, стукнув кулаком по баранке. — Садитесь, коли так. Вы — в кузов, а вы, гражданин, — обратился он к Чернявскому, — в кабину.
Через пять минут машина уже неслась по широкому асфальтовому шоссе в сторону города. Мелькали по сторонам низкие постройки с плоскими крышами, округло подстриженные деревца шелковицы.
— Только бы шлагбаум пройти, — сказал паренек, зубами вытаскивая из пачки «Беломора» папиросу. — А там сам черт не страшен.
Чернявский кивнул, не ввязываясь в разговор. Еще, чего доброго, начнутся расспросы — кто, да откуда, да к кому пожаловал.
К счастью, шлагбаум был поднят. Паренек помахал рукой приткнувшемуся у белой будки милиционеру:
— Привет, Cepera!
Обернулся к Чернявскому с посветлевшим лицом:
— Свой... Товарищ...
Слева от дороги потянулось железнодорожное полотно. Прошел тепловозик с тремя вагонами.
— Спекулянток повез на базар, — резюмировал шофер.
Был он парень веселый, общительный и теперь, когда опасность миновала, изводил Чернявского разными разговорами. Рассказывал о житье-бытье в горводхозе, о начальнике, подслеповатом Петракове, и о том, как на прошлой неделе мальчишки из железнодорожного училища стащили у Петраковых петуха.
— Вот было смеху. Жена чуть не выдрала Петракову полбороды...
Потом последовало несколько крепких анекдотов и притча о том, почему если речь держит лисица, ее накануне хорошенько обдумает петух.
Замолчал паренек лишь у самого города, когда разворачивался у педучилища.
— Дальше не еду. Расчет, — сказал он деловым тоном.
Чернявский дал пятерку.
— Эге, — удовлетворенно крякнул паренек и поплевал на деньги. Пчеловоды заартачились.
— Рубль на нос, больше не дадим, — говорил высокий, тот, у которого болели зубы.
— Два рубля, — упирался шофер.
Чернявский слышал их перебранку до самого перекрестка. Там он вошел в городской автобус и посмотрел на часы: восемь. Нужно поторапливаться.
А пчеловоды между тем перестали браниться и уселись рядом с шофером на подножку автомашины.
— Итак, все идет по плану, товарищ лейтенант, — сказал вертлявый с мешком. — Возвращайтесь и доложите товарищу Норматову.
Дохлый
В узком лабиринте улиц легко было запутаться. Чернявский нырнул в тень крытого базара и скоро оказался у самой башни. Здесь начинались кривые переулки, за которыми виднелись высокие стены Арка.
Вот низкая ореховая калитка с веселым резным узором. Нужно три раза дернуть за веревочку.
В глубине двора послышались шаги.
— Кто?
— Падающий минарет, — сказал Чернявский. Подумал: «Дохлый? А может быть, кто-нибудь другой?» Вздохнул облегченно, когда услышал ответ:
— Вы из реставрационной?
Калитка открылась. Дохлого не просто было узнать: узкая черная бородка, на плечах — стеганый халат.
— Чернявский? — изумленно произнес он, разглядев вошедшего.
— Неисповедимы пути господни, — сказал Чернявский с насмешкой. — Тебе привет от Милишевского.
Дохлый ничего не ответил. Конечно, он догадался, зачем приехал Чернявский. Они ничего не нашли по тому пергаменту. И вот... Милишевский не любит шутить. Его можно обмануть только раз. Но Чернявский!.. Чернявский — человек с недостатками и слабостями. Его даже можно взять в долю.
— Милости прошу, проходи, — Дохлый сделал широкий жест рукой в сторону невысокого дома, спрятавшегося в глубине двора за раскидистой яблоней.
— Я ведь ненадолго, — сказал Чернявский. Он настороженно оглядывал двор. — Надеюсь, ты не наделаешь глупостей?
— Что за чепуха! — возмутился Дохлый. — Проходи.
— Ты сегодня не на работе?
— Работа не волк — в лес не убежит, — сказал Дохлый, вкрадчивыми движениями расправляя на полу большой красный ковер. Он был циничен как и прежде. Он знал себе цену. Знал он и Чернявского — правая рука Милишевского. Такая же сволочь.
Чернявский внимательно оглядел стены:
— Ты неплохо устроился.
— Хочешь сказать — вошел в роль? — поправил его Дохлый.
— Увы, все мы кого-нибудь играем, — сказал Чернявский. — В жизни совсем как в пьесе: каждый говорит и поступает так, как предначертано ему с пеленок. Ты не находишь?
Гость скупо улыбнулся. У него были мелкие крысиные зубки. Дохлый только сейчас заметил это. Он вышел во двор, вымыл виноград.
— Ешь.
— Не густо угощаешь, — поморщился Чернявский.
Дохлый сел напротив, скрестив под собой ноги.
— Может, сначала поговорим?
— Боишься проболтаться?
— Сначала о деле, — сухо повторил Дохлый.
Чернявского раздражал его тон. Этого еще не хватало. Дохлый ведет себя вызывающе. Милишевский был прав, когда настаивал, чтобы с Дохлым все было кончено. Чернявский тогда помешал ему — Дохлый был еще нужен.
И все-таки Дохлый надул.
— Ну что ж, о деле так о деле, — согласился Чернявский. — Будем откровенны.
— Вполне. Я знаю, зачем тебя сюда прислали...
— Потрясающая прозорливость! — съязвил Чернявский.
— В силу возможностей.
— А их-то у тебя как раз ноль!..
Дохлый поерзал на ковре:
— С чего ты взял?
— Ты все равно не сможешь воспользоваться своим планом. — Чернявский встал, мягко прошелся по комнате.
— Та́к решено там?
— Да, — сухо сказал Чернявский.
Дохлый облизнул губы, вымученно улыбнулся:
— Вот это откровенно...
— Ты сам хотел откровенности. Так что пеняй на себя, голубчик. Либо с нами, либо против нас.
Дохлый наморщил лоб, видимо, что-то обдумывая.
— Хорошо, — сказал он, наконец. — Я согласен, но...
— Но? — встрепенулся Чернявский.
— Видишь ли... — Дохлый тяжело обдумывал фразу. — Я не уверен в том, что и со мной все будет решено по-джентльменски... Ты же знаешь Милишевского...
— Милишевского и ты знаешь не хуже.
— Если бы я мог судить только по своему впечатлению, то мне давно следовало бы поставить точку.
Чернявский удовлетворенно улыбнулся:
— Вот видишь, у Милишевского есть все основания не доверять тебе.
— Пусть! — Дохлый схватил Чернявского за рукав. — Но ты-то мне веришь? Ты должен мне верить... Я же спас тебя от смерти. Наконец... наконец, я же свел тебя с Милишевским! Ты должен понять меня...
Чернявский высвободил руку.
— Короче, чего ты хочешь?
— Жить без страха.
— И только?
Дохлый засуетился, заглядывая Чернявскому в глаза, подошел ближе. Пригнувшись, горячим шепотом проговорил:
— Я все сделаю. Все. А ты... ты подпишешь мне чек... ты дашь мне свободу, и я... я уйду... я исчезну... понимаешь?
— О каком чеке ты говоришь? — нахмурился Чернявский. — Мы тебе не должны.
— Знаю... Конечно... — унизительно улыбнулся Дохлый. — Но я... я выхожу из дела... и моя доля...
— Ах, вот оно что!
Чернявский снова сел на ковер, помолчал. Дохлый смотрел на него со смешанным чувством страха и ожидания.
У Чернявского положение было сложнее. На такое Милишевский его не уполномачивал. Вместе с тем, он безоговорочно требовал выполнения задания. А если Дохлый ничего не скажет?
— Хорошо, — сказал он, щелкнув пальцами.
Дохлый оживился, бесшумно скользнул в соседнюю комнату и вернулся с авторучкой и чистым бланком.
— Вот здесь, — предупредительно показал он Чернявскому.
— Знаю, — хмуро отрезал тот.