Карим остановился, провел рукой по лбу:
— Печет!
Вот и передышка — можно поговорить, расправить спину. Но Теплов только взглянет искоса на Карима и продолжает работу.
— Может быть, все-таки отдохнем?
Теплов молчит. Фартук уже полон, лезет ему на нос, а он все не разгибается. Еще два метра, еще метр...
— Уф!
Он облегченно вздыхает, с блаженной улыбкой на лице останавливается около товарища.
Потом они идут на полевой стан. Там под большим карагачом хауз, а прямо на земле постлана кошма. Старая узбечка с добрым мягким лицом приносит холодный кок-чай — лучшее средство от жажды. Теплов выпивает подряд три пиалы и сразу чувствует облегчение.
Быстро проходит время в поле. Вот уж и солнце склонилось к далеким холмам, длинные тени от тополей протянулись до самого канала.
Вечером, сидя в автобусе, Теплов сказал:
— Что-то на душе у меня неспокойно, Карим. С чего бы это?..
Подмигивая ярким красным огоньком, машина скрылась в конце улицы. Теплов и Карим вошли к себе во двор. Среди кустов было темно. Мягкий теплый шарик подкатился к их ногам.
— Ветерок, да это же Ветерок, — тихонько смеясь, проговорил Карим и, нагнувшись, ласково потрепал пушистого щенка. Месяц тому назад он подобрал его, еще совсем крохотного, за складом на стройке. Щенок был ласков и очень понятлив. Скоро он привязался и к Теплову. Ночами забирался под одеяло и тыкался холодным, как льдинка, носом...
Теплов зажег в комнате свет и, взяв мыло, отправился к водопроводной колонке. Он разделся до пояса, фыркал и покряхтывал от удовольствия.
Потом мылся Карим, а Ветерок прыгал вокруг колонки, хватал его за ноги и радостно взвизгивал.
— Надо бы поужинать, — Теплов посмотрел на часы — магазины уже были закрыты.
— Ничего, — сказал Карим. — Есть выход.
— Какой?
Карим таинственно подмигнул:
— Ты забыл про колбасу, которая осталась в мастерской.
— И которой уже поужинали мыши... — закончил Теплов.
— Ну, это ты оставь, — сказал Карим. — Я спрятал колбасу в дедушкин шкаф.
Он посмотрел на часы.
— Через двадцать минут я вернусь...
Теплов достал из-за шкафа тазик и бросил в него грязное белье. Дело это, конечно, прозаическое, но что поделаешь: жизнь есть жизнь. Подумав так, он решительно наполнил кастрюлю водой и поставил ее на газовую плитку.
Карим вскочил в полупустой трамвай. Через две остановки он сошел. Вот и медресе, а вот и ворота. Но на ночь ворота закрываются. Зато с другой стороны есть низенькая калитка — прямо из нее можно попасть в мастерскую, даже минуя двор. Правда, в закутке несколько темновато, однако Карим знает на стройке каждый выступ.
Следуя по тропинке, он свернул два раза влево, протиснулся между стеной медресе и внешним ограждением и оказался как раз у двери мастерской. Ключ лежит сверху, на перекладине...
Карим нагнулся, стараясь попасть в замочную скважину. А если очень торопишься, все как нарочно валится из рук. Вот и ключ упал и теперь найти его не так-то просто. Наверное, закатился в какую-нибудь щель. Карим встал на колени, зажег спичку...
Сильный удар в голову опрокинул его навзничь. Карим охнул, падая, схватил кого-то за ногу. Но ему уже зажали рот рукой. Голова ударилась о мраморную плиту...
Забытье длилось недолго. Заломленные за спину руки ныли, во рту — кляп.
— Лучше его кончить, — сказал голос из темноты. Карим узнал иностранца.
— Кончить всегда не поздно, а торопиться с этим не следует, — ответил Иванов.
— Не хотите мараться?
— Понимайте, как это вам угодно...
Инженер дышал тяжело, с присвистом — у него было больное сердце, Карим знал это.
«Значит, проморгали», — подумал он, отчаянно напрягаясь, чтобы ослабить веревки.
— Ну, уж дудки, — сказал Чернявский и пнул его носком ботинка под ребра. — Не крутись, не то будет хуже. — Для большей убедительности Чернявский пнул его еще раз.
— Отнесем эту падаль к шурфу, — сказал он. — Если кто-нибудь и придет, его ни за что не разыщет.
— А это идея, — согласился Иванов. — Часа два нам хватит. А там, поминай как звали.
Чернявский тихо засмеялся.
Они взяли Карима за руки и за ноги и потащили через двор. Карим знал, о каком шурфе шла речь. Его отрыли месяц назад у цоколя западного минарета. Необходимо было осмотреть заложение подошвы фундамента.
После обследования по просьбе археологов шурф не засыпали, но во избежание несчастного случая, прикрыли его досками. Правда, в одном месте край шурфа обвалился и туда спокойно можно было засунуть человека.
— А, черт! — Иванов выругался. — Да он дьявольски тяжел.
— Ничего, осталось уже немного, — успокоил Чернявский.
У Иванова разжались руки, и ноги Карима больно ударились о камни.
— Вы простофиля, Иванов, — сказал в сердцах Чернявский. — Помогите хоть мне, ну!
Иванов взял Карима под руку. Теперь они волокли его рывками. Вскарабкались на бугор у самого минарета. Чернявский прав, за кучей земли его не сразу отыщут.
«А может быть, все-таки сбросят в шурф? — От этой мысли мурашки поползли по спине. — Там метров пять, не меньше, внизу — острые камни...»
Они разжали руки, и Карим упал на землю. Попытался оглядеться. Он хорошо знал это место. Чернявский с Ивановым сели на камень, закурили.
— А я бы его все-таки кончил, — сказал Чернявский.
— Погоди, — ответил Иванов. — Еще как обернется дело?
— Не веришь? — прошипел Чернявский.
— Да нет, верю... И все-таки...
Сигарета часто замигала, Чернявский бросил ее под ноги, сплюнул.
— Идем. Нужно еще поднять плиту...
Карим снова напрягся, твердые комочки земли посыпались из-под него на доски, застучали, зашуршали, сваливаясь в отверстие шурфа. Чернявский остановился, прислушиваясь, что-то сказал Иванову. Инженер откашлялся.
— Ничего.
— Ну, смотри, — предупредил Чернявский.
Голоса их постепенно удалялись.
Карим попробовал высвободить правую руку — кажется, узлы на ней были стянуты не так крепко. Снова посыпалась в шурф глина.
Карим стал кататься по земле в надежде найти хоть какой-нибудь острый камень, чтобы перепилить веревку, а земля из-под него все осыпалась и осыпалась в шурф. И вдруг он почувствовал, что и сам медленно, но неотвратимо сползает к самой кромке.
Он оглянулся — отверстие было рядом. Из черной дыры пахло сыростью. Неслежавшиеся комочки глины тонкой струйкой вытекали из-под спины.
Карим попробовал откатиться, но резкое движение еще больше приблизило его к шурфу. Ноги свесились над пустотой. Еще несколько минут, и все будет кончено.
Карим в отчаянии напряг тело. Руки вспотели. Неужели конец?
Теплов постирал белье и вывесил его во дворе. Ветерок мешал работать.
— Ну, погоди, — сказал Теплов. — Вот вернется Карим, и мы не дадим тебе колбасы.
Казалось, Ветерок понял его, забился под крыльцо и жалостливо уставился на лейтенанта.
— Что — не нравится? То-то же...
Он нагнулся и взял упирающегося щенка на руки.
— Обиделся, приятель?
Ветерок лизнул Теплова в щеку, стал брыкаться — не любил, когда его брали на руки.
— Ну-ну, иди, гуляй...
Теплов зашел в дом, переоделся и посмотрел на часы. Прошло сорок минут, а Карима все нет. Взволнованно прошелся из угла в угол. Постоял у стола, барабаня пальцами по клеенке. Решительно направился к двери.
Трамваи уже не ходили. Теплов постоял на остановке и, ежась от холода, зашагал по тротуару. Он шел все быстрее, потом побежал. Теперь он уже был уверен: что-то случилось. Скорее всего, Карим попал в ловушку. Теплов хорошо представлял себе, что могли сделать с ним эти люди. Да, стесняться они не будут. Особенно Чернявский. Грязный тип.
Приблизившись к медресе, Теплов сбавил шаг, крадучись нырнул в калитку. У мастерской стояли двое. Курили. Потом, нерешительно потоптавшись, двинулись в сторону Теплова. Лейтенант замер, прижавшись к холодной стенке. Двое прошли мимо, разговаривая вполголоса.
— Все-таки мы зря с ним церемонились, — сказал один.
Другой что-то тихо ответил. Теплов уловил слово «шурф». Где это? Вспомнил — у западного минарета...
— А, черт! — Иванов внезапно остановился. — Я, кажется, потерял фонарик.
— Поищи лучше, — посоветовал Чернявский.
Иванов пошарил в карманах.
— Фонарик — не иголка. Я оставил его там.
— У шурфа?
Иванов растерянно топтался на месте.
— Ну, что стоишь? Без фонарика мы все равно что без рук. Да не бойся, — Чернявский похлопал Иванова по плечу. — Не бойся, я подожду тебя здесь...
Прячась за деревья, Теплов обежал двор, нырнул в узкий лаз и оказался у самого минарета. Они говорили о шурфе. Если он не ослышался, то это здесь... Гриша вскарабкался на кучу земли, сполз вниз.
У самой ямы, наполовину съехав в нее, лежал человек. Теплов нагнулся.
— Карим?!
Он торопливо выдернул кляп, оттащил товарища от шурфа, развязал веревки. Растирая онемевшие руки, Карим рассказал обо всем, что с ним произошло.
— Значит, Иванов?
— И Чернявский. Нужно спешить, Гриша. Они говорили о какой-то плите, о входе в библиотеку. Понимаешь, мы можем опоздать, — быстро проговорил Карим.
— Бежим!
Они уже собрались перемахнуть через бугор, как старший лейтенант больно схватил Карима за руку.
— Тс-с! — прошептал он, падая на землю. Карим упал рядом с ним. По двору медленно шел человек. Он часто останавливался, прислушиваясь. Миновал минарет, сливаясь с густой тенью, задержался у входа, затем осторожно двинулся к шурфу.
— Иванов! — шепнул Карим.
— Вижу...
Теплов пополз навстречу инженеру. Тот остановился, всматриваясь в темноту. Теплов притаился за его спиной. Но вот он привстал, спружинился и... Темный клубок забарахтался на земле.
Карим, хоть и был еще слаб, бросился на помощь товарищу. Инженера спеленали в те самые веревки, которыми был скручен Карим. В рот затолкали кляп.
— Лежи!
— Нужно оповестить Норматова, — сказал Теплов. — Вот тебе оружие, стереги Иванова. Не струсишь?..