стия был зачеканен и украшен большим алмазом.
Корелов потрогал клинок, жадным взглядом ощупал лежащие вокруг него сокровища.
— Мое. Все теперь мое...
Спекшиеся губы скривила усмешка. Конечно, Чернявский думал, что с ним все кончено, что он погиб на дне этой черной ямы... Ловко, ловко задумано: сначала убрать Иванова, потом его, Корелова. Но Корелов родился под счастливой звездой, и Чернявский не знал об этом. Теперь его, наверное, взяли: уходя в подземелье, Корелов слышал далекий собачий лай.
И тут страшная мысль стерла улыбку с его лица. Как же он об этом раньше не подумал? Ведь и его могут найти, если приведут собак.
Корелов встал, тревожно осмотрелся по сторонам. Слабеющие руки вцепились в чеканное блюдо, но он не смог сдвинуть его с места. Тогда он подполз к одной из ниш и, запустив руку в кувшин, вытащил оттуда целую пригоршню драгоценных камней. Камни протекли звонким ручейком между пальцами. Корелов схватил украшенное рубинами и золотыми пластинами седло, закачался от тяжести, упал на колени, замер, обхватив седло обеими руками.
В уходящем сознании выплыла мастерская дедушки Карима, сам старик с окладистой бородой, восседающий на коричневой кошме... Старик разливает чай, прикладывая руку к груди, подает пиалу гостям. Речь его льется плавно и чуточку грустно:
— И повелел Тимур построить мавзолей и, убив мастера, положил тело его в мраморный гроб, а сверху накрыл нефритовой плитой...
— Плитой, плито-ой, — отзывались высокие своды, как хор людей, столпившихся вокруг Корелова. Прижав руки к глазам, мастер в ужасе повалился на спину. А люди склонялись к нему — бородатые и безбородые, старики и совсем еще юноши, — и горячее их дыхание обжигало ему лицо.
— Не надо. Не хочу, — прошептал Корелов неповинующимися деревянными губами.
Люди растаяли. Черной птицей обернулись высокие своды. Что-то загрохотало вдалеке.
Старик привстал, безумными глазами окинул зал.
Нет. Ничего нет. Под руками — сухая глина, шершавые стены цедят тишину...
Распухший язык не шевелился во рту. В ушах лопнуло. Долгий тягучий звук медленно замирал вдали. Он превратился в крохотную красную точку. Скоро и она потухла...
Побег
Окно кабинета было распахнуто. Полуденное солнце скупо просвечивало сквозь пожелтевшую листву акаций. Оно отражалось в полированной стенке книжного шкафа, в толстом стекле на письменном столе подполковника.
Подполковник сидел за столом, придвинув к себе листок бумаги. Рука непроизвольно сделала на бумаге несколько жирных штрихов. Штрихи быстро накладывались друг на друга. Скоро сквозь них стало вырисовываться лицо. Сначала лоб, потом нос, потом подбородок. Чернявский. Очень похож.
Чуточку подумав, Норматов быстро набросал второй рисунок: узбек в элегантном костюме с чемоданчиком в руке.
Еще до начала операции удалось выяснить, что тепловский «телохранитель» — некто Юлдашев из Главснаба.
Норматов отодвинул листок и полюбовался им со стороны.
— Так-та-ак, — проговорил он удовлетворенно, продолжая с любовью разглядывать рисунок.
Затем нажал рычажок телефона, подул в трубку:
— Да, говорит Норматов. Свяжите меня с Тепловым. Что? Его нет? В больнице, говорите?..
«Видимо, поехал к Кариму», — подумал подполковник. Теплов был ему очень нужен.
Да, а Кариму этот случай в медресе, видно, не сошел даром.
Норматов посмотрел на часы. Уже четверть третьего. Нет, ждать больше нельзя. Он попросил соединить его с хирургическим отделением.
— Вызовите товарища Теплова.
— Теплов слушает.
— Немедленно выезжайте ко мне.
— Наби Норматович, со мной Карим. Он очень хочет вас видеть.
— Сейчас? Но ведь...
— Он может приехать, — подхватил Теплов.
— Что ж, приезжайте вместе.
Свернув за угол, Чернявский пробежал еще метров двести и скоро оказался на небольшой не знакомой ему улочке. Вокруг было тихо. Не торопясь, он перешел на тротуар, задержался у стоянки такси. Пусто. Это несколько усложняло обстановку. Ведь чекисты могли организовать погоню. Да еще этот Семушкин... Бежать, только бежать. Как он раньше не догадался — подставное лицо...
Чернявский лихорадочно следил за дорогой. Ага, вот и такси. «Москвич» с темными квадратиками по борту. Шофер открыл дверцу.
— Вам куда?
Чернявский назвал улицу, быстро протиснулся на заднее сидение. Посмотрел в окно. На улице спокойно. Значит, ушел. Значит, все в порядке.
Он и не мог подумать, что его уже засекли. И его, и голубой «москвич». Чернявского, выбежавшего в перепачканном глиной костюме, видел рабочий с гидролизного. Постового поблизости не оказалось, и рабочий поймал второе такси — зеленую «волгу». На всякий случай он записал номер «москвича». Конечно, шофер здесь ни при чем, но в случае необходимости он поможет напасть на верный след.
«Москвич» шел на большой скорости, «Волга» не отставала. Но на перекрестке ее задержал семафор. «Москвич» успел проскочить. Таксист виновато посмотрел на пассажира.
— На работу опаздываете? Ничего, успеем, — сказал он, сдвигая на затылок кепку.
— Сколько с меня? — спросил рабочий.
Нет-нет, он не может больше ждать. Таксист пожал плечами. Рабочий остановил на углу милиционера. Минуты полторы беседовали. Милиционер поспешил к автомату.
Они пересекли весь город. На окраине Чернявский вышел. У него еще были деньги — пятьдесят рублей. Для начала неплохо.
Он спустился вниз, к автобусной остановке, перебежал через маленький скверик и оказался на берегу широкого канала, над которым стояла чайхана. Здесь около трех обычно бывал Юлдашев. Так и есть. Он сидит, как всегда, у самых перил, пьет чай, задумчиво посматривает по сторонам.
Чернявский не стал входить в чайхану, а задержался у самовара, на самом видном месте, купил лепешку и стал ее есть, не спуская с Юлдашева глаз.
«Вот уж кто ни о чем не подозревает», — подумал он со злорадством. Представил себе, как вытянется лицо Юлдашева, когда он расскажет ему о провале и о связном Семушкине. Особенно о Семушкине...
Юлдашев заметил его. Он встал и, осторожно перешагивая через ноги соседей, приблизился к Чернявскому. Чернявский сухо кивнул.
— Отойдем в сторонку.
Они остановились за кухней. Чернявский быстро прошептал:
— Нужно сматываться. Семушкин...
Юлдашев быстро схватил его за рукав:
— Что с Семушкиным? Его взяли?
Чернявский усмехнулся.
— Семушкин?! Да он такой же Семушкин, как я китайский император.
У Юлдашева были глупые, испуганные глаза. Что и говорить — эффектную штучку преподнес ему Чернявский.
— Значит, он...
— Совершенно верно. И Иванова уже нет. Нет и Корелова. Я бежал, вышел через лаз... Ну, а что касается вас, то приметы ваши, видимо, хорошо известны чекистам...
Первый испуг проходил. Глаза Юлдашева оживали.
— Нужно бежать. Сейчас. Немедленно.
Он вернулся в чайхану, вынес маленький лакированный чемоданчик.
— Так как же? — спросил Чернявский.
— Следуйте за мной, — кинул Юлдашев, быстро сворачивая на тропинку, петляющую вдоль канала.
Тропинка обогнула автобусную остановку, нырнула в узкий переулок и уперлась в просторную холмистую площадь, выжженную солнцем. Здесь начиналось старое мусульманское кладбище. Среди деревьев виднелось несколько полуразвалившихся древних строений. К ним и направлялся сейчас Юлдашев.
Некоторые могилы обвалились, в глубине их белели полуистлевшие кости. Нежаркое октябрьское солнце слепило глаза.
Юлдашев спрыгнул в небольшое углубление, раздвигая упругие ветви, двинулся через густой кустарник. Чернявский едва поспевал за ним.
«Запустение. Жуть. Куда он ведет меня?» — встревоженно подумал он.
У низенького мазара Юлдашев остановился.
Вспугнутая сова с шумом вылетела в отверстие под самым сводом. Ее крылья еще долго хлопали в густых зарослях дикой розы и янтака. Где-то рядом перекликались суслики.
Юлдашев огляделся, пошевелил ногой кучку полуистлевшего хвороста и земли.
— Помогите же, — сказал он.
Скоро показался небольшой проход, в который мог свободно пролезть человек. При виде лаза Чернявский поежился. Снова спускаться в подземелье?!
— Неужели нельзя было подыскать чего-нибудь более комфортабельного? — проворчал он и сполз в нору. Юлдашев подождал, пока Чернявский спустился, сгрудил мусор, лег, просунул в отверстие тело и завалил мусором выход. Метров через двадцать ход стал шире и выше. Беглецы поднялись в полный рост. Пещера с легким наклоном все время уходила вниз.
Юлдашев обогнал Чернявского, пошел вперед. Шагов через двадцать он остановился и, наклонившись, что-то взял у стены.
— Держите, — шепнул он.
В руках Чернявского оказался тяжелый мешок.
— Сюда, — сказал Юлдашев. Он снова взял мешок и стал с ним возиться. Щелкнул выключатель — пещеру залил сноп яркого света. В руках у Юлдашева был фонарик. Он посветил вниз. В лежащем у его ног раскрытом мешке были консервы, сигареты, несколько пачек галет, деньги, пистолет и нож с широким острым лезвием.
— Ого! — оживился Чернявский.
Юлдашев промолчал. Он деловито вставил в пистолет обойму, протянул Чернявскому.
— На всякий случай? — подмигнул, осклабившись, Чернявский.
Юлдашев взвалил на плечи рюкзак, и они тронулись. Прошли с полкилометра. Миновав небольшое сводчатое помещение, заляпанное плесенью, остановились. Широкий луч фонаря забегал, освещая кирпичные стены и пол, выстланный глиняными жжеными плитками.
В противоположной стороне мелкими ступенями убегала вверх неширокая каменная лестница. Рядом, на истлевших циновках, стояла посуда, валялись в полном беспорядке тряпки и разъеденные в мелких дырах кошмы.
— Что за выход? — Чернявский показал на лестницу.
— Раньше над этим выходом стояла мечеть, — пояснил Юлдашев. — Года три тому назад ее снесли, построили чайхану. Не бойтесь, люди не знают про этот ход.
— А мы выберемся?
— Ну, конечно. Ход тянется до самых гор, — успокоил Юлдашев, поправляя на плече рюкзак.