Пламя ослепило их, обожгло лица. На Кариме загорелся пиджак. Оказавшись по другую сторону костра, он затушил пламя.
Дышать стало легче. Дым, точно в трубу, уходил в только что пройденный лаз.
Теплов включил фонарик, осветил углы — ни Чернявского, ни Юлдашева в подземелье не было.
Громко кашляя, подполковник обессиленно опустился на пол. К нему подскочил Теплов.
— Что с вами, Наби Норматович?
Норматов протянул руку. Гриша понял жест командира. Он приподнял его, расстегнул ворот гимнастерки, дал напиться воды из фляги. Норматов, совсем уже было потерявший сознание, очнулся, открыл глаза.
— А вы почему здесь?
— Я... вам было плохо, — сказал растерявшийся оперативный работник.
— Немедленно преследуйте Чернявского, — Норматов привстал. — А меня... меня оставьте здесь. Отдышусь немного... и догоню. Выполняйте.
Теплов козырнул, отозвал в сторону одного из сотрудников.
— Товарищ Ходжаев, — сказал он, — оставайтесь здесь. Когда дым рассеется, вынесите подполковника на поверхность и немедленно в санчасть.
Маленькая группа двинулась вперед. Шли осторожно, прислушиваясь к каждому звуку.
— Они не могли уйти далеко, — предположил Теплов.
Поисковик предложил спустить собаку:
— Рискнем?
Теплов внимательно посмотрел на овчарку. Она была вся, как скрученная пружина.
— Пускайте.
Поисковик щелкнул карабином. Собака взвизгнула, радостно покрутилась на месте и исчезла в темноте.
Вдалеке бухнул выстрел, потом второй.
Все трое замерли, посмотрели друг на друга и разом побежали вперед. Пещера отражала их торопливые шаги.
Сначала фонарик выхватил распластавшееся тело убитой собаки. Оно было и после смерти словно устремлено вперед — вытянутая черная пасть, застывшие в последнем прыжке полусогнутые лапы.
Потом Теплов наткнулся на мешок. Мешок валялся посередине прохода, вокруг белели рассыпанные галеты, пиленый сахар. Значит, беглецы где-то недалеко.
— Скорее, скорее! — торопил лейтенант товарищей.
Коридор стал шире, пол поднимался крутой горкой. Еще несколько метров, крутой поворот — и в глаза преследователей ударил яркий свет.
Теплов подал знак задержаться. Беглецы могли притаиться за выступом. Все тяжело дышали. Что делать?
Старший лейтенант подошел к проему, прислушался. Тихо. Наверху виднелось какое-то здание: часть кладки и четырехугольник окна.
Можно стоять наверху рядом с лазом и спокойно стрелять в каждого, чья голова появится на поверхности.
Легонько подул ветер, прошуршал у самого лаза сухой травой. На оконный проем опустился голубь. Теплов облегченно вздохнул: если бы кто-нибудь стоял там, наверху, птица наверняка не села бы.
Он просунул руку, рывком оттолкнулся, выбросил в отверстие все тело. Выставив перед собой пистолет, отступил к стенке.
Никого.
За широким проломом — незнакомая холмистая местность, желтая выжженная степь. В степи пасутся овцы, подальше возвышаются белые горы — они тянутся вдоль всего горизонта.
В низинке Теплов разглядел маленькое селение, за стрельчатой грядой бежит, поблескивая на солнце, асфальтовое шоссе. Чуть дальше серебрится река. Островками чернеет поднятая под посевы целина. А с гор течет сладкий, пахнущий снегом воздух...
Вслед за Тепловым выбрался Карим, за ним показалась голова поисковика. Стряхивая с гимнастерки пыль, поисковик мрачно произнес:
— Ушли, гады. Ищи теперь ветра в поле.
Теплов внимательно разглядывал местность. Вот ведь задача, прошло каких-нибудь полчаса с того момента, как произошла схватка с овчаркой. Значит, притаились где-то поблизости или уходят, скрываясь за складками местности. Прятаться тут очень удобно.
Хотя бы эта тропинка. Только что началась у подземелья и тут же, метра через три, пропала — нырнула за невысокий холм, а там сбежала в пересохшее русло сая...
Старший лейтенант спустился с горки, внимательно всматриваясь в пыль на тропинке. Вот следы сапог, следы детских ботинок. В чем был Чернявский? У него подошва с елочкой. Но ведь он мог и переобуться.
Теплов еще раз посмотрел в сторону селения. Обыкновенный тихий кишлачок. Старший лейтенант даже вспомнил его название — Уч-Мазар. Он был здесь как-то с Норматовым. Но они заезжали со стороны шоссе. Конечно, это тот самый кишлачок, и оттуда хорошо видны горы. И на горах несколько полуразвалившихся мазаров. Видимо, в одном из них они и находились.
Теплов обернулся. Поисковик и Карим ждали распоряжений.
Да, трудно принимать решение. А если он ошибается?
Поисковик понял его взгляд.
— Мне тоже кажется, что в кишлак они не подались, — сказал он. — Новые люди всегда на виду.
Карим кивнул в сторону гор. Верно понял.
— Действовать будем так, — произнес Теплов, вытягивая руку в направлении отары. — Вы, товарищ сержант, отправляйтесь к чабану. Чабан мог их видеть. Если будет необходимость, действуйте самостоятельно. Задача ясна?
— Ясна.
— А мы с Каримом пойдем по тропе.
Они сбежали с пригорка в каменистое русло сая. Кишлак исчез за холмом. Мазара тоже не было видно. Даже ветерок не залетал в низинку. Солнце, опускавшееся к самому горизонту, било в спину.
Через полчаса стало темнеть. Длинные тени легли на тропинку. Последний раз вспыхнули и погасли снежные пики гор.
Скоро стало совсем темно. Карим видел на фоне далекого неба покачивающуюся спину Теплова.
Чем дальше в горы, тем круче подъем. Поднявшись по узкой кромке берега из сая, тропа проходила теперь у самого обрыва. Серые глинистые отвалы угрожающе шуршали под ногами. Внизу постукивали камни. Чернявский скосил взгляд — метров пять, не меньше, и опора не очень-то надежная. Только вот эти чахлые кустики. Но разве за них удержишься!
Удивительно, Юлдашев и здесь идет так, словно всю жизнь провел в горах. Не смотрит по сторонам, не оглядывается, шаг ровный, спокойный. Он-то не растеряется, не сорвется в пропасть.
А подъем все выше, а склон все круче. Вот уже и дно сая исчезло, растворилось внизу в сгущающихся сумерках.
Справа к самой тропе подступали причудливой формы скалы. То они напоминали коней, то людей. Несколько раз замирало сердце от испуга — сейчас остановят. Но неизвестные приближались и превращались вблизи в обыкновенные темные глыбы. И все-таки было в них что-то зловещее, и дыхание перехватывало от жуткого ожидания...
Потом камни неожиданно раздвинулись. Беглецы оставили пропасть в стороне и углубились в лес. Справа и слева зашумели на ветру низкорослые клены, тонкоствольные ясени склонились к самой тропе. В плотных зарослях шиповника и в кустах сафара что-то шевелилось, двигалось рядом с беглецами и кричало на разные голоса...
Чернявскому уже казалось, что самый трудный участок пути позади, как вдруг тропа круто пошла вниз, запетляла между черными стволами да лобастыми теплыми камнями и вынырнула у глубокого ущелья. Внизу грохотала невидимая река.
— Осторожно, — предупредил Юлдашев, впервые останавливаясь и поджидая поотставшего Чернявского.
Чернявский заглянул вниз и тут же отпрянул.
— Лучше не смотреть, — сказал Юлдашев, поднял с земли толстую суковатую палку и бесшумно скользнул вниз.
— Идите за мной. Смотрите под ноги — овринг[3] прохудился, как бы не полететь вниз...
К их счастью, как раз в это время из-за горы поднялась луна. Настил, потрескивая, прогибался под ногами. Он был узок — справа пропасть, слева отвесная, словно отполированная, скала. Иногда, поворачиваясь спиной к пропасти, Чернявский хватался за скалу.
Спина Юлдашева медленно удалялась, овринг вздрагивал и равномерно покачивался. И, заглушая страх, Чернявский, как по канату, шел за своим проводником.
Еще немного — впереди зачернел уступ скалы.
— Здесь, — неожиданно произнес Юлдашев и стал карабкаться вверх. Тропка едва обозначалась среди камней. Было ветренно, пиджак на спине Чернявского вздуло, как парус.
Юлдашев подождал его на вершине.
— Дальше идти опасно. Переночуем здесь.
— Наконец-то, — выдохнул Чернявский и повалился на землю.
— Зайдем за скалу, — сказал Юлдашев. Чернявский покорно последовал за ним. Юлдашев лег. Вскоре послышалось его ровное дыхание.
Чернявский ворочался с боку на бок. Хотелось есть, а тут еще холод пробирал до костей. В голову лезла всякая чепуха. Слышались осторожные, крадущиеся шаги на тропе. Он несколько раз будил Юлдашева, они подползали к обрыву и прислушивались. Никого. Только далекий шум горной речки.
Начинало светать. Прячась под полой пиджака, Чернявский закурил, с наслаждением затянулся. Сразу прояснились мысли.
Ноги ныли, болела поясница. В голове стучали барабаны. Да, нелегко в его возрасте карабкаться по горным тропкам. Месяц тому назад такое показалось бы невозможным.
...Они вышли, когда солнце поднялось над горами. Быстро исчезли звезды, только бледный месяц, как легкое круглое облачко, висел над тропой.
Впереди показалась отара. Она стекала с противоположного склона. Чабан на лошади с камчой в руке скакал по краю и громко покрикивал на овец.
Юлдашев свернул в сторону. Лучше не встречаться с людьми — люди разговорчивы, могут навести на след.
Снова крутая тропа вела их то лесом, то каменистой пустыней...
Маленький горный кишлак показался неожиданно. Он лежал под ними в легкой дымке — словно далекий мираж. Узкие улочки взбегали на склоны, спускались вниз, петляли вдоль русла реки. На плоских желтых крышах сушились кизяки.
Юлдашев постучался в калитку крайней кибитки. Вышел старик с красной повязкой на голове, взглянув на Юлдашева, торопливо предложил войти во двор. А через полчаса они уже сидели за богатым дастарханом, ели подогретый плов, пили чай.
Чернявского разморило, он склонился на предупредительно подставленные под локти подушки. Юлдашев подозвал хозяина. Они долго беседовали. Иногда Юлдашев повышал голос, и тогда хозяин сгибался в подобострастном поклоне. Иногда весело смеялся и хозяин, вздрагивая, живот смеялся вместе с ним.