людьми, с которыми он встречался. Перебежчик обмяк, рассказывал о себе все, даже словно с какой-то охотой. Старший лейтенант записывал, запоминал, просматривал справочники, фотографии, зубрил трудные названия незнакомых улиц. Готовясь к аспирантуре, он неплохо подучил английский. Теперь эти знания могли ему очень пригодиться.
В город Теплов прибыл, когда уже темнело. Прямо с вокзала он позвонил Иванову.
— Я из отдела по найму рабочих на реставрацию «Падающего минарета», привез посылочку из Ташкента. Необходимо встретиться.
Иванов отозвался на пароль:
— Благодарю. Если вас не затруднит, завезите ее ко мне.
Это значило, что они встречаются в условленном месте — у фонтана.
— Буду в восемь.
— Спасибо.
Теплов хорошо знал город. Разыскать сквер не составило большого труда. Он сел в автобус и вышел у магазина радиотоваров.
Под деревьями на пестро раскрашенных скамейках отдыхали люди. Гриша сел у входа, под большой гранитной вазой. Рядом, за зеленой изгородью, на детской площадке, раздавался беззаботный смех детворы. Прошла поливочная машина — в струях воды весело заиграли разноцветные искры.
Иванов запаздывал. Быстро наползала ночь. В окнах многоэтажных домов, кольцом обступивших сквер, зажигались огни. «Неужели не придет?» — тревожно подумал Теплов. На этот случай у него не было определенного плана. «А если меня раскрыли? Или Семушкин неправильно назвал пароль? Или он, Теплов, допустил какую-нибудь оплошность?»
Лейтенант приглядывался к прохожим. Может быть, вот этот пожилой мужчина в соломенной шляпе с хозяйственной сумкой в руках — человек, посланный от Иванова? Сидит и наблюдает. А потом доложит Иванову? Или вон тот молодой человек с раскрытой книгой?
Чего только не придет в голову, когда на душе неспокойно!
Гриша посмотрел на светящийся циферблат часов — половина девятого. Дальше ждать, пожалуй, не было смысла. Он встал, засунул в карман пиджака сложенную вчетверо газету и направился к выходу.
— Товарищ Семушкин!
Иванов вышел из боковой аллеи. На нем были светлые шерстяные брюки, спортивная рубашка с короткими рукавами; в руке он держал сверток.
— Здравствуйте. Извините, что заставил ждать. Задержали на работе, — быстро проговорил он, пожимая Теплову руку. — Как здоровье, как доехали?
— Спасибо. На здоровье не жалуюсь. Доехал хорошо.
Иванов помялся:
— Может, лучше прогуляться?
— Я не против.
Гриша молчал. Иванов тоже молчал. «Осторожен, дьявол», — подумал старший лейтенант.
Они миновали фонтан. С этой стороны сквер был освещен похуже. Иванов, несмотря на полноту, легко перепрыгнул через канаву.
— Семена привезли? — спросил он неожиданно.
«Семена»? Гриша догадался, вынул из внутреннего кармана маленький, перевязанный крест-накрест шпагатом сверток, протянул собеседнику. Тот взял его торопливо, почти выхватил, повел по кустам настороженным взглядом. Зная, что в свертке деньги, Гриша сказал:
— Предупредили — тратить разумно. Это с процента.
— Знаю, знаю, — отмахнулся Иванов.
Вышли к автобусной остановке. Теплов задержался в аллее, прикурил сигарету.
— Уже поздно, — сказал он, поглядывая на звезды.
Иванов, ссутулясь, подошел вплотную:
— У меня ночевать вам опасно. Устройтесь где-нибудь...
— Ясно.
— Документы верные?
— Не беспокойтесь.
— Желаю удачи. Приходите ко мне завтра в десять. Устрою на первых порах подсобным рабочим. Легализуетесь, снимете квартиру. А там и за дело.
Старший лейтенант сухо кивнул и сел в подошедшую «семерку».
За Тепловым могла быть слежка, а Норматов советовал ему ни в коем случае не рисковать. Конечно, проще всего было пойти и переночевать у знакомых, посидеть вечером у телевизора, послушать радио, поболтать о пустяках. А он вместо этого отправился разыскивать гостиницу с подложным командировочным удостоверением, сфабрикованным на имя Семушкина.
Мест в гостиницах, конечно, не было, и он проблуждал часов до одиннадцати, пока не устроился на самой окраине города. Комнатка, куда его провела кастелянша, была небольшой, но уютной — четыре кровати с никелированными набалдашниками, четыре тумбочки, стол и три стула. Один из соседей уже спал, двое других «резались» в подкидного.
— А, новенький! — обрадовались игроки. Пришлось составить компанию.
Теплов лег только около часу, порядком уставший, и сразу же заснул.
На следующее утро, чуть свет, он был у Иванова.
Пришел в конторку, представился. Иванов, будто и не виделись, спокойно просмотрел документы.
— Гм, а по строительству вы работали?
— В трудовой книжке записано.
— Да-да. Нам нужны подсобные рабочие... Вы бы согласились?
— Согласен.
— Тогда обратитесь в отдел кадров, вот вам записка. Там все и оформят.
В отделе кадров ему сказали, что на работу он должен выйти с завтрашнего числа.
— А сейчас можете походить, познакомиться с городом.
Он так и сделал. Попутно решил поискать квартиру — чтобы не очень дорого и поближе к строительству.
Город давно бодрствовал. Проносились по влажному асфальту автомашины, пестрая толпа осаждала трамвайные и автобусные остановки. Откуда-то потянуло вкусным запахом шашлыка, у открытых павильонов в высоких черных котлах томился золотистый плов...
А вот и рынок под легким стеклянным перекрытием. На прилавках — ароматные яблоки, груши, виноград. В плетеных корзинах громоздились слоеные молочные лепешки, их аппетитные корочки были посыпаны тмином, кунжутом и маком. Рядом янтарными грудами высилась курага, сахарный сушеный урюк, кишмиш. В пузатых мешках рябили жирные зерна пшеницы, риса, кукурузы.
Русый парень — видно, приезжий — разломал сочный гранат, блестящими глазами разглядывал ярко-красные ягоды. Они, словно рубины, рассыпались по прилавку.
Здесь же, невдалеке, всеми цветами радуги отливали на солнце изготовленные в Самарканде шелковые покрывала, сюзане, стекал с полки цветастым ручейком веселый маргиланский шелк.
Миновав шумную базарную толпу, Гриша вышел к площади. Там, за высокими карагачами, спорили с синевой безоблачного неба покрытые глазурью купола старинных медресе. Коричневые каменные плиты уходили к подножию главной мечети. В огромном хаузе[1] отражался легкий портал, богато украшенный майоликовыми плитками и рельефными письменами. Широкие ступени из мраморных плит вели вовнутрь мечети. Здесь было прохладно и тихо.
Теплов остановился, услышав сзади осторожные шаги. Обернулся. Высокий узбек рассматривал темно-зеленую узорчатую облицовку стен. Где он видел его?.. Темное лицо, пересеченное глубокими продольными морщинами, напоминающими сабельные шрамы, редкая черная бородка... Где?
Он вспомнил, как сидел сегодня утром в отделе кадров и, слушая пожилую женщину, изучавшую его документы, смотрел за окно. Он, этот человек, стоял на противоположной стороне улицы, у витрины цветочного магазина.
«Проверяют!..»
Резко повернувшись, Теплов вышел из мечети. За стеной налево виднелись еще какие-то низкие купола. Из ворот выехала машина.
«Наверное, склад», — подумал Гриша, скосив глаза в сторону. Узбек, следивший за ним, стоял около хауза. Теперь все было ясно, и лейтенант даже повеселел, представив себе постное лицо Иванова, когда он потребует его объяснить, что значит эта слежка. Ему, «Семушкину», не доверяют?
...Вечером на площади Ленина он взял такси. Машина повиляла по узким улочкам; около музыкальной школы ее остановил коренастый мужчина в темных очках. Переговорив с шофером, он тоже сел в машину. Это был подполковник Норматов. А такси вел тоже свой человек.
— Ну как, Гриша, входим в роль? — спросил Норматов, пожимая старшему лейтенанту руку.
— Понемногу, — сказал Теплов.
— Докладывайте.
Теплов коротко ввел его в курс дела. Поведал и о своих мытарствах в поисках гостиницы.
Норматов улыбнулся:
— Привыкайте, привыкайте — еще и не то будет.
Когда же разговор зашел о слежке, подполковник помрачнел. Возможно, это и не так серьезно, но не следует недооценивать противника. Очевидно, Иванов — крупная птица. Во всяком случае, опыт работы у него есть.
— Мы интересовались его личным делом...
— Что-нибудь новое?
— Ничего. Сейчас наводим справки... Да, кстати, — встрепенулся Норматов, — с жильем вы так и не устроились?
— Подыскивал, ничего не нашел...
— А Иванов не предлагал?
— Как же, вечером направил к технику-реставратору Кариму Хамидову.
— К Кариму, говорите? Знаю, знаю Карима, — задумчиво произнес подполковник. — Что ж, устраивайтесь, приглядывайтесь... Желаю удачи!
Высадив Теплова около вокзала, подполковник приказал водителю ехать на службу и, откинувшись на спинку, задумался.
Вспомнилось былое — как боль, как старая незажившая рана. В девять лет в районе, захваченном басмачами, закончилось детство. Худеньким, бледным ребенком отвел его отец в незнакомый кишлак. Они шли по кривым улочкам, заходили в захламленные дворы. Потом попали в дом толстого Хурамбека, басмаческого прихвостня, владельца единственной на всю округу бани. Хурамбек сидел на ковре и потягивал дым из черного чилима. Долго упрашивал его отец взять маленького Наби в услужение. А Хурамбек упрямился:
— Что я буду делать с твоим щенком?! Мал еще, калош подать не сумеет. Уходи, уходи, старик.
Хозяин продолжал мусолить мундштук. Вода в сосуде булькала надрывно и слабо пропускала дым.
— Что стоишь? Сказал — не возьму. Иди прочь! — заревел разъяренный Хурамбек.
Отец, переминаясь с ноги на ногу, робко смотрел на хозяина, а мальчик, запрокинув голову, вдруг вспомнил, как плакала мать, провожая его из дому. Высвободив рукав своего рваного халата из дрожащей отцовской руки, он неожиданно попросил у хозяина разрешения заправить ему чилим. Смекнул мальчишка, что засорился. Толстяк подобрел, бросил ему кисет. Наби схватил кисет и чилим и побежал к арыку. Почистил там мундштук, заменил воду и бегом — назад. Низко поклонившись, поставил чилим у ног хозяина, а тот подал ему спички — дескать, сам раскури. От первой затяжки захлебнулся от дыма. Слезы потекли по щекам, а хозяину весело: