Замешкавшись, Теплов кашлянул и толкнул тоненькую резную дверцу. Жмурясь от света, он подставил солнцу открытую грудь и мускулистые руки. Немного постоял, потом направился через просторную площадь в помещение бывшей соборной мечети с гигантским сводчатым перекрытием. Там, у стены, сушились на высоких полках уже готовые шахматные фигуры.
В узком проходе между складами появился Карим. Шел он быстро, далеко назад отбрасывая руку. Каждое движение выражало нетерпение, он был возбужден, глаза живо поблескивали.
«Что-то случилось», — подумал Теплов, разглядывая бригадира.
Карим пересек двор и остановился перед хаузом. Бросив взгляд на Теплова, он решительно приблизился к склонившемуся над ситом деду.
— Ты здесь, дедушка?
— А где же мне быть? — ответил старик, очищая шершавой ладонью пестик.
Карим присел рядом с ним на корточки.
— У меня, дедушка, к вам разговор. Пойдемте в мастерскую.
— В мастерскую, говоришь? — лукаво посмотрел на него дед.
О чем он подумал? Карим невольно покраснел.
— Ну что ж, пойдем, пойдем.
В мастерской был только один стул. Карим сел на лавку. Дед, покряхтывая, с улыбкой поглядывал на внука.
— Так что же стряслось, говори — не тяни?..
Карим рассказал все, что узнал, стоя за портьерой в комнате Иванова. Слушая его, старик мрачнел.
— А не почудилось ли тебе, не привиделось? — сказал он наконец, с недоверием покачивая головой.
— Не почудилось, честное слово! И про мавзолей они говорили, и про план... Турист все на нашего Иванова напирал, говорил — плохо работаешь.
Старик встал, взволнованно прошелся по мастерской.
— Ай-яй-яй...
Карим с трудом проглотил застрявший в горле твердый комок. Может быть, не следовало рассказывать об этом деду?
Наконец, старый мастер успокоился. Он подошел к Кариму и положил руку ему на плечо.
— Дело это серьезное... Позвони-ка ты Норматову. Когда-то мы были с ним хорошими знакомыми.
...Потом подполковник рассказывал Теплову о встрече с Каримом.
— Хороший парень. Вы к нему, Гриша, приглядитесь, познакомьтесь поближе.
Оказывается, Норматов знал деда Карима еще по своей старой службе. Они встречались в Бухаре, и дед Карима помогал ему в одной очень трудной и очень опасной операции.
— Но самому Кариму пока не открывайтесь, — посоветовал Норматов. — И еще раз — будьте сейчас особенно осторожны: не исключено, что Чернявский (мы установили личность «туриста») знает Семушкина в лицо. Ясно?
— Так точно!
— Действуйте...
Дня через три Карим пригласил Теплова:
— С вами дедушка хочет побеседовать. Понравились вы ему.
— Вечером я свободен, — сразу же согласился Теплов.
Дед жил на окраине, в старом доме с большим фруктовым садом за высоким глинобитным забором. Чуть выше, у самого дома, протекал головной арык, откуда доносился отчаянный гвалт лягушек. В стороне, за пышной серебристой джидой, медленно ворочалось большое черное колесо — в деревянном лотке журчала вода. Ее подавали на верхние участки, прилепившиеся к самому склону высокого холма.
Тихий вечер уже разбросал по саду бархатистые тени. Теплов с любопытством разглядывал двор. Около террасы вился виноград, умело направленный вверх по жердяному настилу. Среди густой листвы топорщились желтые бумажные пакетики — ими были скрыты от прожорливых воробьев спелые гроздья.
На небольшой площадке у дувала разгуливали два аиста, а под потолком легкого навеса, будто маленькие фонарики, висели стручки красного перца.
Гости сидели у арыка на широком темно-коричневом паласе. Посреди стоял большой поднос с фруктами. Седой мастер, степенно поглаживая бороду, потчевал:
— Угощайтесь, пожалуйста.
Старший лейтенант взял с подноса большой персик, разломил его на две половинки. С мякоти упали на палас янтарные капли.
— Не персики — мед...
Глядя на Карима, примостившегося напротив, Теплов вспоминал недавний разговор с Норматовым. Прошло два дня, а парень сильно изменился. Ходит настороженно, хмуро разглядывает окружающих. «Нужно бы поправить нового Шерлока Холмса, — подумал Теплов. — Как бы не наделал глупостей».
Между тем старик разложил возле себя тоненькие плитки весенней глазури. Неторопко, тихим голосом рассказывал он о древних мастерах, о памятниках, украшенных причудливой мозаикой, о том, как сам потратил много лет и знаний на разгадку тайны.
— Секрет изготовления глазури унес с собою великий мастер. В одной из народных легенд рассказывается, как погиб он от руки хромого Тимура...
...В ознаменование победоносного похода Тамерлана в Северную Индию старшая жена полководца Биби Ханым заложила грандиозную соборную мечеть. Дни и ночи кипела работа. И вот, когда строительство было уже в самом разгаре, главный уста[2] влюбился в Биби Ханым и приостановил работы. Он заявил, что работы не начнутся до тех пор, пока возлюбленная не разрешит ему поцеловать себя в щеку через ее ладонь. Девяносто дней и девяносто ночей не могла решиться Биби Ханым. На девяносто первый день она согласилась. Поцелуй оказался столь горячим, что Тамерлан, вернувшись из похода, увидел на лице любимой его след. Великий завоеватель разгневался, но гнева своего не показал. Он только вызвал к себе мастера и приказал ему построить под землей богатый мавзолей. Помню, дед мой говорил, что такой богатой усыпальницы не было на целом свете... Тогда же повелитель приказал великому уста изготовить из глыбы розового мрамора саркофаг, а из черного нефрита — намогильный камень и высечь на камне арабскими письменами рецепт чудесной глазури.
Когда все было готово, Тимур убил мастера и захоронил его в подземелье. В подземелье он велел снести также свои сокровища и знаменитую библиотеку, которую привез после военного похода в Малую Азию. Затем вход был замурован. Шли годы. Планом подземелья овладел внук великого хромца, Улугбек. Он пополнял библиотеку — так постепенно подземелье превратилось в одно из крупнейших книгохранилищ мира. Но Улугбек умер, и план подземелья исчез... Кто найдет теперь древние сокровища?!
Теплов взглянул на Карима — тот сидел на паласе, подобрав ноги, и сосредоточенно смотрел в темнеющий сад.
Старик продолжал:
— Семьдесят лет тому назад наш город посетили иностранцы. Они очень интересовались могилой мастера и сокровищницей Тимура. У них даже был какой-то план, но они не смогли найти подземелье...
Старик замолчал, провел рукой по седой бороде, улыбнулся, глядя, как старушка Амине суетится в саду у искрящегося тандыра. Она ловким движением распластала и округлила кусок теста, затем, перекинув с ладони на ладонь, погрузила его в огненное жерло печи. Там, пришлепнув тесто к горячей стенке, легко выхватила готовую, румяную лепешку.
— Хорошо бы отыскать намогильный камень, — сказал Карим, — тогда изготовили бы мы глазурь ничуть не хуже старинной. Правда, дедушка?
— Отыскать, говоришь? — старик покачал головой. — Слышал я от друзей-мастеров, что мазар тот глубоко под землей, а где — никто не знает.
Вдруг глаза его лукаво блеснули:
— Может быть, вы найдете, а? А почему бы вам не попытаться?!
Амине принесла на подносе два чайника и три пиалы. Положила горячую лепешку. Старик разлил чай, отхлебнул, причмокивая, пощелкал языком.
— Хороший чай готовит Амине! — похвалил он..
И снова продолжил свой неторопливый рассказ.
...Биби Ханым спешила со строительством. Вокруг грандиозного сооружения разрослось множество мелких мастерских, где днями и ночами кипела работа — готовился облицовочный материал для величественных куполов. Дымили хумдомы, обжигали кирпич и плитку... Стройка тогда напоминала муравейник. Полуголые рабы, изнывая от жары и копоти, работали, не зная ни сна, ни отдыха...
Старик опять замолк. Воспользовавшись его молчанием, Теплов спросил:
— Неужели до наших дней так ничего и не сохранилось?..
— Ничего, сынок, ничего. В два дня и в две ночи по приказу повелительницы все строения ремесленников снесли...
— Не спеши, дедушка, расскажи все по порядку, — прервал его Карим, который уже не первый раз слышал эту легенду.
Старик улыбнулся.
...Возвращаясь из похода, Тимур послал гонцов с сообщением о своем скором прибытии. К тому времени стройку закончили, и Биби Ханым, желая угодить мужу, решила преподнести ему подарок в полной красоте. Тогда-то все и началось. Было приказано сносить мастерские, в которых готовили облицовку. Свистели плети, раздавались крики надсмотрщиков. Тысячи арб подвозили песок, рабы проворно разбрасывали его по широкой площади. Водоносы увлажняли грунт. На стенах величественных сооружений лежали солнечные блики, солнце отражалось и на мраморе отшлифованных плит, устилавших всю площадь. На третий день — мулла еще не успел призвать правоверных к молитве — все было кончено. В городе стояла мертвая тишина, по притихшим улицам гарцевали смотрители повелительницы. Они должны были следить за тем, чтобы никто не вытоптал на площади землю, не испортил облицовку. Тысячи мастеровых и подсобников, точно скот, перегнали за ночь далеко за город...
Слушая старика, Теплов мысленно представил себе полуземлянку-мастерскую, временно возведенную в просторной выемке, где еще совсем недавно кончили брать землю для стройки. Здесь, под кровлей из камыша, прохладно. У входа различная утварь, в стороне проход для приема отформованных и уже готовых кирпичей. В углу — печь, где производят второй обжиг для закрепления глазури. Справа, на просторной площадке, сидят полуголые грязные мальчишки. Они наносят на лицевую сторону кирпичиков густую, точно сметана, массу. Потом кирпичики опускают в красильный раствор. Мастер осторожно укладывает их в печь, где в результате термической обработки и образуется знаменитая глазурь. А вот другой старик готовит драгоценную смесь. Шевеля губами, он издает какие-то шипящие заклинания, отмеривает составные части, перемешивает их.
— Загубил Тимур мастеров, унесли они с собой чудесную тайну. И на том месте, где были когда-то мастерские, теперь площадь. А может быть, высятся многоэтажные дома. Кто знает?