«Зачем ему это понадобилось? — подумал Теплов. — Заперлись в конторе, пьем... А если кто-нибудь войдет?» Но спрашивать не решился: раз позвал, значит, надо.
— Будь здоров, — Иванов выпил, крякнул, жестко поставил стаканчик на стол.
Теплов тоже выпил. Понюхал кусочек сыра. Что ж, пожалуй, самое время сыграть свою роль до конца. Он выложит Иванову все начистоту, даже пригрозит. Если ему не доверяют, он тотчас же свяжется с кем надо. И пусть там рассудят, кто из них прав. Милишевский? Он знает его лично.
Глаза Иванова испуганно округлились:
— О чем вы говорите?
«Вы» — это выскользнуло у него непроизвольно.
Теплов подметил, как засуетились на столе смуглые руки инженера.
— Или хотите обойтись без...
— Господи, это какое-то недоразумение! — перебил его Иванов.
— А слежка? — Теплов снисходительно улыбнулся: — Высокий смуглый узбек... В день моего приезда и затем... Бездарная личность! Каким людям вы доверяете, Иван Андреевич?
Иванов провел тыльной стороной ладони по небритой щеке:
— Может быть, вы и правы... Впрочем...
— Ладно, ладно, — засмеялся Теплов. — Это в ваших же интересах. Что касается меня, то я в какой-то степени вас понимаю. Но так грубо, так грубо!..
Он взял со стола бутылку и налил полный стаканчик, протянул его инженеру. Налил себе.
— Выпьем за мир в этом доме.
— Выпьем...
— И все-таки вы мне не доверяете...
Теплов неожиданно выпрямился. Инженер поперхнулся.
— Да-да, не доверяете.
— Почему?
— Во-первых, вы не свели меня с Джоном Плеем...
— Это не предусмотрено инструкцией.
— Во-вторых...
— А не слишком ли вам много хочется, молодой человек? — раздался за спиной резкий голос, и Иванов, глядя через плечо Теплова, быстро отступил к окну.
Теплов обернулся. Как он не заметил сразу — в комнате была вторая дверь, за ней и стоял с самого начала Чернявский.
— A-а, мистер Плей, — сказал он как можно непринужденнее и шагнул вперед, протягивая иностранцу руку.
Чернявский отступил.
— Так вы хотели поближе со мной познакомиться?
— Разумеется, — Теплов пожал плечами. — Разве это не естественно?
Чернявский улыбнулся:
— И вы даже лично знакомы с Милишевским?
— Да.
— Ваше лицо мне кого-то напоминает...
— Вероятно, мы встречались.
Теплов взял со стола сыр, стал спокойно закусывать. Сунув руку в карман пиджака, Чернявский сел напротив. У него были сухие, слегка прищуренные глаза. В них отражались светлые четырехугольники окон, пересеченные крупной решеткой. Уголки губ вздрагивали.
— Отвечайте быстро. Кто направил вас через кордон?
— Имени его я не знаю...
— Высок? Низок?
— Среднего роста, плотный, седые волосы подстрижены под бобрик. На левой руке не хватает безымянного пальца. Может быть, применим детектор лжи? — съязвил Теплов.
Чернявский пропустил его замечание мимо ушей.
— Говорите дальше.
— Что?
— Вы были у него в доме?
— Да.
— Опишите обстановку.
Теплов поерзал на стуле:
— Ну, это не так просто. Извините, я не писатель...
Губы Чернявского расползлись в ехидной усмешке:
— Ничего. Мы простим вам погрешности стиля. Итак, живее!
— М-м, за мной пришли в гостиницу и сказали, что я должен немедленно одеваться...
— Вы жили в гостинице? — оживился Чернявский.
— Да.
— Где? В какой?
— У арочного моста. Очевидно, вы помните это место, там еще есть небольшой кабачок...
— Продолжайте, — отрезал Чернявский.
Теплов удивленно вскинул бровь.
— Что вы от меня хотите?
— Рассказывайте.
Теплов пожал плечами.
— Как вам угодно. Итак?
— За вами пришли в гостиницу, — нетерпеливо подсказал Чернявский.
— Совершенно верно. Меня долго вели какими-то переулками, пока, наконец, не показалась вилла — двухэтажная, под красным железом, с резной металлической решеткой. В вестибюле, где меня заставили довольно долго ждать, было одно широкое окно, паршивый кафельный полустертый пол и два или три кожаных стула.
— А больше вы ничего не заметили в вестибюле?
— Ах да, по углам стояли четыре большие пальмы...
Чернявский кивнул. Во время разговора он держал руку в кармане пиджака, теперь она расслабленно постукивала костяшками пальцев по столу.
— Кабинет у хозяина шикарный, ничего не скажешь, — продолжал между тем Теплов. — Справа — широкий красный диван, на полу большой мягкий ковер, по стенам — очень много картин и полочек с различными статуэтками...
Иванов сел рядом с Чернявским. Что-то шепнул ему на ухо.
— Ладно, ладно, — поморщился тот.
Инженер налил в стаканчики коньяку.
— Извините нас, господин Семушкин, — сказал он миролюбивым голосом и протянул ему стаканчик. Другой взял Чернявский, небрежно приподнял перед глазами:
— У нас не было другого выхода, сами понимаете.
Теплов кивнул.
— Теперь, кажется, все прояснилось...
— Да-да.
Чернявский пил коньяк маленькими глотками.
— У вас отличная выдержка.
Он помолчал.
— Вы, очевидно, знаете, что на ваш счет ежемесячно откладывается довольно крупная сумма, а в случае выполнения задания вы получите определенный процент с тех доходов, на которые все мы рассчитываем...
— Мне говорили об этом.
— Ну, вот и отлично.
Иванов убрал со стола остатки трапезы, бутылки спрятал в шкаф, закрыл на ключ.
— Сначала уходите вы, — сказал он Чернявскому.
Иностранец крепко пожал Теплову руку, холодные глаза его смеялись.
Теплов понял — только теперь, только сегодня все и начнется. Нужно встретить Норматова...
В этот вечер он долго не мог уснуть. В комнате было душно. Гриша взял постель и поднялся по лестнице на плоскую крышу. Легкий ветерок шевелил листья на старых вязах, шуршал сухими травинками на соседском сарае.
Он лег на спину и увидел черное бездонное небо. Словно гигантские богатыри, упирались в светлую полоску Млечного Пути могучие минареты медресе — там, у самых остроконечных вершин, напоминающих шлемы, проплывали редкие хлопья облаков.
Что будет завтра, чем порадует его новый день?
Где-то далеко в саду играет духовой оркестр. И сердце щемит... Уже больше года не был он дома. Как там мама, как братишки и сестренки?.. Есть и еще один человек, о котором Гриша думает с особой нежностью. Есть еще один человек. Далеко-далеко отсюда...
Музыка тревожно врывается в неспокойные сны Теплова. Он ворочается в горячей постели, шепчет что-то сухими губами. И стройные минареты пронзают облака в середине огромного полога неба. И звезды горят, как огоньки раскинувшегося под холмами города.
Галя
Страшно сегодня Гале. Страшно не оттого, что вечер, не оттого, что деревья шумят в саду, что ходит ветер мягкими крадущимися шагами по железной кровле. Страшно от ни с кем не разделенных мыслей. Оттого, что некому вылить душу.
— Каримчик!.. Ох, как ты меня напугал, — обессиленно откинулась она к стене. В комнате полумрак. Лицо у Гали белое, как у привидения.
— Вижу, никого нет. И Джек помалкивает, — смущенно проговорил Карим, задерживаясь у порога. — Почему сидишь в темноте?
Вопрос остался без ответа.
У Гали отлегло от сердца. Приход Карима отогнал невеселые мысли.
— Садись, что стоишь? Вот сюда, на диван...
Она взяла его за рукав и почти силой усадила. Щелкнула выключателем, зажмурилась от яркого света.
— Хочешь, вина принесу?
— Еще чего выдумала?
— Ну, тогда печенья. Или конфет?
— Не нужно...
Галя всплеснула руками:
— Фи, как с тобой неинтересно!..
Она села рядом на диван, обхватила руками колено, покачиваясь, проговорила с лукавой улыбкой:
— А ведь ты меня любишь, Каримчик, правда, любишь?
— Да брось ты, Галка, честное слово! — вспыхнул Карим. — И что на тебя сегодня напало?
— Ладно, не буду, — кивнула Галина. — Только смотри, не проморгай... Того гляди, увезет твою Галку иностранец...
— Какой еще иностранец? — привстал Карим.
— Как какой? — Галина сделала наивные глаза. — Разве ты ничего не знаешь? Папин гость, конечно...
— Ври.
— Честное слово. Сама слышала, как папка ему обещал...
— Да ведь старик он...
— Ну и что ж, зато богат.
— И это сказал отец?
— Угу...
— Бред...
— И совсем не бред, — глаза девушки блеснули, румянец снова зажег ее щеки. — Джон Плей сегодня уезжает. Видишь ли, они не нашли входа в сокровищницу. Так сказал папа. А Джон сказал, что надо разыскать Дохлого, потому что Дохлый все знает. Папа возражал против его поездки — он говорил, что Джон может засыпаться. «Подумаешь, — сказал Джон. — Надо всем намекнуть, что я в Бухаре». Вот и все. И мне за обедом он тоже сказал, что уезжает в Бухару. Но я-то знала, что ни в какую Бухару он не едет. Он едет к Дохлому — совсем в другое место. А меня он увезет после, когда все будет сделано. «Ты и не представляешь себе, что там за жизнь, — сказал он. — Дурашка!..»
Плечи ее дрогнули — она беззвучно заплакала.
— Ну, вот... что же ты, — неловко пробормотал Карим, не зная, как успокоить девушку.
— И ты... ты тоже! — сказала она сквозь слезы.
Он обнял ее, осторожно прижал к себе. «Что же я делаю?» — обожгла отчаянная мысль. А Галя, перестав плакать, доверчиво прильнула к его плечу.
— А ты не бойся, не бойся, — сказал Карим. — Честное слово, ничего тебе не будет. Разве может кто-нибудь увезти девушку против ее желания?!
Она резко встала, провела пальцами по мокрым глазам:
— Какой же ты, право...
Он не знал, как себя вести. Говорят, что девушки любят комплименты. А он вдруг почувствовал в голове совершенную пустоту.
— Прости меня, Галя...
— Прости-и, — передразнила она. — Не получится из тебя, Каримчик, настоящего кавалера.
А новость была потрясающая. Значит, входа в сокровищницу они все же не знают. Ищут Дохлого... Новый тип. Не из их ли компании?..