чкана суперсложной аппаратурой для слежения. Одни решетки на окнах чего стоили! Совершенно ясно, что это больница закрытого типа, и как-то она обязательно охраняется.
В полдень был обед, а около четырех часов дня иногда заглядывала медсестра. Она помогала лежачим больным справиться с естественными потребностями: протирала кожу камфорным спиртом во избежание пролежней. И до вечера, когда привозили ужин, в палату больше никто не заходил. Иногда Анне казалось, что если она или Мария среди дня умрут, об этом узнают только вечером. Перед отбоем, около 22.00, снова приносили лекарства и ставили уколы. Все дни недели были похожи, словно близнецы, и лишь в четверг около полудня шум большого подъезжающего автомобиля вносил некое разнообразие в серую, унылую, беспросветную жизнь больницы.
Анна подозревала, что прямо под окнами их палаты находится служебная дверь, из которой загружают и разгружают белье, именно поэтому слышимость была настолько отчетливая. Возможно, пищеблок и все подъездные пути располагаются далеко от палаты, потому что больше никаких посторонних звуков она не слышала. Лакрицина, конечно, обдумала предложение Марии и уже была готова от него отказаться, потому что было очень страшно, но, с другой стороны, если представить, что ее ожидает после перевода из больницы, то лучше уж пусть пристрелят при попытке к бегству, чем возвращение в СИЗО и тюремное заключение до самой смерти.
— Расскажи мне, как это будет выглядеть? — Анна больше не могла оставаться в неведении.
— Значит, ты решилась? — Мария подтянулась на руках и села. — Ты понимаешь, что обратного пути уже не будет? Кроме того, если нам удастся вырваться из больницы, ты должна будешь отвезти меня по одному адресу, а потом забыть его навсегда. Даже если тебя потом поймают, ты не сможешь меня выдать, потому что я дала тебе этот шанс. Ты понимаешь меня?
Лакрицина, конечно, понимала, что Мария без нее не справится и что только поэтому она так рискует, открывая ей все карты.
— Да, я понимаю, — кивнула головой Анна, — я ничего никому не скажу.
— Отлично. Подойди ко мне, — попросила соседка, и Лакрицина встала и подошла. — Садись, — она указала на свою кровать. — Теперь внимательно слушай и запоминай. Завтра у нас с тобой единственный шанс, и если у тебя что-то не получится, вместо свободы мы получим еще более мучительную жизнь. Ты будешь считаться склонной к бегству, и церемониться с тобой никто не станет.
Анна молча кивнула, она это понимала.
— Завтра, когда в палату зайдут медсестра и уборщица, веди себя спокойно. Нам надо дождаться, пока уборщица сделает свое дело и уйдет, а после этого медсестра наклонится к тебе, чтобы поставить укол. Ты должна всадить ей в шею вот это, — и Мария протянула изумленной Анне пустой шприц. — Здесь пока ничего нет, но завтра, за пять минут до прихода медсестры, ты из таблеток должна сделать препарат, который и введешь ей в шею. Колоть надо только вот сюда, — и Мария показала на себе, куда именно.
Анна в ужасе отшатнулась:
— Я никогда в жизни не ставила уколы, у меня не получится!
— Значит, вся затея — коту под хвост, — спокойно ответила Мария. — Возвращайся к себе на кровать и жди приговора.
Анна замолчала, но потом все-таки смогла справиться со своими эмоциями:
— Хорошо, я попробую, но какой препарат и как его готовить? Я никогда ничего подобного не делала.
— Это самое простое. — Мария протянула ей чайную ложку и зажигалку. — Ты раздавишь таблетки в ложке, а затем разогреешь до состояния жидкой кашицы.
— Она потом умрет? — Анна подумала, что после такого укола, да еще в шею, остаться в живых шансов мало.
— Нет, с ней все будет хорошо, и не об этом ты должна сейчас думать, — резко оборвала ее Мария. — Как только ты увидишь, что медсестра отрубилась, ты помогаешь мне пересесть в кресло, поднимаешь медсестру, кладешь ее в постель и накрываешь одеялом. В свою постель — из коридора будет казаться, что ты спишь, а меня увезли на процедуры. Да, и не забудь снять с нее одежду и переодеться.
— А дальше? — Анна понимала, что шансы на удачный исход этой затеи очень малы.
— А дальше ты меня выкатываешь в коридор и направляешься к служебному выходу, все остальное уже — моя головная боль. Главное — завтра слушайся меня и ничего не бойся.
Глава 4
Накануне побега Анна не смогла заснуть ни на минуту, она всю ночь ворочалась с боку на бок, хотя прекрасно понимала, что перед таким ответственным мероприятием необходимо хорошенько выспаться. Мария спала на удивление крепко, а Лакрицина не находила себе места. Она осторожно встала с кровати и немного походила по палате, она часто так делала ночью, чтобы разрабатывать ноги и не привлекать внимания медицинского персонала. У Анны сейчас было дикое желание подойти к двери и выглянуть в коридор, но она знала, что так поступать нельзя — ее тотчас заметит дежурная, и тогда придется объясняться, почему она уже ходит и как давно. К палате моментально приставят охрану, потому что из «неходячих» они станут «потенциально опасными» преступницами. Лакрицина несколько раз присела, затем немного помассировала ноги и вернулась к себе на кровать. Ее до сих пор одолевали сомнения, правильно ли она поступила, когда согласилась на предложение Марии. Но с другой стороны, такое стечение обстоятельств можно назвать невероятным везением, и отказываться от подобного шанса было бы глупо.
Лакрицина закрыла глаза и попыталась себе представить, как все это будет завтра, вернее, уже сегодня, потому что уже далеко за полночь. Больше всего Анна волновалась из-за укола — она боялась, что в самый ответственный момент у нее задрожат руки и она не сможет всадить шприц в шею медсестры. Сам этот поступок вызывал у Анны внутреннее отторжение, и если бы можно было этого не делать, она бы не делала, но выбора не оставалось.
Перед самым рассветом Лакрицина на несколько минут забылась, а затем проснулась от громкого шепота Марии:
— Пора просыпаться и варить лекарство.
Анна вскочила как ужаленная. «Началось», — пронеслось в ее возбужденном мозгу, и девушка встала с кровати. Она подошла к батарее, за которой они прятали шприц, ложку и зажигалку, и вынула все это. Затем вернулась в постель, достала из матраса свои таблетки, большим пальцем раздавила их в ложке и нагрела ее на огне. Мария безмолвно наблюдала за ее действиями, а когда таблетки превратились в кипящую кашицу, шепнула:
— Пусть немного остынет, а затем набирай препарат в шприц.
Анна в ответ только кивнула, у нее так дрожали руки, что она боялась пролить лекарство на одеяло. Когда она наконец-то смогла наполнить шприц, в коридоре послышались тяжелые шаги. Девушки моментально легли и закрылись одеялами, и когда в палату вошла медсестра, толкая перед собой инвалидную коляску, они сделали вид, что крепко спят. Анна под одеялом сжимала в руке шприц, прислонив его к бедру и стараясь не уколоться иглой.
— Подъем! — грубо гаркнула медсестра и зажгла свет. Пока она разбирала лекарства, в палату вошла уборщица и, гремя ведрами, принялась за работу.
Анна сидела на кровати и не сводила напряженных глаз с медсестры. Сейчас уборщица должна закончить и уйти, и тогда надо будет действовать. Мария тоже полулежала в постели, но ее глаза были полузакрыты, и за всем происходящим она наблюдала из-под опущенных ресниц.
— Я вчера своему говорю, — уборщица отставила швабру и подошла к медсестре, — ты бы взял деньги в конторе на остановке, а отдавать не надо. Ведь можно сменить симку, и они никогда до тебя не дозвонятся! Так мой такой глупый, что сам и догадаться не мог.
— Да ты что? — оживилась медсестра. — А так разве можно?
— Конечно, можно, — уборщица молола языком без устали, — все умные люди только так и делают. Ты что думаешь, они платят по кредитам? Как бы не так! — Она зашлась в хохоте. — Да только идиоты сейчас отдают свои деньги! Умные люди знают, как жить!
У Анны взмокли руки, особенно та, в которой она сжимала шприц. Если уборщица сейчас не прекратит свой треп, у них ничего не получится, потому что с двумя женщинами ей одной не справиться. А тем временем эта чертова старуха и не думала закругляться, она вошла в раж, щеки у нее полыхали, и со все возрастающей энергией она уже почти кричала на всю палату:
— Довели людей до нищеты! Я не могу в Турцию слетать без кредита, это разве нормально? А сами там жируют, наши денежки тратят!
Медсестра подошла к Анне и начала готовить лекарство для укола. Она открыла пузырек, затем достала одноразовый шприц и набрала в него препарат. Лакрицина беспомощно взглянула на Марию, и тогда ее соседка пронзительно закричала. Лакрицина вздрогнула, уборщица испуганно замолчала на полуслове, а медсестра отошла от Анны к ней:
— Ты чего орешь?
— Шею свело судорогой! — Мария поморщилась.
— Пойду я. — Уборщица поспешила к выходу, волоча за собой ведра и швабру. — Припадочные какие…
— Ну, давай я тебе укол первой сделаю. — Медсестра склонилась над Марией, и Анна поняла, что пришло время действовать. Она выскользнула из кровати и неслышно подошла к женщине. На секунду замешкавшись, Анна с размаху всадила шприц в шею медсестры и выдавила все лекарство. Женщина повернулась и с ужасом уставилась на Анну, она выпучила глаза и попыталась что-то сказать, но изо рта у нее вырывался лишь слабый хрип. Шприц продолжал торчать из ее шеи, теперь он немного раскачивался из стороны в сторону.
— Хватай ее! — первой очнулась Мария, она дотянулась и толкнула медсестру на пол, Анна едва успела подхватить ее на лету, иначе грохот от падающего тела было бы слышно по всему коридору. Медсестра закатила глаза, у нее изо рта пошла пена.
— Ты говорила, что этот укол безопасен, — в ужасе прошептала Лакрицина, подтаскивая обмякшую женщину к своей кровати.
— Теперь это уже не имеет никакого значения! Переодевайся быстрее и помоги мне сесть в кресло!
Лакрицина повалила медсестру к себе на кровать и, стараясь не смотреть в ее перекошенное лицо, начала снимать с нее форму. Когда Анна полностью переоделась и накрыла уже не подающую признаков жизни женщину одеялом, она подошла к Марии.