— Не сердись.
— А ты не строй из себя собственника. Да, я ездила в Лаайну, потому что никогда не бывала там. Это прекрасное место, которое стоит посетить, и прочее, и прочее. Посмотрела несколько прелестных представлений, вкусно пообедала, чудно повеселилась. Это как раз то, что мне было необходимо. Но я устала и потому иду спать. Покойной ночи.
— Погоди минуту. Где ты была?
— Я же сказала тебе.
— Я имею в виду, где это ты так «чудно повеселилась»?
— Не помню. — Черта с два она ему расскажет, что провела целый вечер одна в кинотеатре.
— Выпивка или наркотики отшибли память?
— Интересно, и кто это сердится? Ну, не помню, как называется. Какое это имеет значение? По-моему, там была крыша из пальмовых листьев. — Лайла попыталась вспомнить название клуба на окраине туристского городка, мимо которого она проезжала. — Кажется, какая-то хижина.
— «Сахарная хижина»? Ты одна пошла в «Сахарную хижину»?
— Ну все та же песня. Часть вторая.
— Это самое злачное место на острове. Там есть все, что пожелаешь, начиная с кокаина и кончая венерической болезнью.
— Это мнение знатока?
Его глаза зло сверкали из темноты.
— Ты прекрасно себя чувствовала среди этого разгула, да? Ты даже оделась как девица в поисках приключений. Ты чудно вписываешься в эту толпу, где все чего-то ищут, творят все, что угодно, и чихать хотели на все остальное.
Она слегка наклонила голову и произнесла с некоторым кокетством:
— Пусть будет так, папочка. Я слегка повеселилась, но не встретила никого, с кем хотелось бы продолжить знакомство.
— Ты с кем-то трахалась?
Лайла вскипела, вначале от замешательства, которое затем переросло в ярость. Она так разозлилась, что не могла вымолвить ни слова. Адам же решил еще сильнее разбередить себе рану, которая все еще не зажила.
— Так ты за этим и ездила? — Он подъехал ближе и прикоснулся к ее бедрам. — Чтобы кто-то другой погасил тот огонь, который я вчера зажег?
Не сводя с него взгляда, она отступила назад, чтобы он не смог дотянуться, сорвала с себя венок и швырнула ему на колени. И только сейчас заметила бокал в его руке.
— Ты просто пьян. И я не собираюсь выслушивать твои допросы и оскорбления. Но да будет тебе известно, что, если бы я и впрямь отправилась, как ты мерзко выразился, трахаться, то тебя это вовсе не касается. — И уже с последней ступеньки лестницы она нанесла ему последний удар: — Дай Бог тебе доброго утра с похмелья.
Бог не внял.
На следующее утро, когда она появилась, он не смог оторвать головы от подушки. Лежал с зеленым лицом, выражавшим одно желание — умереть.
— Никакого баскетбола сегодня? — спросила она высоким, пронзительным голосом. — Никакой Уитни Хьюстон?
Адам угрожающе глянул на нее из-под нахмуренных бровей.
Лайла исполнила неуклюжий, но восторженный пируэт и продолжила:
— А я чувствую себя изумительно! Утро поистине великолепное. Ты оценил омлет с ветчиной, который Пит приготовил по особому рецепту? — Адам застонал. — Пальчики оближешь. Сколько сыра. Прямо сочился, когда я…
— Заткнись, Лайла, — сквозь зубы, со злостью процедил он.
— А в чем дело? — Она вытянула губы. — У Адама болит животик?
— Убирайся отсюда к черту, оставь меня в покое.
Она засмеялась.
— Я ведь предупреждала. Не моя вина, что ты не послушался. Что ты пил? Джин? Водку? Виски? Бренди? — Он застонал и с несчастным видом схватился за живот. — Ах, бренди. Довольно дорогая выпивка. Но ты ведь можешь себе это позволить, царь Мидас?
— Я убью тебя.
— Сначала придется поймать меня, Кэйвано. А ты никогда не сможешь сделать этого, лежа на своей винной бочке. Ну хватит, вставай, начинаем работать.
Она взяла его за руку и попыталась приподнять. Адама словно пригвоздили к подушке, он не мог и пальцем пошевелить.
— Ну, давай. Шутки в сторону. Пора приступать.
— Я не двинусь с места.
Уперев руки в боки, она глянула на него с отвращением.
— Таблетка или две аспирина помогут?
— Нет. Только смерть.
— Насколько мне известно, от похмелья еще никто не умирал, хотя уверена, молили об этом миллионы. — В ее голосе все еще сквозило хорошее настроение. — Ты совсем по-другому заговоришь, когда выпьешь аспирин… в том случае, если Бог простит и позволит тебе выжить.
Лайла ушла в ванную и тут же вернулась с тремя таблетками аспирина в одной руке и стаканом воды в другой.
— Вот, прими.
— Не хочу я этот чертов аспирин.
— Тебе будет легче упражняться.
— Я и не собираюсь сегодня заниматься. Я чувствую себя как в сортире.
— И кто в этом виноват? — Ее терпение, казалось, вот-вот лопнет. Голос уже зазвучал резко и скрипуче. — Сейчас же прекрати это ребячество и прими аспирин.
Разжав его ладонь, Лайла вложила туда таблетки. Он с силой швырнул их в другой конец комнаты. Они с легким шорохом покатились по полу. Этот едва слышный звук произвел эффект разорвавшейся бомбы — Лайла что было сил швырнула стакан с водой ему на колени. Это заставило Адама оторваться от подушек. Он подпрыгнул, задохнувшись от удивления, жутко побледнел и с недоумением уставился на растекающуюся по его бедрам воду. Не успел он прийти в себя от изумления и ярости, как вдруг послышался звонок в дверь.
Пит отправился в ближайший магазин за покупками, поэтому Лайле пришлось открыть самой. Напоследок испепелив Адама взглядом, она вышла из комнаты, вприпрыжку спустилась с лестницы и широко распахнула дверь. Трудно сказать, какая из женщин при виде другой была ошарашена сильнее.
Гостья первой обрела дар речи и спросила Лайлу:
— Вы кто?
— Нам ничего не нужно.
— Что не нужно?
— Ничего из того, что вы можете предложить, леди.
В ответ брюнетка резко выпрямилась. Ее правильное лицо вытянулось настолько, что казалось на нем не было ни единой складочки или морщинки.
Она произнесла ледяным голосом:
— Я задала вам вопрос, девушка.
— А теперь я спрашиваю: кто вы?
Но Лайла уже поняла. Чемоданы, стоявшие рядом с приехавшей, стоили гораздо больше, чем ее, Лайлы, малолитражка. Одежда дамы не требовала специальных меток, чтобы выглядеть дорогой. И в довершение всего, ее молочно-белая кожа, фарфорово-голубые глаза, черные как смоль волосы и ярко-красные губы никого не оставили бы равнодушным.
— Капризная Белоснежка, — пробормотала Лайла.
— Прошу прощения?
— Да нет, ничего. Проходите.
Лайла отступила, пропуская женщину в прихожую. Та вошла, стараясь не коснуться юбкой обнаженных ног Лайлы, — высокомерие, показавшееся ей забавным.
— Где Пит?
Итак, она бывала здесь прежде.
— Отправился за покупками.
— А где Адам?
— В своей комнате, наверху.
— В последний раз спрашиваю: кто вы?
— Лайла Мэйсон.
— Лукреция фон Элсинхауэр.
Лайла никак не отреагировала. Вероятно, предполагалось, что девушка бросится ниц, она же только смерила даму взглядом, ничуть не тушуясь и ни в чем не уступая.
— Что вы здесь делаете, мисс Мэйсон?
Лайла слегка сощурила глаза и вызывающе подмигнула.
— Вас так и подмывает это узнать? — С упрямым удовольствием она наблюдала за тем, как вновь каменеет лицо женщины. — Не волнуйтесь, Лукреция. Я физиотерапевт, лечу Адама.
Гостья окинула Лайлу холодным взглядом, отметив босые ноги, узкие спортивные шорты, майку без рукавов с рекламой рок-радио и уж совсем не к месту большие серьги в ушах.
— Я хочу видеть Адама. — И подчеркнула: — Немедленно.
— Вас проводить? — сладким голосом произнесла Лайла.
— Я знаю, не надо.
— Понятно. — Она широким жестом пригласила гостью наверх.
Лукреция, с сумкой «от Луи Вюттона» на плече, ступила на лестницу.
Почти у двери в комнату Адама Лайла окликнула ее снизу:
— Возможно, мне следует вас предупредить. С ним приключилась беда в постели.
Брюнетка пожала плечами, подняв их чуть не до мочек ушей, — ну с кем не бывает.
— Ничего хорошего для хозяина, — философски изрек Пит, покачав при этом головой. — Она сказала: «Вытри здесь». Хозяин весь был мокрый. Я вытер. Поменял постель. Она сказала: «А теперь уйди». Я ушел. Ничего хорошего для хозяина.
— Кончай злиться. — Лайла выудила из салата, над которым он корпел, белую горошину и разжевала ее. — Можешь не объяснять мне, что из себя представляет эта мисс фон Элсинхауэр. Она, должно быть, потомок Гитлера.
Пит радостно похлопал себя по коленям, как делал в любом другом случае, если что-то казалось ему чрезвычайно забавным.
— И это вовсе не шутка. Я действительно так считаю.
С той самой минуты, как Лайла открыла входную дверь и увидела Лукрецию, стало ясно, что ее приезд ничего радостного не сулит. Может, она судила и необъективно, скорее всего, так оно и было. Эта женщина всего за несколько часов уже успела внести разлад.
После того как Пит сменил мокрые простыни, Лайла достаточно подождала, чтобы дать возможность Адаму насладиться встречей с Лукрецией, и постучала в дверь спальни.
Ответила Лукреция:
— Входите.
Впервые со времени появления здесь Лайлы комната Адама походила на комнату больного. Шторы на окнах были опущены и плотно задернуты, не только закрывая вид из окна, но не пропуская даже лучика света. Из стереоколонок едва доносились звуки камерной музыки, вместо громкого рока, как это обычно предпочитали они с Лайлой. Яркая реклама, которую она как-то принесла из своего очередного рейда по книжным магазинам и повесила на стене против его постели, куда-то подевалась. Атмосфера в комнате напоминала похоронную.
— Если так пойдет дальше, то мне придется завести собаку-поводыря, чтобы отыскивать своего пациента в этом мраке, — проговорила она с саркастической усмешкой. — Что с тобой стряслось? — Подойдя к кровати, Лайла увидела, что Адам распростерся на подушках, а на лбу у него компресс со льдом.
— Адам неважно себя чувствует. — Лукреция материализовалась, как фантом.