— Ничего удивительного. Он отвратительно напился вчера вечером. У него похмелье, поможет лишь томатный сок и несколько таблеток аспирина.
— Не думаю, что следует начинать какое-то лечение без консультации с врачами.
— Лечение?! Речь идет всего лишь о трех таблетках аспирина.
— Лайла, пожалуйста, — простонал Адам, — говори хоть чуточку тише.
Она склонилась к нему.
— Не будешь ли ты столь любезен объяснить мне, что здесь происходит? Время занятий, а ты лежишь в постели и изображаешь умирающего.
Он прикрыл лицо ладонями и стиснул виски.
— Моя голова сейчас расколется на куски.
— Безобразие, чемпион. Пора приниматься за упражнения.
Лукреция вклинилась между Лайлой и постелью.
— Вы, конечно же, не заставите человека, страдающего от боли, заниматься физическими упражнениями.
— К вашему сведению, мисс-фон-как-вас-там-зовут, большинство моих пациентов страдает от боли. Моя задача облегчить их участь. И в конечном счете мне это удается. А сейчас, прошу извинить. Нам с пациентом нужно работать.
— Вероятно, у вас ограниченный опыт работы в довольно узкой области, и, кроме того, вы излишне ревностно относитесь к своим обязанностям.
Лайла стиснула зубы.
— Я профессионал и имею достаточно опыта как в отношении с пациентами, так и с их сующимися не в свои дела друзьями, родственниками и любовницами, которые, может, и хотят добра, но ни черта не смыслят в физиотерапии.
— Вы похваляетесь своим профессионализмом, но ваше отношение и поведение… приходится только диву даваться.
— Кто-то сейчас добьется, что я просто соберу монатки и отправлюсь в ближайший мотель, если этот кто-то не уберет с дороги эту элегантную ослицу. Адам, — заявила Лайла, — вели ей исчезнуть до конца занятий.
Он с утомленным видом убрал лед со лба. Взор его метался от одной женщины к другой, но наконец остановился на Лайле.
— Но мне действительно плохо, Лайла. Нельзя ли провести занятия и упражнения после ленча?
Кровь прихлынула к ее щекам, и она тут же зарделась от гнева, бросив на него полный презрения взгляд, проигнорировала самодовольный вид Лукреции и выскочила из комнаты, хлопнув дверью так, что в доме задрожали все стекла до единого.
Сейчас на кухне в ожидании назначенного часа, чтобы сделать еще одну попытку, она вспыхивала от ярости каждый раз, как только прокручивала в мозгу всю сцену с начала до конца. Пит вынужден был несколько раз повторить, прежде чем до нее дошло, что он обращается к ней.
— Извини, что ты сказал?
— Ренч готов.
— Хорошо, пойду позову их.
— Это лишнее, мисс Мэйсон. Я пришла за подносом, — раздался с порога голос Лукреции. — Адам предпочитает ленч у себя в комнате.
— Ну что Адам предпочитает и что Адам будет делать — это совершенно разные вещи, — сухо проговорила Лайла, вставая с места и глядя в упор на Лукрецию. — Он уже в течение нескольких недель ест на кухне, с тех пор как научился передвигаться в кресле. Никакого подноса в постель. Нужны упражнения. Ему нужно вставать и двигаться самостоятельно. Черт меня побери, если он будет лежать в постели, питаясь с ложечки и принимая ваше сочувствие…
— Ваше мнение меня не интересует…
— Попробуйте только не спросить!
— …Но Адам в совершенном изнеможении, поэтому я собираюсь позвонить доктору Арно, попросить его подъехать и порекомендовать, что он считает необходимым для Адама. Пит, почему ты не приготовил поднос с едой?
— Райра сказала «нет».
— Да приготовь ты ей этот чертов поднос, — сердито бросила Лайла и, обойдя Лукрецию, вышла из кухни.
— Вы уверены, что она все поняла?
— Абсолютно, — ответила трубка голосом доктора Арно. — Я объяснил мисс фон Элсинхауэр, что Адам значительно продвинулся на пути к выздоровлению за то время, что вы с ним работаете. Я сказал, что если все будет идти, как прежде, то он выздоровеет или почти выздоровеет уже в ближайшие недели, но крайне необходимо, чтобы ваш курс не прерывался, а у пациента сохранялся оптимистический настрой.
Впервые с того момента, как Лайла открыла дверь этой сногсшибательной красотке Лукреции, внутреннее напряжение слегка отпустило ее.
— Спасибо, Бо. Мне предстоит выиграть с пустыми картами.
— Готов поспорить, что вы выиграете любую игру, в которую ввяжетесь, Лайла, — ответил доктор, довольно хмыкнув. — Звоните, если возникнут какие-либо проблемы. Но, думаю, кризис мы преодолели.
— Еще раз спасибо за поддержку.
Закончив разговор, она с радостью выбежала из своей комнаты и помчалась к Адаму. Однако при виде идиллической картинки она просто остолбенела.
Лукреция сидела на краю кровати. Она поменяла наряд и сейчас была в легких парусиновых брюках. Но в прическе тем не менее волосок лежал к волоску, и вид у нее был вовсе не домашний.
Лукреция держала руку Адама в своих ладонях. Он смеялся, подняв к ней глаза. Лайлу внезапно пронзила острая боль — как он привлекателен, когда вот так улыбается! И как же ей не хватает его! Последние два дня они почти не виделись. А если и виделись, то постоянно воевали.
Ее как громом поразило при мысли от том, что она с удовольствием выцарапала бы глаза этой Лукреции фон Элсинхауэр не только за то, что она вмешивается в лечение.
Лайла ревновала. К Лукреции. О дьявол, да ведь она влюбилась!
8
Заметив в дверном проеме Лайлу, Лукреция наклонилась и мягко поцеловала Адама в губы.
— Увидимся позже, дорогой.
Лайла недобрым взглядом проводила Лукрецию и, повернувшись к Адаму, заметила, что он тоже не может оторваться от пустого проема, через который только что выскользнула Лукреция. Снедаемый тоскою, он даже не пытался скрыть этого.
— Что, хочешь послать сигнал бедствия? — сварливо спросила Лайла.
— Что ты имеешь в виду?
— Разве не ты послал за ней, чтобы она спасла тебя от моего назойливого присутствия?
Отказавшись от ее помощи, Адам самостоятельно перебрался с кровати в кресло.
— Я не позволяю кому-либо, особенно женщинам, вызволять меня из сложных ситуаций. Приезд Лукреции — совершенная неожиданность для меня.
— И часто она является вот так, без приглашения, как снег на голову?
— Она самостоятельная женщина и делает что захочет. — Он поднял на Лайлу глаза и многозначительно добавил: — И знает, что здесь для нее всегда открыты двери.
— Поосторожней насчет открытых дверей, Кэйвано. Как-нибудь здорово оконфузишься.
— Это как?
— Явившись нежданно-негаданно, застанет тебя в постели с другой, дурачок.
— Ну, — проворчал он, водружаясь на покрытый матом столик, — на сей раз об этом и речи не могло быть, не так ли?
Лайла подняла его ноги и уложила на столик.
— Совршенно верно.
— Чем же тогда вызвана твоя досада?
— Разве я раздосадована?
— Именно.
— Мне абсолютно все равно, гарем у тебя или нет, чтобы тебя нежили и обнимали. Просто на время занятий избавляйся от всех любовниц.
— Одна любовница — еще не гарем.
— Одна или пятьдесят, но во время наших занятий ты должен чертовски упираться, чтобы мы могли покончить с этим. Как только ты начнешь ходить, я вытряхнусь отсюда в два счета. Пока же, если эта Белоснежка не будет путаться у меня под ногами, мы прекрасно поладим.
— Белоснежка?
— Не важно.
— А я кто, принц?
— Дурачок.
— Теперь ясно, кто ты. Ты просто зануда.
— Твои мышцы и суставы совершенно затвердели, — в сердцах выпалила Лайла.
— Ой, прекрати.
— Ни слова о боли, Кэйвано. Сам во всем виноват. Сам все это сотворил, валяясь в постели и сачкуя целых два дня. А сейчас мы должны восстановить то, чего достигли прежде, чем ты решил заделаться бездельником.
Потом разговоры пришлось прекратить. Она не уменьшила количество упражнений, хотя после двух дней ничегонеделания кое-какие успехи Адама сошли на нет.
— Нажимай сильнее. — Занятия уже подходили к концу, когда Лайла нарушила молчание резким выговором.
Обычно они шутили во время самых болезненных упражнений, грубя друг другу или отпуская сексуальные намеки. Сегодняшняя гнетущая тишина действовала ей на нервы. Обоим хотелось восстановить дух товарищества, который так устраивал их до того поцелуя, несвоевременного приезда Лукреции, а также ее собственного открытия, что в ее отношении к Адаму кроется нечто большее, чем просто профессиональный интерес.
— Я сказала, жми сильнее!
— А я что делаю, черт побери! — Он прямо-таки оскалился, лицо покрылось потом.
— Сильнее!
— Не могу.
— Можешь. Давай.
Он сделал еще одну попытку.
— Вот теперь лучше. Хорошо. Еще сильнее, Адам. Сильнее.
— Когда женщина просит меня толкать сильнее и выше, я предаюсь более приятным упражнениям.
Их глаза словно притянуло магнитом. У нее перехватило дыхание, и она задышала так же часто и тяжело, как и он. Лайла ослабила сопротивление и опустила его ногу на стол.
— Да, это занятие явно не из приятных. Прости, что не могу предложить ничего лучшего.
Он выдержал ее взгляд, потом отрешенно пожал плечами:
— Ты же не виновата, что я попал в эту расщелину.
Когда бы он ни заговаривал о несчастном случае, лицо его сразу становилось холодным и виноватым. Лайла знала, что он все еще переживает гибель друзей. В этот момент она безумно жалела его.
— Ты хорошо сегодня поработал и заслуживаешь награды.
— Массаж? — спросил он с надеждой.
— С лосьоном.
— Потрясающе.
— Сними шорты и перевернись на живот.
Адам научился делать это самостоятельно, и, заворачивая в простыню, Лайла похвалила его. Адам, растянувшись и положив голову на сложенные руки, наблюдал за ее действиями.
— Знаешь, ты шокировала Лукрецию.
— Чем?
Она принесла влажное полотенце и принялась протирать ему руки, ноги, спину. Вытерев насухо все тело, смочила руки лосьоном и начала с икр. Прикрыв глаза, он застонал от удовольствия.
— Расслабь все мышцы, — сказала она, гипнотизируя. — Думай о расслаблении. И что сказала обо мне Лукреция? — вернулась она к этой теме будто невзначай, надеясь, что он не заметит острого любопытства.