Она накинула на его чресла белое спортивное полотенце.
— Давай приступим.
— К чему?
— К тому же, что пытались проделать трое предыдущих терапевтов, пока ты не выставил их вон. Я стану массажировать каждый сустав, выворачивая его в разные стороны настолько, насколько это возможно.
— Да, действительно, каждый из них таким образом напрасно терял время.
— На сей раз это мое время. И едва ли пустая трата, потому что мне за него хорошо заплатят. А тебе все равно деваться некуда, так не лучше ли лежать спокойно и не молоть языком попусту.
Последние слова Лайлы заглушили его краткие ругательства, в которые он вложил всю свою боль и беспомощность, несмотря на недвусмысленность этих скабрезностей.
Она неодобрительно посмотрела на него:
— Извини, но ты еще не в форме. Ты лишен потрясающего наслаждения. Впрочем, боюсь, что как только потенция восстановится, ты меня не захочешь. Ты считаешь, что уже ненавидишь меня, но то ли еще будет, когда мы перейдем к ПНП.
— Это что еще за дьявольщина?
— Психоневрологическая помощь.
Его глаза вспыхнули темным огнем.
— Звучит отвратительно.
— Ничего особенного. На сегодня достаточно и пассивных упражнений в кровати, но приготовься с завтрашнего утра начать упражняться стоя, и затем последует перевод на кушетку.
— Упражнения стоя?
— На наклонном столе. Тебе не впервой, я знаю, так что не надо немых сцен.
— Ненавижу эту чертову штуку.
— Веселого мало, согласна. Но это улучшает кровообращение, ты же не хочешь, чтобы твоя кровь застоялась. Кроме того, подобного рода упражнения способствуют нормализации мочеиспускания. Опять вернуться к катетерам?! Ведь при полной неподвижности вероятны любого рода инфекции, образование песка, камней и прочие заболевания, вроде этого.
— Неужели нельзя поговорить о чем-нибудь другом? — спросил он, вдруг побледнев.
— Конечно, можно. Что тебя интересует?
— Ничего.
Встав у кровати, Лайла взяла его правую стопу в руки и начала вращать негнущийся шаровой сустав.
— Как часто Пит переворачивает тебя?
— Вообще не переворачивает.
— Ты запретил ему?
— Да. Это унизительно.
— Тебя надо переворачивать каждые два часа.
— Ха-ха.
— Неудивительно, что у тебя пролежни на спине. Отвергая из мальчишеского упрямства необходимую помощь, ты только вредишь себе и усугубляешь болезнь.
— Я привык обходиться без посторонней помощи.
— Самоуверенный супермен.
— Что в этом плохого?
— При данных обстоятельствах это глупая и вредная позиция. — Но, увидев, что он готов возразить, она быстро добавила: — Однако, если ты хочешь оставаться независимым, научись поворачиваться на кровати сам. — И заметив, что заинтересовала его такой возможностью, пояснила: — Вот тут-то и пригодится трапеция. Если тебе стыдно ею пользоваться в чьем-либо присутствии — попрактикуйся в одиночестве, дело пойдет на лад. Чувствуешь что-нибудь?
— Нет.
Она обошла вокруг кровати и принялась за другую ногу.
— Может, поговорим об этом?
— О чем?
— О несчастном случае.
— Нет.
— Очень жаль, что твои друзья погибли.
— Мне тоже, — сказал он тихо, закрывая глаза, — но, им, похоже, легче, чем мне.
— Ну и глупость же ты сморозил! Ты что, и вправду думаешь, что лучше было бы умереть?
— Да, — выдохнул он резко, — лучше, чем оставаться несчастным и никчемным калекой на всю жизнь.
— Почему на всю жизнь? Твой позвоночник цел. А я знаю людей с переломом позвоночника, которые выкарабкались и далеко не беспомощны. Работают, творят, создали семьи: все зависит от тебя, от позиции.
— За лекцию платить дополнительно?
— Нет, она предоставляется бесплатно глупым, невежественным людям с искаженным пониманием сути вещей. Весьма вероятно твое полное выздоровление, хотя, возможно, пройдет много времени.
— А где гарантии?
Она склонила голову набок и, немного помолчав, укоризненно посмотрела на него.
— Никто не застрахован от опасности, Кэйвано. К тому же, по словам Элизабет, ты любишь рисковать. Ты питаешь фатальное пристрастие к испытаниям судьбы не только в области альпинизма, но и в бизнесе тоже. Не ты ли выкупил недавно, вопреки мнению членов твоего совета, сеть обанкротившихся отелей в Нортвесте? И не обернулось ли все самым лучшим образом?
— Просто повезло.
— Ты уже распрощался с удачей?
— А как бы ты на моем месте?
— Пожалуй, благодарила бы судьбу, что не арендую место в гробу.
Он отвернулся, ругнувшись при этом.
— Сколько на это понадобится времени?
— Может, недели, а возможно, и месяцы.
— Я спрашиваю про то… что ты делаешь сейчас.
— Час.
— Черт!
— Больно?
— Нет. Хотелось бы мне, чтобы было больно!
— Мне тоже, Адам.
Он резко повернул голову и гневно уставился на нее:
— Не смей жалеть меня!
— Жалеть? И в голову бы не пришло ничего подобного. Тебе хватает собственной жалости, ты предаешься ей с величайшим наслаждением. Моей тебе уж точно не потребуется.
Она продолжала методично массировать сустав за суставом. Казалось, его дух существует независимо от тела. То, что не вышло из строя из-за несчастного случая, он держал в бездействии умышленно. Адам почти все время лежал с закрытыми глазами, отвернувшись и не проявляя никакого интереса к тому, что она делает. Когда же наконец он поднял на нее глаза, в них явно сквозила неприкрытая враждебность.
— На сегодня довольно, — подытожила Лайла. — Конечно, пока еще сохраняется определенная неподвижность, особенно нижних суставов, но это лишь из-за твоей преступной халатности по отношению к своему собственному организму, а никак не в результате несчастного случая.
— Благодарствую, Маркус Уэлби. А теперь вали отсюда и оставь меня в покое!
— Еще бы, я изнемогаю от усталости.
— Забери весь этот хлам с собой. — Он кивнул в сторону металлической тележки, которую Пит прикатил раньше.
— Это? — уточнила Лайла с невинным видом. — Пусть останется. Она нам завтра пригодится.
Девушка сняла полотенце и снова накрыла Адама простыней. Едва она наклонилась ее расправить, как Адам точным рассчитанным движением схватил Лайлу за руку. Его руки на удивление ничуть не ослабли за время болезни, пальцы по-прежнему были такими же ловкими. Он вцепился в нее мертвой хваткой.
— Значит, хочешь, чтобы я что-нибудь почувствовал? — спросил он, скабрезно ухмыльнувшись. — Почему же тогда медлишь и не стараешься сделать все от тебя зависящее?
— Что именно?
На его губах заиграла ослепительная улыбка. Он двусмысленно подмигнул, словно на что-то намекая.
— Давай, Лайла не робей! Не сомневаюсь, маленькая темпераментная сучка, каковой ты являешься, не преминет выкинуть что-нибудь этакое, что благоприятно на мне скажется, какую-нибудь невинную шалость, которая даже мертвеца на ноги поднимет. Почему бы тебе не рассмотреть как следует мое мужское достоинство, не уточнить все размеры в предвкушении грядущего удовольствия?
— Оставь меня!
Но вместо того, чтобы отпустить ее, он еще крепче схватил ее обеими руками и потянул к себе.
— Ты весь вечер сновала туда-сюда, как хозяйка, а я наблюдал за тобой и наслушался твоей раздражающей, бессмысленной болтовни до тошноты. Твой прелестный ротик явно предназначен для чего-то более полезного, чем выдавать дурацкие шуточки. Ну-ка посмотрим, что ты еще можешь.
Он резко привлек ее и крепко поцеловал. С необыкновенной искушенностью он языком раскрыл ее губы и скользнул в рот. Пальцами одной руки он пробежался по ее шее, в то время как другой уже тянулся к груди. Какое-то время он настойчиво ласкал ее через свободный лиф саронга, затем, поддавшись внезапному импульсу, мгновенно просунул руку в глубь манящего выреза, прикоснулся к соску.
Лайла с трудом высвободилась из его объятий и отпрянула. Поправив платье и отбросив со лба волосы, она пыталась прийти в себя. Ее рот был влажным и все еще чувствовал ожог поцелуя. Лайла облизнула вспухшую и оцарапанную нижнюю губу. Восхитительный вкус!
Тут она полностью лишилась присутствия духа.
— Придется прибегнуть к более сильным средствам, нежели непристойные предложения, чтобы отпугнуть меня, мистер Кэйвано. Вы, как несовершеннолетний щенок, действовали вовсе не оригинально. Такое поведение абсолютно типично для жизнеспособного мужчины в подобной ситуации и ставшего сексуально озабоченным, только чтобы доказать самому себе, что он все еще мужчина. Можешь вести себя преотвратно и пасть как угодно низко. Меня ты не поломаешь.
Он в бешенстве заколотил кулаками по матрасу.
— Почему прислали именно тебя? Боже мой, ты же возглавляешь список людей, которых мне бы хотелось видеть меньше всего.
— Наоборот, дружок, ты посвятишь мне ровно столько времени, сколько мне понадобится.
— Погоди, все закончится, — скорее прорычал, чем произнес он, — и я лично вышвырну тебя из моего дома.
В глазах Лайлы вспыхнули шальные искорки.
— Я слышала, ты собирался навсегда остаться беспомощным калекой? — Она хрипло рассмеялась над незадачливым пациентом — он только что сообразил, что сам себя загнал в ловушку. — Подумай хорошенько. Чтобы вышвырнуть меня отсюда, придется здорово поработать. Спокойной ночи, чемпион.
3
Предложение Адама вовсе не казалось отталкивающим. Неожиданно для самой себя оно ее взволновало. Отчего бы не посидеть у него на коленях, это скорее эротично, чем грубо.
Для нее отнюдь не новостью было то, что пациенты-мужчины нередко отпускали сальные шуточки и предлагали непристойности, как бы мучительно пытаясь преодолеть свой комплекс неполноценности. Обычно она практически моментально ставила их на место резким ответом или обезоруживающей шуткой. Но сейчас, десять часов спустя, слова Адама все еще звучали у нее в ушах. И это ее тревожило.
Мало того, еще и озадачивало. Как могло случиться чтобы мужчина, неподвижный, беспомощный, вызвал у нее какие-то эмоции!