— Никаких секретов. Разумеется нет.
Просто, сведения, которыми мы располагаем невероятно скудны. Итак, Игорь Власов, тридцать лет, москвич, один из мастеров Старшего Круга общины славяно-горицкой борьбы. Не женат. По образованию историк.
Также окончил Физ-тех. Два года назад где-то под Новгородом в глухой деревне нашел копии с чрезвычайно древнего манускрипта первого тысячелетия новой эры, — не спеша бормотал Петр Иванович, отхлебывая из чашечки кофе, и характерно причмокивал губами.
— Неужели, снова Велесова книга? — удивился Илья.
— Вроде этого. При попытке опубликовать некоторые исторические выкладки подвергся уничижительной критике не только со стороны официальной науки, но также и в своей общине, — пояснил Магистр и еще отхлебнул кофе.
— Его открытия столь серьезно расходились с общепринятой теорией? уточнил Илья Аркадьевич.
— Я не специалист в этой области. К тому же нас более всего заинтересовали вовсе не пыльные страницы русской истории, а его секретная методика. Заметьте! Абсолютно практичная и нетрадиционая методика по управлению вероятностными процессами, наверное, когда-то известная и волхвам, — пояснил свою идею Магистр, — Конечно, Игорь ничего такого на эту тему уже не публиковал, и рассчитывал сам воспользоваться ею.
— Мне кажется, — заметил Илья — все протекающие в мире процессы вероятностны.
— Да, все. И это лишь подчеркивает важность его исследований. Мы, конечно, могли бы и сами состредоточить усилия в данном направлении, но зачем же изобретать велосипед, когда уже есть уникальные результаты. Пройдет немало лет, прежде чем мы получим свои, да и будут ли они вообще. Я знаю, ваш подопечный — Магистр глянул на Брата так, что Илья Аркадьевич вздрогнул — оформил свои изыскания в виде книги. Так вот, хотя Власов не спешит поделиться результатами собственного научного труда с обществом надо его поторопить. Он проигнорировал приглашение Братства, а мне хотелось бы первым прочитать его творения и, вероятно, положить на полку, если не найдется точек соприкосновения.
Вам, брат Илья, предстоит немного поработать, чтобы мы ясно представляли, с кем имеем дело. Не бывает людей без недостатков. Вы должны нащупать возможные подходы к этому человеку и Братство вознаградит вас по заслугам. С чего думаете начать?
— Нет такого мужчины, которого не заинтересовала бы женщина. У многих это наиболее уязвимое место.
— Отлично, — заключил Магистр — Брат Гавриил будет помогать вам. В дальнейшем по всем вопросам обращайтесь к нему. До свидания, брат!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ВЛАСЬЕВА ОБИТЕЛЬ
Люблю я в глубоких могилах
Покойников в иней рядить,
И кровь вымораживать в жилах,
И мозг в голове леденить…
… Бабенки, пеняя на леших,
Домой удирают скорей.
А пьяных, и конных, и пеших
Дурачить еще веселей.
— Что-то, мать, у нас русским духом пахнет. Не иначе, опять кого-то спасла.
— Ты сам, отец, хорош. Чуть какая замерзшая скотина — так сразу в горницу, ладно еще, в сарай. Вон, давеча, прихожу, а по коврам целый лось свежеразмороженный бегает…., — услышал Василий сквозь сон.
— Мне, положено так, а иначе я не могу.
— И мне беречь Родом написано!
— Ну, старая, показывай, где этот герой? — в который раз пробасил Голос.
— Это я-то старая? Да ты, муженек, на себя посмотри! Тоже, небось, не первой свежести-то будешь! — взбеленилась женщина с огненно-рыжими волосами, Василий приоткрыл один глаз, выкарабкиваясь из царства Дремы на Божий Свет.
Свет оказался ярок, и он захлопнул око, но тут же, исхитрившись, глянул из-под ресниц на обладателя зычного баса.
— Ну, дак, тебе и подарок мой тогда ни к чему. А то, гляди-ка, мать, чего я тебе притащил! — из глубины комнаты Василий увидел, что в дверях стоит высоченный широкоплечий дед в тяжелой и длинной, до самого пола, белой шубе. Хитровато улыбаясь старик полез за пазуху и извлек оттуда золотистое крупное яблоко. Божественный яблочный аромат моментально заполонил всю горницу.
Женщина кокетливо приняла подарок, последовал затяжной страстный поцелуй, при виде которого у Василия аж мурашки пошли по коже. Дед крякнул и огладил окладистую седую бороду.
Оглянувшись на парня, хозяйка поняла, что тот уже не спит, сколь Василий не притворялся.
— С добрым утром, добрый молодец. Пора вставать.
Отбросив теплую шкуру медведя, парень обнаружил, что на нем нет не то что гимнастерки, но даже армейского нижнего белья. Зато была какая-то холщовая рубаха до колен.
— Взять бы свечку в руки — сошел бы за ангела-послушника, — подумал он.
— Ну, положим, на ангела ты не больно похож, а вот, на Ваньку-царевича — смахиваешь здорово! — бесцеремонно расхохотался Хозяин и, сбросив шубу, присел на скамью.
— Ну и стыд! — опять промелькнула мысль.
— А чего срамного? Ноги, как ноги. Мои, вон, волосатее.
Скинув безразмерный валенок, дед размотал портянку и продемонстрировал заросшую густым рыжим волосом голень.
— Вот это ножища? — удивился про себя Василий, — Даже у Виктюка с Донбасса поменьше будет.
На это мужик ничего не ответил, а затопал босыми ступнями по доскам к кадушке с кипящей водой, что вынесла откуда-то женщина. Та забрала обувь и, подмигнув парню, снова зачем-то вышла.
— Долго же я спал, — промолвил Василий, испытывая почему-то странную робость в присутствии хозяев.
— Разве ж это долго? Иные и по сто, и по двести лет могут всхрапнуть. Время ничего не значит! — старец погрузил ногу в кипяток, блаженно зажмурившись.
— А понимаю, летаргический сон, называется. Фельдшер сказывал.
— А кто-то уже тысячу лет в беспамятстве, и все-ничего, — пробасил ученый старик.
— Ну, тут ты, отец, загнул! — оживился Василий.
— Все может быть, — лаконично вымолвил тот в ответ и хлопнул в ладоши.
То ли парню почудилось, но скорее всего, так оно и было. Деревянная кадушка приподнялась на полом и зашагала из комнаты вон.
— Елки-палки? — Василий протер глаза.
— Пойдем, умоемся с дороги! — предложил дед, также, как и его гость, оставшись в одной рубахе — А баб стыдиться нечего, видали и еще голее.
Неожиданно для парня они вышли во двор.
— Видать, лесничество какое-то… — объяснил себе сержант.
Впрочем, ни на какое лесничество дом не походил, это был красивый двухэтажный терем, срубленный на старинный лад. Неподалеку Василий приметил синюю гладь льда, сковавшего небольшой пруд. А между ним и самим теремом были вкопаны толстые столбы с физиономиями бородатых мужиков, вроде того, что дядька Олег установил у себя перед окном. На крыше дома, сложив крылья, громоздилась пернатое создание с женской головой и голой грудью.
Тут Хозяин вообще скинул исподнее и болтая здоровым мужским естеством принялся обтираться снегом. Василий замер, глядя на его мощный, достойный античных скульпторов, торс.
— Что, тезка, не любо такое мытье? — усмехнулся Влас, так звали старца, — Да, не та нынче молодежь. Не та!
— Батюшки! — всплеснула руками хозяйка, выбегая на крыльцо, — Эко чего удумал! Гостя простудишь!
— В здоровом теле, Виевна, здоровый дух! — обернулся к ней дед, даже не прикрывшись, и Василий отметил, что шея у Власа со спины почему-то синяя.
— У него дырка в плече…
— Была… ты хочешь сказать. А на шею мою, добрый молодец, не удивляйся. Это она из-за чужой жадности такая. Выпил, понимаешь, когда-то одну гадость. Вспоминать тошно. Но есть такое слово — надо.
Василий рванул с себя рубаху и уставился на едва заметную звездочку чуть выше подмышки.
— Я тут подлечила тебя малость, — просто сказала Виевна.
— Спасибо, хозяйка? Но как? Каким образом.
— Пустяки.
Влас самозабвенно купался в сугробе. При виде этого Василия потянуло назад на печку. Буквально ворвавшись в дом с мороза, парень нашел на скамье выстиранную да выглаженную гимнастерку, в которую немедленно облачился. Еще раньше он приметил и свой тулупчик, все прорехи заштопала заботливая женская рука. Василий машинально ощупал подкладку, где у него были зашиты документы.
Корочки на месте. В кармане тулупа некстати обнаружилась большая еловая шишка, измазанная смолой. Он оглядел помещение в поисках мусорной корзины, но ничего подходящего не нашел. Правда на широком подоконнике стоял высокий, объемный горшок, полный чернозему.
Мусорить не хотелось. Сержант подошел к окну и попытался расковырять ямку — авось шишка-то и сгниет.
Нестерпимый жар обжег пальцы, Василий испуганно отдернул руку, едва сдержав бранные слова — на дне лунки искрился всеми цветами радуги яблочный огрызок.
— Эх, ты! Горемыка! — пожалела его Виевна, только что вернувшаяся в дом и помолодевшая на морозе лет эдак на двадцать, поскольку ранее ей можно было бы дать не больше пятидесяти.
— Ничо! Не будет персты совать куда не следует! — ехидно заметил Влас, показавшись вслед за Хозяйкой.
— Я же не нарочно!
— Ты слышал, дед, он нечаянно!
— Я, вон, шишку хотел закопать!
— Да их в лесу полно, чего же прятать?
Не золотая, вроде бы? — Хозяин попробовал протянутую ему шишку на зуб и отдал в руки жене, — Выкинь ее на снег, мать.
— Я как-то сразу не подумал.
— Оно у русских всегда так… Сначала делают, потом примериваются. Ну, да, ладно. Пора к столу.
— Прах Чернобога! Откуда такое в войну? — подивился Василий, глядя на яства, расставленные поверх узорчатой скатерти: блинчики с медом, лесные орехи, невесть откуда взявшаяся свежая малина, квашенная капуста и пироги с ней. Посреди стола стоял здоровенный горшок, где пыхтела гречка.
— Нашел кого поминать! Ты хоть знаешь кто это такой? — рассердился Влас.
— Да, я так! — смутился Василий, будто сболтнул лишнего, — Дядя ругался ну и я за ним эту привычку перенял сдуру.
— А ты больше повторяй.
— Ну-ка, молодой человек, дай-ка я тебе кашки положу! — суетилась рядом Виевна.