— Мы для тебя просто породистые лошади, — вдруг сказал Анеас. — Господи…
— Вы сами делаете это с собой, — Смит посмотрел на далекие звезды, — а у меня получается намного лучше. Анеас, прежде чем ты приступишь к обвинениям, раз уж отцеубийца разгадала мой скромный план, могу ли я заметить, что и без меня врата бы открылись, но в Альбе было бы не больше одаренных магов, чем в Этруссии или Галле.
Он вдохнул запах сосен. Трубка почти погасла.
Лунный свет озарил его бледное лицо и темную бороду, и на мгновение он показался демоном.
— И да, Ирина, я нахожу тебя привлекательной. Даже твое… сияние. — Он поклонился. — Я не стану больше вмешиваться. Анеас, я останусь здесь, пока не выздоровею или пока альянс не придет в отчаяние. Я прошу тебя защитить меня от нашего общего врага, пока я слаб.
— И что нам делать? — спросил Анеас у Ирины. Он запретил себе думать о своей семье как о племенном стаде. При этой мысли его мать улыбнулась бы. Или сплюнула.
Ирина посмотрела Анеасу в глаза, но первая отвела взгляд.
— Надо убить Орли. Я буду спать спокойнее, зная, что он мертв. Можем ли мы победить его?
Анеас пожал плечами.
— Мы уничтожили очень много лодок, и он, должно быть, шел прямо за ними, если может атаковать скоро. Мастер Смит настаивает, что, если Орли не нападет в ближайшее время, контроль над колодцем будет перехвачен.
— Значит, либо он нападет сейчас, пока шансы равны, либо никогда, — сказала Ирина, допивая вино. — У нас почти нет часовых.
— Просчитанный риск, — сказал Анеас. — Тессен и Льюин могут не спать.
— А если он придет и мы его победим?
— Я не решаюсь давать советы в такой запутанной ситуации, — ответил мастер Смит, — но я бы предложил идти на юг, когда опасность минует. И найти… Тапио.
Дракон замер, как будто нюхая воздух.
— Тапио примерно в ста пятидесяти лигах отсюда, плюс-минус болото. Пойдя на юг, вы найдете его.
Анеас заморгал. Он засыпал стоя, голова сама опускалась на грудь.
— Десять дней пути?
Смит улыбнулся нечеловеческой улыбкой.
— Или не так много. Спроси меня при свете дня. Тебе нужно поспать. Даже мне нужно поспать. Спокойной ночи.
Ирина поцеловала его в щеку.
— Спокойной ночи, дракон, — сказала она.
Он рассмеялся, но только тогда, когда оказался далеко на берегу.
— Ох, — сказал он темноте, — какие же мы, смертные, дураки.
Позади него Ирина обняла себя за плечи. Осенний воздух был прохладен.
Анеас посмотрел на нее.
— Ты бы…
— Пошла спать? — Она наклонила голову набок. — Так странно. Всего три недели назад я купалась каждый день, иногда дважды, и я была очень внимательна ко всем мелочам, даже привередлива. И осторожна. И безжалостна, потому что думала, что так нужно.
Она посмотрела на звезды.
— Я за эти недели узнала больше, чем из всех на свете свитков и книг. И все равно мне очень страшно.
Она подошла к нему, и он вздрогнул, положила руку ему на затылок и так прижалась губами к его губам, что их зубы стукнули друг о друга.
Анеас мгновенно проснулся. Сердце заколотилось в груди.
У нее был привкус вина и гвоздики. По гвоздике он понял, что она заранее решила поцеловать его. Это обнадеживало. И очень на нее походило.
Он гладил ее спину, пока она ощупывала языком его рот, и старался не думать. Она совершенно не умела целоваться. Вообще. Она была неуклюжей, как его первый любовник. И храброй. А еще она была женщиной.
— Нет, дурочка. — Анеас засмеялся.
— Ой. — Она отпрянула. Глаза у нее сверкали. — Извини. Я должна была попробовать.
Он смотрел на нее, освещенную луной.
— Я такая глупая…
— Помолчи.
— Нет, ничего. Я думала, может быть…
— Ирина!
— Прости, — сказала она, отступая назад.
«Неужели ты такая умная, что стала совсем дурой?» — мог бы спросить он, но у него хватило ума промолчать. Вместо этого он осторожно коснулся ее губами. Она раскрыла глаза и чуть не сделала шаг назад, но потом вернулась. Покачнулась.
— Ой. — Она вырвалась на свободу.
Анеас поклонился и ухмыльнулся.
— Ой, — снова сказала она.
— Что, разыграем в кости Смотрит на Облака? — спросил Анеас.
— Нет, — хихикнула Ирина и покачала головой. — Разве мы не должны стоять на страже?
— Я бы так и несколько страж простоял…
— Правда? — Ирина снова поцеловала его. — Нет. Я бы не заметила дракона. Чертово тело. — Она отошла. — Нет уж, я не собираюсь проигрывать Кевину Орли потому, что вдруг научилась целоваться.
Анеас рассмеялся.
— Я только что обнаружил, что ненавижу его не сильнее всех. Но я его убью.
Ирина собиралась уйти, но остановилась и оглянулась.
— Но я убью его первой. А теперь мы на страже.
Анеас рассмеялся про себя, когда она ушла на свой пост. Он ощущал вкус гвоздики во рту и думал о Рикаре Фитцалане. И о том, что такое — быть герцогом Фракейским.
Ридсдейл считался западной границей Альбы. Ни один королевский указ за пределами Ридсдейла ничего не значил, а слова «на запад от Ридсдейла» означали — Дикие. Впрочем, иногда этой фразой описывали чью-то неправоту или идею, слишком безумную, чтобы ее можно было рассматривать всерьез.
Стена проходила через Ридсдейл. Интересное это было место. Ридом назывался небольшой ручей с ржаво-красной водой, который вытекал из крупного месторождения железа в Лакхеде и почти незаметно вливался в Кохоктон. Местность к западу от Стены представляла собой сплошные холмы и болота, и только дорога императрицы Ливии, сложенная из нескольких слоев камня на горе щебенки, шла на запад через хребты на южном берегу Кохоктона, вплоть до Дайксдейла, где Ливия проиграла сражение, потеряла легион и утратила желание завоевать Новую землю почти две тысячи лет назад.
На Стене в Ридсдейле сохранились башни через каждую милю. Иногда в них располагался небольшой гарнизон из ополченцев. Тут же стояли высокие ворота с тремя башнями. Их перестраивали раз двадцать, а большую мраморную статую императрицы снесли, заново воздвигли и обезглавили, а потом бесчисленное количество раз приставляли ей головы разных монстров или чиновников. Каменный плащ разбился, и его осколки походили на крылья, так что местные звали ее Ангелом или Крылатой Ливией. Влюбленные пары приходили потрогать ее, и каменные ноги в древних военных сандалиях вытерлись до гладкости. К железной решетке центральных ворот, огромной и очень внушительной, привязали тысячи локонов, так что в осенних сумерках она казалась меховой. Предприимчивые кавалеры взбирались на верхние ступени, чтобы доказать свою любовь.
За воротами, примерно в тридцати шагах к востоку от Стены, тянулась дорога, крепкая, с водосточными желобами, мильными столбами и полуразрушенными почтовыми станциями. Когда-то в Ридсдейле был большой военный мост, последний мост через Кохоктон. Его сломали при старом короле, но быки еще стояли. С другой стороны Стены тоже шла дорога, а сама Стена была высотой почти пятнадцать футов. В мирное время она отлично сдерживала овец.
Граф Западной стены подъехал на закате в сопровождении сэра Грегарио и шести сотен рыцарей и пехотинцев. Остальная часть армии растянулась на десять миль, а он поскакал вперед, чтобы открыть ворота и посмотреть, можно ли найти в городе хоть что-нибудь. например горячую еду или место в казарме. Его люди были на последнем издыхании, они еле шаркали по дороге, глаза у всех ввалились. Прошло полтора дня, после того как Эш в ярости спустился с темных небес, и с тех пор армия не останавливалась. Командир гнал их вперед, в ужасе от мысли, что великий дракон вернется и прикончит их, пока они будут беззащитны.
На башнях и воротах стояли люди. Ополчение Ридсдейла в красно-коричневых шерстяных плащах поверх побуревших кольчуг, суровые люди, которые жили на границе и видели больше боев, чем все ополченцы в стране. Их было всего несколько сотен, но их хорошо смазанное снаряжение и начищенные мечи позволяли Гэвину надеяться на лучшее.
— Милетт, милорд, — сказал седовласый мужчина в красивом этрусском шлеме-шапели. — Я тут капитан, Ральф Милетт меня зовут. У меня есть шестьсот верных людей, да еще тысяча в городе, но у них оружия нет, и они годны только копать — фермеры всякие, да новички с востока.
Милетт произнес слово «восток» как ругательство.
Сэр Гэвин оглянулся на ворота.
— За мной идут больше десяти тысяч солдат, капитан. Среди них есть Стражи, боглины и ирки. Я ожидаю, что моих союзников примут достойно.
— Не здесь, — сказал мужчина в красивой кольчуге.
Раздалось ворчание.
Зеленый граф осадил лошадь.
— Послушайте, — сказал он. — У меня вообще есть армия только потому, что Стражи, и медведи, и боглины, и ирки сражались как львы. Мы выдержали шесть сражений за три недели. Кто-то из вас, фермеров, понимает, что это значит?
— Не надо нас оскорблять, — сказал Милетт. — Здесь много добрых людей, которые сталкивались с Дикими.
— Ни одно чертово чудовище не минует эту стену, — поддержал его кто-то.
— Захлопни пасть, Роб Хьюитт, — сказал капитан.
— Нас убьют, — ответили ему. Остальные закивали.
— Послушайте, господа, — сказал Гэвин. — Мы союзники. Мы сражаемся с врагом вместе.
— Чудовища — враги нам, — отозвался первый. — А ты кто вообще такой?
— Я — граф Западной стены. А ты?
— Я свободный фермер по имени Роб Хьюитт, и я не подчиняюсь ничьим приказам. Чудовища человеку враги, а сатане пособники. — Он посмотрел вокруг. Гэвин понимал, что его все поддерживают.
— Что ж, мастер Хьюитт, я командор королевы на западе, а также лорд этих земель…
— Лорд? Да в задницу…
— Заткнись, Роб, — сказал кто-то.
— Так повстанцы говорят, — заметил капитан.
— Пусть продолжает, — велел Гэвин и спешился. Его встревоженный оруженосец тоже спешился и взял лошадь.
— Ты явился сюда и раздаешь приказы. А я говорю, вали в свой замок и оставь нас в покое. Нам не нужны такие, как вы.