Габриэль лихорадочно думал.
— Мы все равно ничего не знаем, — сказал он наконец. — Будем придерживаться плана. Спроси его, куда делся камень.
Снова начался оживленный разговор.
— Теперь он пытается рассказать мне другую легенду. Сир, это как будто кто-то попросил меня объяснить Библию. — Она расстроилась.
— А ты попробуй, — сказал Габриэль.
— Он описывает крайнее левое положение как самое ничтожное из мест, крошечный аванпост своего народа. Говорит, что он не стоит нашего времени. — Лицо ее оставалось безмятежным, но он понял, что она имеет в виду.
— Может быть, это его дом? — спросил Габриэль.
— Он очень хочет отговорить нас от похода туда.
Габриэль кивнул, глядя на трех саламандр и пытаясь понять их.
— Следующий — бесплодный мир, опустошенный войнами, — продолжила Мария.
— Что, целый мир? — уточнила Изюминка.
Самый маленький квазит оживленно затрещал. Его покрывали белые татуировки или, может быть, раскраска — узкие угловатые линии, которые показались Габриэлю похожими на письмена.
— Они спрашивают: как мы можем не знать, что большая часть сфер разрушена или опустошена войной? — Мария говорила очень спокойно.
— Кровь Христова, — буркнула Изюминка.
— А следующий? — Габриэль был непреклонен.
— Очень богатое место, которое принадлежит… теперь он пытается сказать, что оно беззащитно, что его легко взять и удержать, с тысячами рабов… или миллионами. Простите, сир, это одно и то же слово. — Мария не сводила глаз с троих саламандр.
— Миллионы рабов, а взять легко. — Габриэль улыбнулся. — Я уверен, что они говорят правду.
— А я — нет, — сказала переводчица.
— У нас тоже есть кое-какие записи, милорд, — заметил Лукка, стоявший рядом.
— А это место? — спросил Габриэль, указывая на красный драгоценный камень, ближайший к черной дыре.
Волнение, явное сомнение, а затем взрыв. Мария долго слушала. Лошади нервно переступали с ноги на ногу, люди выходили на снег облегчиться. Сью начала раздавать еду.
— Одайн взяли его. — Татуированная тварь казалась очень несчастной.
— И это тоже? — Габриэль указал на почерневшую дыру.
Тишина.
Наконец татуированная саламандра заговорила. Саламандра в нефритовом нагруднике перебила ее и оскалилась. Они долго спорили, причем, кажется, на двух или трех языках сразу, пока наконец Браун не вклинился между ними.
Лукка взглянул на Изюминку, та кивнула, и он поклонился императору.
— Господин, я не знаю их языков, но я умею задавать вопросы. Выгоните этого урода в наморднике.
— У них есть какие-то фракции? — спросил Габриэль.
Мария покачала головой.
— Не могу даже предположить.
Габриэль сделал знак сэру Дэниелу и дюжине зеленых пехотинцев.
— Отведите этого господина в горячий источник, пусть искупается.
Саламандра выпрямилась — или выпрямился — во весь рост и произнесла длинную речь из отдельных резких слогов. Потом ее увели.
— Он говорит, что мы дураки, рабы, заигравшиеся в господ, что он теперь понимает, что мы даже не знаем, что делаем, что он не будет помогать нам или говорить с нами, и он жалеет, что не может приказать убить эту, но это жрица, а не воин. — Мария пожала плечами: — Думаю, он именно так сказал. Честно говоря, милорд, я уже ничего не понимаю.
— Ты пока главный герой этой битвы, — тепло произнес Габриэль. — А теперь спроси нашего друга еще раз.
— За этими вратами раньше был мир кветнетогов. И случилась война, после которой колдуны и жрецы закрыли врата навсегда. Она говорит, что там империя кветнетогов. Или что она была там. Я не понимаю, что она говорит о времени, милорд. Она упоминает какие-то циклы, но мне не понять, сколько они длятся.
— Спроси, где находится империя квазитов, — сказал Габриэль. Тишина.
Он кивнул.
— Они не дураки, — заметил Браун.
— Итак, — подытожил Габриэль, — самый левый зеленый камень, вероятно, является ключом к их дому.
— Врата открываются в разное время, — сказал Мортирмир. — Они могли пройти через номера один, два или пять.
— Почему она вообще нам помогает? — спросила Танкреда Марию.
— Она думает, что мы могли бы быть союзниками. У нее нет… предрассудков вождя насчет того, что мы рабы. Можно одно безумное предположение?
— Конечно, — сказал Габриэль, глядя на камни.
Мария сгорбилась. Она явно очень стеснялась, но все же продолжила:
— Все воюют со всеми. Вражда между квазитами и кветнетогами очень древняя, но они могут объединиться против драконов и одайн. Точнее, тех, кого они называют одайн.
— Это невероятно увлекательно, — сказал Габриэль, дернув себя за бороду, — но бесполезно. Врата один — квазиты. Врата два — неизвестно. Врата три — нечто, чего мы, вероятно, видеть не хотим, поскольку именно туда наш хозяин хочет нас отправить. Врата четыре — мир, опустошенный одайн. Пятые врата уничтожены. Предполагаю, что источник Аль-Рашиди счел их четырьмя вратами. И что он считал слева направо.
— Против часовой стрелки? — спросила Изюминка.
— По-ифрикуански, — вставил Павало. — Да.
Габриэль кивнул, затем достал ключ и повернул его один раз. Врата стали темнее.
— Готовы? — закричал он, и тут же запела труба, предупреждая о двухминутной готовности. Подняли фальконет, наемники сомкнули ряды, женщины доедали колбасу и прятали остатки, мужчины доставали кинжалы и поправляли ремни. Стрелы легли на луки.
Морган Мортирмир поднял щит из чистого золота.
— Думаешь, нам придется сражаться?
— Думаю, нам придется сражаться за все врата, — сказал Габриэль.
Мортирмир кивнул. Габриэль согнул левую руку. Этот мир, несмотря на снег, был полон запасов энергии. Он повернул ключ с мягким щелчком. Врата открылись.
Сильный запах теплой морской воды наполнил пещеру.
Узкая дорожка песка уходила навстречу четырем большим лунам. Черная вода омывала песок с двух сторон. Следы дороги и насыпи были еле различимы.
— Засаде тут спрятаться негде, — сказала Танкреда.
— А если под водой? — предположила Изюминка. — Клянусь Богородицей. Все доспехи заржавеют. Ладно, дети мои, за мной. Вперед.
Изюминка повела своих людей в темноту. Лошади пошли рысью, они немного боялись воды, но явно были в восторге от тепла.
— Что сделаем с квазитами? — спросил Майкл.
— С собой возьмем, — сказал Габриэль.
Мария поклонилась.
— Жрица хочет забрать… меня. К ним домой. Вести переговоры. Габриэль кивнул, глядя, как зеленый отряд продвигается вперед.
— Я подумаю об этом, — сказал он. — Эткорт!
Рядом с ним появился сэр Фрэнсис.
— Мы не можем позволить себе ждать. Я иду с Изюминкой. Шесть копий, на твой выбор, немедленно. — Он махнул Анне: — Ателия сюда… господи, он же погиб.
Габриэль постоял, прикидывая, сколько людей погибло, и думая, как он скучает по коню, потом встряхнулся:
— Любого хорошего коня.
Вудсток привела ему крупного гнедого жеребца, который сразу же заинтересовался одной из кобыл султана. Но для боевого коня он был довольно добродушным, и Габриэль сел в седло. Потом одумался, спешился и послал за Ариосто.
— Забудь, Фрэнсис, — сказал он. — Я устал.
Он прошел через врата. Мортирмир и Танкреда уже были там.
— Очень интересно, — сказал Мортирмир.
— Что насчет эфира? — спросил Габриэль.
— В наличии, но ненадежный. Дома нам удивительно повезло.
— Разве не должно быть везде одинаково? — спросил Габриэль, а затем ахнул.
Танкреда кивнула.
— Боже, — сказал Габриэль.
Они увидел звезды. Созвездия, конечно, были чужими. Но почти прямо над головой…
Чернело огромное пятно.
Огромное, черное.
И пустое.
Он вошел в свой Дворец и обнаружил, что основной цвет за железными воротами его разума — синий. Был вездесущий черный, золото и немного зеленого.
— Вода полна жизни, — заметил Мортирмир, — и там есть кто-то с магическим талантом. В воде.
Габриэль вспомнил кракена с клювом. Ийагов. Китов, змей…
— Сначала я считал, что миров семь, — заговорил он, — потом подумал, что их может быть целых двадцать пять.
— Их сотни, — сказал Мортирмир.
— Тысячи, — добавила Танкреда.
— Опять нет ни воды, ни еды, ни места для лагеря, — проворчал Габриэль.
Ариосто принес с собой поток тепла и любви, и Габриэль вернулся через врата, чтобы вооружиться.
— У нас проблема, — без предисловия сказала Сью. — Кончилась большая часть еды и фуража.
— Расскажи лучше что-нибудь хорошее.
— Ну, Том меня любит. — Сью пожала плечами. Впрочем, это был скорее вопрос, чем ответ.
— После этих еще одни врата. Мы можем оказаться у Лиссен Карак через четыре часа.
Сью моргнула.
«Вот только мне не нравятся эти врата, и мне не нравятся эти луны и черная дыра в небе. Это все неправильно. Я же чувствую».
Он провел Ариосто через врата.
— Мортирмир?
— Габриэль, в море что-то есть. Я… слушал его. И посоветовал бы его… не трогать.
Габриэль старался не признаваться себе, что боится лететь над этой чернотой один. Вода поднималась. Ночь была темной, несмотря на луны.
Габриэль сел в седло, и Ариосто не заставил себя ждать: побежал вперед по дамбе и прыгнул навстречу пропахшему морем ветру. Ветер, пахнущий водорослями и омарами, подхватил их, огромные крылья Ариосто заработали. Там, где он задевал воду кончиками перьев, вскипала жизнь.
Габриэль посмотрел вниз. В темноте фосфоресцировали маленькие вихри, и в них были свет и глубина. Сначала глаза его обманули, он думал, что это отражения, но чем больше он смотрел…
…узоры его тревожили, и он поднял взгляд, чтобы посмотреть в темноту за звездами.
«Это неправильное место», — сказал Ариосто.
«Мокрое и неправильное», — согласился Габриэль.
«Зато здесь я сильный. Ты горишь, как золото, брат. Это что? Болезнь? Сила?»
«Я не знаю. Что это было?»
В реальности щупальце вырвалось из воды, ударило по воздуху и рухнуло обратно в море, подняв тучу брызг. Габриэль развернулся над развалинами насыпи, которые сияли белой лентой в свете лун. Его сердце бешено колотилось, и он чувствовал, как его охватывает безотчетный страх.