В этой долине [обрели прибежище номы >] встарь обрел прибежище Тургон, и на все окрестные холмы наложены были чары сокрытия и волшебства, так чтобы шпионам и недругам вовеки не отыскать ее. В этом Тургону помогали послания Улмо, что несла ныне река Сирион; ибо голос Улмо слышен во многих водах, а иные номы еще умели внимать ему. В те дни Улмо исполнен был жалости к изгнанным эльфам в час их нужды и на грани гибели. И предрек он, что крепость Гондолин долее всех прочих эльфийских убежищ выстоит против мощи Моргота и, подобно Дориату, разрушит твердыню лишь предательство изнутри. Эти края хранила мощь Улмо, потому здесь, близ Сириона, – хотя в той части Окружные горы и были ниже всего – чары сокрытия имели особую силу. Тут проложили номы огромный петляющий туннель под корнями холмов; сей подземный коридор выходил на поверхность на крутом, лесистом, темном склоне ущелья, по которому тек благословенный Сирион, – в том месте он лишь недавно возникшим потоком, бурля, бежал сквозь теснину между кряжами Окружных гор и гор Тени, Эрюд-Ломин [> Эредветион], стен Хитлума [вычеркнуто: в их северных отрогах река и брала начало].
Туннель сей проложен был поначалу для того, чтобы этим путем могли возвращаться беглецы и те, что спаслись из Морготова рабства; и главным образом – чтобы выпускать наружу своих разведчиков и гонцов. Ибо счел Тургон, когда впервые пришли номы в сию долину после страшной битвы[10], что Моргот Бауглир сделался слишком могуч для эльфов и людей и что лучше было бы просить Валар о прощении и помощи, ежели возможно обрести то либо другое, пока не все еще погибло. Потому подданные его спускались порою вниз по реке Сирион – пока тень Моргота не протянулась еще до самых отдаленных уголков Белерианда – и отстроили в устье реки небольшую потаенную гавань; оттуда время от времени отплывали на Запад корабли, увозя посланцев короля номов. Были такие, что вернулись, гонимые вспять враждебными ветрами, но большинство сгинули безвозвратно; а до Валинора не добрался ни один.
Место, где Путь Спасения выводил на поверхность, ограждали и скрывали самые могучие заклятия номов и сила, заключенная в Сирионе, столь любимом Улмо, и никакая злая тварь не могла его отыскать; однако ж внутренние врата, что выходили на долину Гондолина, неусыпно стерегли сами номы.
В те дни Торондор, Король Орлов, перенес свои гнездовья с Тангородрима из-за мощи Моргота, из-за смрада и дыма, и зловещих темных туч, что ныне неизменно окутывали горные твердыни над его пещерными чертогами. Ныне Торондор поселился на северных пиках Окружных гор, и зорко озирал окрестности, и многое видел, восседая на кургане короля Финголфина. А в долине внизу жил Тургон, сын Финголфина. На Холме Защиты, Амон Гварет, – на скалистом возвышении посреди долины – отстроен был великий Гондолин, великолепие и слава коего воспеты в песнях превыше всех прочих эльфийских обиталищ в сих Внешних землях. Из стали были врата его, а стены – из мрамора. Номы отполировали склоны холма до гладкости темного зеркала, а вершину, дабы возвести на ней город, выровняли, кроме как в самом центре, где высилась башня и королевский дворец. Немало фонтанов украшали сей град, и прозрачные воды, переливаясь и сверкая, сбегали вниз по мерцающим склонам холма Амон Гварет. Местность повсюду вокруг тоже выровняли, так, что стала она что лужайка с подстриженной травой, раскинувшаяся от лестницы перед вратами до подножий горной стены; и ничто живое не смогло бы пройти или прокрасться через равнину незамеченным.
В том городе народ номов сделался весьма могуч, и оружейни их пополнились оружием и щитами, ибо поначалу намеревались номы отправиться на войну, когда приспеет время. Но с ходом лет возлюбили они это место, творение их собственных рук, великой любовью, как это свойственно номам, и не желали иного. Теперь нечасто выходили они за пределы Гондолина, будь то по делам войны или мира. Не слали они более гонцов на Запад, и Сирионская гавань стояла заброшенной. Номы затворились за своими непроходимыми зачарованными холмами и внутрь никого не пускали, даже если пришлец бежал от Моргота и ненависть преследовала его по пятам; а вести из внешних земель долетали до них смутным эхом, издалека, и почти не прислушивались к ним номы; о городе распространялись слухи, но никому не дано было его найти. Жители Гондолина не пришли на помощь ни Нарготронду, ни Дориату, и тщетно разыскивали их эльфы-скитальцы; один лишь Улмо знал, где сокрыто королевство Тургона. От Торондора Тургон узнал о гибели Диора, наследника Тингола, и отныне замкнул свой слух для рассказов о скорбях внешнего мира; и поклялся никогда не вставать под знамена сыновей Феанора; народу же своему запретил выходить за пределы гряды холмов.
Теперь из всех эльфийских твердынь оставался один лишь Гондолин. Моргот не позабыл о Тургоне и знал, что, пока ничего ему не ведомо об этом короле, не одержать ему окончательной победы; и, однако же, все его неустанные поиски были напрасны. Нарготронд опустел, Дориат лежал в развалинах, сынов Феанора прогнали далеко прочь, и скитались они неприкаянно в диком лесном краю на юге и востоке; Хитлум наводнили недобрые люди, а в лесу Таур-на-Фуин поселился невыразимый ужас; сгинул народ Хадора, и дом Финрода тако же; Берен не ходил более на войну, и Хуан погиб; и все эльфы и люди склонились перед волей Моргота либо трудились рабами в копях и кузнях Ангбанда, не считая разве изгоев и странников в глуши, да и тех почти не осталось, кроме как далеко на востоке некогда прекрасного Белерианда. Моргот почти торжествовал победу – и все же не вполне.
Однажды Эол заплутал в чаще Таур-на-Фуин, а Исфин, через великие опасности и ужас, вернулась в Гондолин, и после возвращения ее никто более не вступал в те врата, до тех пор, пока не явился последний посланец Улмо, о котором подробнее будет рассказано в преданиях сих, прежде чем приблизятся они к концу. Вместе с ней пришел и ее сын Меглин, и принял его Тургон как сына сестры, и хотя был тот наполовину Темный эльф, обошлись с ним как с принцем из рода Финголфина. Был он смугл, но пригож собою, мудр и красноречив, и лукавством легко подчинял себе сердца и умы.
У Хурина Хитлумского был брат Хуор. Сын Хуора звался Туор. Риан, жена Хуора, искала своего мужа среди убитых на поле Бессчетных Слез и там оплакала его, прежде чем умерла. Сын ее был еще дитя и, оставшись в Хитлуме, попал в руки вероломных людей, коих Моргот согнал в те земли после битвы; и стал он рабом. Возмужав – а был он прекрасен лицом и могуч статью, и, невзирая на тяжкий свой удел, доблестен и мудр, – бежал он в леса, и стал одиноким изгоем, и жил в глуши обособленно, и ни с кем не общался, кроме разве изредка с потаенными эльфами-скитальцами[11].
Радужная расселина
«Туор направлен был к руслу реки, что текла под землей, затем по гигантскому ущелью, – а вырвавшись оттуда, бурный поток вливался наконец-то в западное море»
И однажды Улмо устроил так, как говорится в «Сказании о падении Гондолина», чтобы Туор направлен был к руслу реки, которая текла под землей от озера Митрим посреди Хитлума, затем по гигантскому ущелью, Крис-Ильфинг [> Кирит Хельвин], Радужной расселине, – а вырвавшись оттуда, бурный поток вливался наконец-то в западное море. Название же тому ущелью дали из-за радуги, что всегда мерцала в солнечных лучах в том месте, ибо над порогами и водопадами висела густая пелена водяной пыли.
Вот так случилось, что бегство Туора не было замечено ни человеком, ни эльфом; и не проведали о нем орки либо иные соглядатаи Моргота, наводнившие землю Хитлума.
Долго скитался Туор близ западных берегов, забираясь все дальше на юг; и дошел наконец до устьев Сириона и песчаных дельт, где во множестве жили морские птицы. Там повстречал он нома именем Бронвэ, что бежал из Ангбанда и, будучи некогда подданным Тургона, теперь все пытался отыскать путь к потаенным обителям своего лорда, слухи о коих передавались из уст в уста среди пленников и беглецов. Теперь же Бронвэ добрался туда дальними, петляющими восточными дорогами, и хотя мало радовал его каждый шаг назад, вновь приближающий его к рабству, из коего бежал он, ныне ном вознамерился подняться вверх по течению Сириона и искать Тургона в Белерианде. Был он опаслив и весьма осторожен, и помогал Туору на тайном переходе под покровом ночи и в сумерках, так что орки их не обнаружили.
Поначалу пришли они в прекрасный Край Ив, Нан-Татрин, орошаемый Нарогом и Сирионом; и земля та до поры утопала в зелени, луга пестрели и полнились цветами, и пело множество птиц; так что Туор задержался в Нан-Татрине, словно зачарованный, и любо было ему жить там после суровых земель Севера и утомительных скитаний.
Тогда явился и предстал пред ним Улмо, как стоял Туор в высоких травах ввечеру; и о грозной мощи и величии того видения рассказано в песне Туора, что сложил он для сына своего Эаренделя. Отныне и впредь в ушах Туора вечно звучал шум моря и тоска по морю жила в его сердце; и порою овладевал им непокой, что в конце концов увел его далеко во владения Улмо. Ныне же Улмо велел ему поспешить, нимало не мешкая, в Гондолин, и дал наставления, как отыскать потайные врата; и наказал доставить послание от Улмо, друга эльфов, к Тургону, веля королю готовиться к войне и сразиться с Морготом, пока не все еще потеряно; и вновь отправить гонцов на Запад. Также следовало ему послать вестников с призывами на Восток и по возможности собрать людей (что ныне множились и расселялись по земле) под свои знамена; и для этой миссии никого не нашлось бы лучше Туора. «Забудь, – наставлял Улмо, – предательство Улдора проклятого и вспомни Хурина; ибо без смертных людей эльфам вовеки не одолеть балрогов и орков». Да и распре с сынами Феанора должно положить конец; ибо в последний раз объединятся надежды номов, когда каждый меч на счету. Грядет битва ужасная и смертельная, предрекал Улмо, и однако ж, если Тургон дерзнет дать бой, ждет его победа, и сломлена будет мощь Моргота, и уладятся былые распри, и родится между людей и эльфов дружба, что обернется для мира величайшим благом, и слуги Моргота не потревожат мир более. Но ежели Тургон не пожелает выйти на эту войну, тогда должно ему покинуть Гондолин и увести народ свой вниз по Сириону, и построить там корабли, и попытаться вернуться в Валинор к милости Богов. Но этот совет заключает в себе опасность более грозную, нежели предыдущий, хотя на первый взгляд так не кажется; и горестная участь ждет впоследствии Ближние земли.