Действительно, как мне кажется, сюжет продвигается еще на шаг, в свете окончания фрагмента, приведенного выше, где крики Хурина выдали местонахождение Гондолина «к вящей радости Моргота». Это видно по пометке, на этом месте добавленной моим отцом в рукопись:
Позже, когда Маэглин, будучи захвачен, захочет купить свободу предательством, Моргот должен со смехом ответить, говоря: «Устаревшими новостями ничего не купишь. Об этом я уже знаю, мой взор ослепить не просто!» Так что Маэглин был вынужден предложить больше – ослабить оборону Гондолина.
На первый взгляд из ранних текстов явствует, что Хисиломэ (Хитлум) – это область, отличная от позднейшего Хитлума, поскольку помещена за пределы Железных гор. Однако я пришел к выводу, что речь идет просто-напросто об изменении названий, и это, безусловно, так и есть. В «Утраченных сказаниях» говорится, что Мелько, бежав из заточения в Валиноре, «отстроил себе новую обитель в той области Севера, где воздвиглись Железные горы – головокружительно-высокие и грозные на вид»; а также что Ангбанд находился под корнями самых северных твердынь Железных гор: эти горы названы так потому, что под ними таятся «Преисподние Железа».
Объяснение состоит в том, что название «горы Железа» изначально употреблялось по отношению к хребту, позже названному «Тенистыми горами», или «горами Тени», Эред Ветрин. (Может быть, в то время, пока эти горы воспринимались как одна непрерывная гряда, их южный отрог – ограждающий Хитлум с юга и востока – получил другое название, отличающее его от жутких северных пиков над Ангбандом, самый могучий из которых – Тангородрим.)
К сожалению, в книге «Берен и Лутиэн» я не исправил статью «Хисиломэ» в «Списке имен и названий»: в ней говорится, что этот край обязан своим названием тому факту, что «мало солнца проникает за Железные горы к востоку и югу от него». В настоящем издании на стр. 50 я заменил «Железные» на «Тенистые».
В «Квенте Нолдоринва» говорится:
Теперь же должно поведать о том, что Майдрос, сын Феанора, после того, как Хуан и Лутиэн свершили свои подвиги и разрушены были башни Ту [Тол Сирион, Остров Волколаков; позже > Cауронова башня], постиг: Моргот не так уж неуязвим, однако уничтожит их всех одного за другим, если не создать вновь совета и союза. Таковым и стал Союз Майдроса, задуманный весьма мудро.
Последовавшая за тем грандиозная битва стала величайшей трагедией в истории войн Белерианда. Тексты изобилуют упоминаниями о Нирнаэт Арноэдиад, поскольку эльфы и люди потерпели сокрушительное поражение и нолдор были разгромлены. Погиб Фингон, король нолдор, сын Финголфина и брат Тургона; королевство его перестало существовать. Однако весьма примечательным событием в самом начале битвы стало вмешательство Тургона, выступившего за пределы загражденного Гондолина: об этом так рассказывается в «Серых Анналах» (о которых подробнее см. «Эволюция легенды», стр. 221):
Ко всеобщему изумлению и радости, послышался звук могучих труб Тургона: то маршем шло на битву нежданное воинство. Это армия Тургона вышла из Гондолина, десять тысяч бойцов в сверкающих кольчугах и с длинными мечами; они встали лагерем южнее, охраняя ущелья Сириона.
Также в «Серых Анналах» содержится весьма примечательный фрагмент на тему Тургона и Моргота.
Но одна дума не давала покоя Морготу и омрачала его триумф; Тургон, которого ему особенно хотелось захватить, ускользнул из сети. Ибо Тургон происходил из могущественного дома Финголфина и ныне по праву стал королем над всеми нолдор, Моргот же боялся и ненавидел дом Финголфина более всех прочих, ибо род сей презирал его еще в Валиноре и водил дружбу с Улмо, а также и потому еще, что Финголфин изранил Моргота в бою. Более того, встарь взор Моргота пал на Тургона, и тень омрачила душу Врага, предвещая, что когда-нибудь в будущем, до поры сокрытом под сенью рока, Тургон явится орудием его гибели.
Нижеследующий текст заимствован из пространного письма, написанного моим отцом в 1967 году на тему создания имен и названий внутри своей истории и заимствования имен извне таковой.
Прежде всего он отмечает, что имя Эарендиль [Eärendil – Прим. перев.] (поздняя форма) со всей очевидностью восходит к древнеанглийскому слову Éarendel – к cлову, которое, как моему отцу казалось, обладало особенной красотой в этом языке. «Кроме того (продолжал он), его форма явственно наводит на мысль о том, что по происхождению это имя собственное, а не нарицательное». На основе родственных форм в других языках мой отец с уверенностью сделал вывод, что слово это принадлежало к астрономическому мифу и являлось названием звезды или группы звезд.
«На мой взгляд, – писал он, – из словоупотребления в древнеанглийском явственно следует, что это была звезда, предвещающая рассвет (по крайней мере, в английской традиции): та, которую мы сегодня называем “Венерой” – утренняя звезда, что ярко сияет на рассвете, перед тем, как встает солнце. Так, во всяком случае, я это воспринял. Еще до 1914 г. я написал “стихотворение” об Эаренделе, который вывел свой корабль, точно яркую искру, из гаваней Солнца. Я включил его в свою мифологию, в пределах которой он стал главным действующим лицом – как мореход и, в итоге как звезда-знамение, знак надежды людям. “Айя Эарендиль эленион анкалима”, “Привет тебе, Эарендель, ярчайшая из Звезд”, восходит в изрядном отдалении к “Éala Éarendel engla beorhtast”».
Эти фразы и впрямь весьма отдалены друг от друга. Фраза на древнеанглийском взята из стихотворения «Христос», в котором в этом месте говорится: «Éala! Éarendel engla beorhtast ofer middangeard monnum sended». Но, как ни странно на первый взгляд, эльфийские слова «Айя Эарендиль эленион анкалима», процитированные моим отцом в этом письме, являются отсылкой к эпизоду из главы «Логово Шелоб» во «Властелине Колец». Когда Шелоб приближается к Сэму с Фродо во тьме, Сэм восклицает: «Дар Владычицы! Звездная склянка! Светом во тьме станет он для вас, говорила она. Звездная склянка!» Фродо удивляется собственной забывчивости; его «рука медленно потянулась к груди – медленно поднял он над головою Фиал Галадриэли» <…> «Тьма отступала пред ним, пока не показалось, будто Фиал сияет в самом центре невесомой хрустальной сферы, а сжимающая его рука искрится белым огнем.
Фродо в изумлении глядел на дивный дар, который нес так долго, даже не подозревая о его истинной ценности и могуществе. Нечасто вспоминал о нем Фродо в пути, пока они с Сэмом не добрались до Моргульского дола, и ни разу им не воспользовался, опасаясь, что свет их выдаст. “Айя Эарендиль эленион анкалима!” – вскричал он, сам не зная, что такое сказал, ибо мнилось, какой-то иной голос вещает его устами, звонкий и чистый даже в тлетворном воздухе подземелья».
Далее в письме от 1967 года мой отец писал: «Но имя нельзя так вот просто взять да и использовать: его необходимо было приспособить к эльфийской лингвистической ситуации, в то же время, как для данного персонажа отводилось место в легенде. Отсюда давным-давно, на заре истории “эльфийского языка”, что как раз на момент заимствования имени начал, после многих пробных попыток в отрочестве, обретать определенные очертания, со временем возникли (а) общеэльфийская основа AYAR “Море”, изначально употребляемая по отношению к Великому Западному морю <…>; и (б) элемент или глагольная основа (N)DIL, “любить, быть преданным кому-то / чему-то” <…>. Эарендиль стал персонажем самой ранней (1916–1917) из записанных основных легенд <…> Улмо, один из могущественнейших Валар, владыка морей и вод, явился Туору и отослал его в Гондолин. Явление Улмо заронило в сердце Туора неутолимую тоску по морю, именно поэтому он выбрал такое имя для сына, унаследовавшего эту тоску».
В отрывке из «Очерка мифологии», приведенного в прологе, говорится (стр. 40), что когда нолдоли, восставшие против Валар, отплыли из Валинора, Мандос отправил к бунтарям посланца, и тот, пока нолдоли проплывали мимо, с высокого утеса предупредил их, чтобы они возвращались; когда же те отказались, он произнес Приговор Мандоса касательно их судьбы в последующие дни. Здесь я привожу фрагмент, рассказывающий об этом событии. Текст взят из первой версии «Анналов Валинора» – последним их вариантом являются «Серые Анналы» (см. «Эволюция легенды», стр. 221). Эта самая ранняя версия относится к тому же периоду, что и «Квента Нолдоринва».
Они [отбывшие нолдоли] достигли берегов, над которыми возвышается громадный утес; на его вершине встал Мандос или его посланник и возвестил Приговор Мандоса. Он проклял дом Феанора за то, что была им пролита кровь родичей; в меньшей же мере проклятье легло на тех, кто последовал за Феанором либо оказал ему поддержку. Чтобы отвратить судьбу, им должно было вернуться в Валинор, дабы ожидать там суда и прощения Валар. Иначе же злой рок и несчастья обрушатся на нолдоли: родичи станут предавать друг друга; клятва обратится против них же самих, и отчасти изведают они смертный удел, ибо оружие, пытки и горе будут с легкостью убивать их; и народ их истает и угаснет с приходом юной расы. И многое еще предрек Мандос в речах неясных и мрачных, что сбылось впоследствии, и упредил он, что отныне Валар оградят Валинор от нолдоли и не позволят им вернуться.
Однако Феанор, ожесточившись сердцем, продолжил свой путь. Так поступил и народ Финголфина, подчинившись, пусть и с неохотой, воле родичей и опасаясь приговора Богов (ибо и в доме Фингонфина нашлись те, кто был повинен в братоубийстве).
Также см. слова Улмо, обращенные к Туору в Виньямаре, ПВ, стр. 169.