Куда же везет их Император?
Итак, случилось. То единственное, чего так боялись сотрудники Ахронального Архива, наконец произошло.
Перманентно находящийся в страте Ахрональный Архив был единственным департаментом администрации Хронополиса, который не ждала гибель. Так полностью оправдался культ изоляционизма архивистов. Люди бродили по помещениям, стараясь коснуться друг друга для успокоения, поглаживая кожухи гудящих компьютеров, где хранилось все, что произошло в исчезнувшей Империи.
За стенами Архива был только страт и ничего больше. Ортогонального времени не существовало. Его уничтожил временной ураган невиданной силы, и власть потенциальности стала неограниченной. Актуальность исчезла повсюду, за исключением этого единственного пузырька.
В этом могильно-мрачном учреждении всегда была заметна обращенность внутрь себя, но сейчас она усилилась. Главный Архивариус Торн Иллюс Мейр знал, что очень скоро она перерастет в групповое помешательство. Хотя вряд ли кто из работников Архива до этого доживет. Архив успеет раствориться в страте, как сахар в воде. Поддержка его существования — та материальная основа, из которой он возник, — пропала без следа. Архив еще сохранялся лишь по милости времени страта, не имеющего взаимно-однозначного соответствия с ортогональным временем.
Мейр сидел у себя в кабинете один, когда в дверь забарабанили и раздался взволнованный выкрик одного из старших архивариусов:
— Там что-то приближается из страта!
Мейр побежал выяснять. К входному шлюзу он поспел как раз вовремя, чтобы увидеть, как материализуется громада Императора.
Все присутствующие упали на колени. В борту Императора распахнулась дверь, и из нее вышли двое — мужчина в форме офицера Хронофлота и женщина.
Пораженный Мейр широко распахнул глаза.
— Хвала Господу! — смог он произнести, но надеяться еще не смел.
Мужчина и женщина шагнули к нему, но не успел Мейр и слова сказать, как Император снова исчез.
И на Непобедимую Армаду, пробивающуюся сквозь бушующий страт, тоже обрушилось осознание гибели Империи.
Принц Филипп, Верховный Адмирал Армады, восседал на величественном мостике своего гигантского флагмана, «Воли Божьей», застыв как парализованный. Его лицо посерело от ужаса.
Ошибки быть не могло. Со всех сторон огромной Армады летела одна и та же ужасная весть. Приборы показывали, что сами понятия порядка и религии, которым присягали служить воины Армады, исчезли безвозвратно.
У окруживших Филиппа адмиралов реакция на известие была совершенно разной. Неудержимая злость, давящий страх, каменная угрюмость, огненная ненависть.
— Мы призраки! — глухим от горя голосом объявил принц Филипп. — Что нам теперь делать? Империя повержена!
— Пускай мы призраки, но мы все еще живы, — отчетливо произнес адмирал Хайт.
Он попытался прикинуть, сколько еще пройдет времени, пока армада исчезнет и потеряет последние следы материальности, лишившись экзистенциальной поддержки. Возможно, часы или дни.
— Нам остается только одно, — с силой сказал адмирал. — Месть! Сделаем так, чтобы от Гегемонии тоже не осталось и следа!
Выкриками энтузиазма были встречены эти слова. Принц Филипп, глядя безжизненными глазами, отдал приказ.
Призрачная Армада устремилась вперед, однако оказалось, что ее поход не нужен. Гегемония исчезла вместе с Империей.
Но корабли Гегемонии, вышедшие в страт, еще существовали, как и Армада. Противоборствующие силы столкнулись, и началась битва. Вопрос о выходе в ортогональное время для использования всей мощи оружия не возникал — ортогонального времени более не существовало, — а страт-торпеды были слишком малоэффективны, чтобы удовлетворить жажду крови. И корабли шли на таран. Бой разгорался все жарче, вдохновляемый отчаянием и ненавистью.
Этон заметил, что его появление в Архиве немного подняло настроение главному архивариусу и его помощникам. Казалось, они не могли понять, что действительность, к которой они привыкли, исчезла и что все они очень скоро умрут. Этону показалось патологией, когда он увидел, что сотрудники стараются как можно больше заниматься работой, с любовью просматривая видеозаписи прошедших дней и бесконечные списки имен, мест и событий.
И на их вопросы он ответить не мог. Но два часа спустя сотрудники, сканирующие окрестности Архива, доложили, что объект возвращается снова.
Второй раз Император материализовался в приемном шлюзе.
— Этон, слуга мой! — раздался его гулкий голос.
Этон встал навытяжку перед Императором.
— Я здесь, Император, — отозвался он. И спросил: — Где вы были?
— В будущем. Теперь мой разум ясен. — Император казался еще больше, еще мощнее и величественнее, чем был раньше. — Настало время твоего великого подвига во имя Империи, капитан Этон.
— Я не понял, Император. Империи нет.
— Что было, то и будет. Если ты победишь. — Император ненадолго замолк. — Фаворит думает, что победа уже за ним. Он забрал искривитель у гегемонцев — своих орудий, и снова хочет его использовать для новой цели.
— Император! О чем вы говорите? — надломленным голосом произнес Мейр. — Уже ведь нет ничего!
Император громко загудел. Этон нетерпеливо сделал архивариусу знак замолчать.
— Сейчас потенциальность, подобно первобытному хаосу, затопила мир времени, — заговорил Император. — Но хронотический шторм уже стихает; и вскоре на поверхности пучины вновь возникнет ортогональное время, как пленка поверхностного натяжения на жидкости. Невозможно сказать, каким станет мир, если дать ему возникнуть без всякого вмешательства. И Фаворит собирается вмешаться. Искривителем времени он хочет спроецировать мир, желательный Хулму, его повелителю. Этого нельзя допустить. Ты будешь биться с ним, капитан Этон. Ты отберешь у него искривитель.
— Но смогу ли я это сделать, Император? — спросил Этон неуверенно. — Я уже знаю, насколько силен Фаворит.
— Одолеть его тебе поможет вера.
Внезапно из машины вырвался конический луч света и окутал Этона. В ту же секунду в сознание капитана хлынул поток мыслей и чувств, связанных с той религией, в которой он был взращен. Молитвы, гимны, строки Катехизиса, выученные с детства, будто запели в мозгу.
Эмоции, порожденные этим пением, внесли смирение в душу Этона. Объективно он понимал, что луч работает по принципу детектора биополя, только в обратном направлении. Император напоминает ему о религиозном воспитании. Но зачем?
— Фаворит уже близко. Иди.
Дверь в борту машины снова открылась. Этон вошел внутрь. Император перенесся в страт и быстро устремился вниз.
Кажется, он знал, куда направляется.
Наконец дверь открылась снова. Этон вышел в страт.
Фаворита он увидел почти сразу. Тот быстро всплывал из глубины, неся уже знакомый Этону предмет, похожий на трубу. Подлетев ближе, Этон увидел сквозь неземной огонь страта блеск его кристаллических глаз.
— Ха-ха-ха! Хочешь забрать мою игрушку! Ну уж нет! На этот раз Хулму получит тебя!
Этон бросился в атаку.
Фаворит вскинул свою трубу. Из жерла искривителя запенился пар, и Этон ощутил, как его отбросило назад, как формы его четырехмерного тела искажаются и плывут. С огромным трудом он выскользнул из струи пара, молнией метнулся к Фавориту и сцепился с ним врукопашную.
У Фаворита оказалось больше одного облика! Из него полезли конечности и псевдоподии во всех направлениях пятимерного пространства, в котором шла битва. Этон оказался в живой западне конечностей, корней и ветвей.
Но и сам он не был безоружен… Предельным усилием воли Этон заставил все клетки своего тела освободить трансцендентную энергию, приобретенную при погружении в страт. Произошел своего рода взрыв, развертка нематериального континуума, и Этон оказался на свободе.
Но ослабленный. И прежде чем Этон успел собраться, он снова оказался в плену.
На этот раз он был зажат внутри яркого цветного хрусталя или стекла. Потом он почувствовал резкую перемену и понял, что перенесся в другую, но точно такую же тюрьму.
Он был внутри глаз Фаворита, и тот перебрасывал его из одного глаза в другой!
С громогласным хохотом слуга Хулму выхватил Этона из своего ока и поднес к радостно скалящемуся рту. Его способность менять размер показала Этону истинный масштаб мощи противника. Отчаяние стало овладевать его душой.
— Хи-хи-хи! Первым делом я изменю мир, а потом отнесу тебя, мой бедный маленький капитан, своему повелителю!
Этон был зажат так, что не мог шевельнуться. Держащая его рука описала круг и снова приблизилась к огромному рту.
В памяти Этона внезапно всплыла молитва, одна из тех, которые он учил еще в детстве. Какой-то внутренний голос настойчиво требовал произнести эту молитву вслух, и когда Фаворит снова оказался близко, Этон стрелой послал вибрации этих слов через страт.
— Святой Отец, несущий утешение, избави нас от врага времени.
Это и все, но Фаворит сжался и отпрянул, словно в ужасе. Этон бросился за ним в погоню, повторяя молитву снова и снова.
— Святой Отец, несущий утешение, избави нас от врага времени. Святой Отец, несущий утешение, избави нас от врага времени.
Фаворит завизжал от боли. Он вспыхнул и задергался миллионами иллюзорных образов, освобождая весь спектр своей энергии зла в неконтролируемом спазме. Как будто молитва произвела на него такое действие, как нервно-паралитический газ на обычную нервную систему. Этон нырнул вперед и схватил искривитель времени. Фаворит попытался бороться, но отпрянул.
И вдруг с нарастающей скоростью полетел вниз головой в пучину.
— Хулму! Я опять не исполнил волю твою! Оооххх…
Этон выполнил приказ Императора.
«Воля Божья» была разбита в металлолом.
Огромный линкор потерял счет протараненным кораблям противника. Эсминцы он давил как мух. Но наконец все эти столкновения сказались. Почти дюжина искореженных и изломанных корпусов кораблей Гегемонии застряла в обшивке «Воли Божьей», и двигатель флагмана замолчал.