Он снова глянул на экран. Си-плюс и Енох не возражали. Даже не улыбались.
– Да. Абсолютно. Как скажете.
Солли кивнул на блокнот, лежащий на столе перед Софией, и подождал, когда она это запишет. Он обращался к экрану чуть громче обычного, возможно, опасаясь за качество связи, но сейчас заговорил всегдашним спокойным тоном:
– Я сам несколько раз просматривал МД и знаю, что это авгиевы конюшни.
– О-ой, спасибо, Солли!
– Что такое? – спросил Си-плюс.
– Мы, фанаты д’Олеров, должны держаться вместе. – Солли подмигнул Софии. Их давно сблизила общая любовь к этим книгам. – Итак. Мозг Доджа. Мой бог. Все эти разные несовместимые форматы данных. В каждом зашифрована чья-то любимая теория о работе мозга. Неудивительно, что за лето ты еле-еле успела сориентироваться. Важно одно: Фортрастовский фамильный фонд тебя не уволил. Ты вернулась сюда. Здесь тебе удалось сделать кое-что новое. А теперь расскажи мне своими словами, что ты сделала, а мы превратим это в форму, пригодную для диплома. Который должен быть готов… – Он глянул на часы.
– Через неделю. Знаю, – смутилась София. – Просто не знаю, с чего начать.
– «Дорогая мамочка», – предложил Солли.
– Что?
– С чего начать. – Солли преувеличенным жестом вновь указал на блокнот. – «Дорогая мамочка». Запиши.
София записала.
– «Я работала над числовым моделированием мозга моего двоюродного деда», – продолжал Солли.
– «Я работала… – бормотала София, записывая как можно скорее, – мозга».
Она выжидательно подняла взгляд.
Солли пожал плечами:
– Понятия не имею, что должно быть дальше. Ты знаешь свою мать и свой проект лучше меня.
Она написала предложение.
– Мне нравится план, – сказал Си-плюс. – Читай вслух.
– «К возвращению в Принстон благодаря помощи Си-плюса я более или менее ориентировалась в МД», – прочла София.
– Лесть – мощное средство, – заметил Корваллис.
– Вот что, – сказал Солли, орудуя каким-то манипулятором, – почему бы тебе не диктовать? Экономит время. Я только что включил распознавание речи.
– Коннектом представлял собой Вавилонскую башню, – начала София сперва медленно, потом все больше увлекаясь. – Одна и та же система связей, проинтерпретированная и выраженная десятками разных способов. Чтобы просто начать, мне пришлось написать программу, которая перебрала бы файлы и выдала коннектом, с которым я смогу работать. За лето я в общих чертах с этим справилась, но программа была медленная и глючная. Я вычистила баги и заставила ее работать быстрее. Ко Дню благодарения у меня было что-то, что можно использовать.
– Как именно? – спросил Солли.
– Я хочу сказать, она была совместима с алгоритмами моделирования нейронов, к которым я имела доступ здесь, в Принстоне. До тех пор это была проблема «круглой дыры, квадратного колышка».
– Однако ко Дню благодарения ты получила возможность вставить колышек в дыру.
– Да. В декабре я погоняла это дело в малом масштабе. В смысле, запустила алгоритм моделирования на совсем маленькой подсовокупности коннектома.
– Апробация концепции к Рождеству. Замечательно.
– О’кей, так и назову. Апробация концепции. – Она записала в блокнот. – Все зимние каникулы я депрессовала по этому поводу.
– Всем глубоко плевать на твои чувства, – беззлобно заметил Енох.
София восприняла эти слова в том же юмористическом духе, в каком они были произнесены.
– Да, но в данном случае у личных чувств имелась техническая причина.
– А именно? – спросил Си-плюс.
– Я не могла придумать следующий промежуточный шаг. Есть смысл смоделировать один нейрон. Взаимодействие двух нейронов. Дальше это сеть, и важны только сетевые эффекты. Моделирование, допустим, тысячи нейронов не станет прорывом. Факт, что коннектом этой тысячи нейронов произвольно скопипащен из МД, не несет абсолютно никакого смысла – с тем же успехом его можно взять из мышиного мозга.
– Согласен, – кивнул Солли.
– Единственным осмысленным шагом было запустить весь коннектом разом.
– Правда? Тогда почему этого никто раньше не делал?
– Ну, во-первых, не хватало данных. Полный коннектом человеческого мозга появился всего года два назад. Во-вторых, не было ресурсов – кто заплатит за необходимые вычислительные мощности? Так что до появления «Дыры-в-стене» об этом не могло быть и речи.
– Хорошо, – сказал Солли. – Возможно, ты проявляешь дипломатичность, опуская еще один фактор, а именно академический подход. Академическая наука движется микрошажками, по одной статье за раз. Счет ведется на статьи в научных журналах. Чем больше статей, тем лучше. Если ты нарежешь проект тоненько-тоненько, как хамон, то опубликуешь больше статей и твой рейтинг пойдет вверх. Но ты вела себя так, будто не знаешь или не хочешь этого знать.
София покраснела:
– Возможно, я наивна.
– Ты богата, – объявил Енох.
– То есть?
– Ты богата, – повторил он. – Тут нет ничего дурного. Это не упрек.
– Но как это относится к делу?
– Во-первых, тебе просто незачем играть в эту игру – публиковать как можно больше статей. – Енох кивнул в сторону Солли: – Во-вторых, у тебя был доступ к необходимым ресурсам.
Наступила долгая тишина, во время которой нельзя было исключить, что София расплачется.
– Послушай, – сказал Енох, – есть долгая и почетная история джентльменов-ученых, восходящая к Лондонскому королевскому обществу. Теперь появилась и леди-ученая. Мы не любим этого признавать, потому что хотим сохранить фасад эгалитаризма. Но не случайно так много важных теорем названы именами европейских аристократов.
София не ответила, но вроде бы немного успокоилась.
– Разумеется, не надо включать наблюдения Еноха в диплом, – сказал Солли, – но будь готова к таким вопросам.
– Если до них дойдет, я вряд ли сумею дать удовлетворительный ответ.
– Как так?
– Я по-прежнему не знаю, откуда взялись деньги. – София произнесла это громко, искоса глядя на экран.
– Анонимное пожертвование, – заметил Енох. – Обычное дело.
– И как мне это сказать? В дипломе?
– Как можно более кратко, София, умоляю тебя, – произнес Солли. – У меня голова раскалывается, когда я пытаюсь разобраться в Фортрастах, Уотерхаузах, Шепардах и всех их переплетениях. Все равно как запойно смотреть мексиканский телесериал.
– Ну если между нами… – начала София.
Солли отключил запись.
– На рождественских каникулах я заглянула к дяде Джейку и его семье. Он спросил, чем я занимаюсь, я рассказала. Когда я после каникул вернулась в Принстон…
– У тебя был аккаунт «Дыры-в-стене», – закончил Солли.
– Да.
– Открытый на твое имя неизвестным благотворителем.
– Да. И когда я залогинилась, то увидела доступный баланс – деньги, которые могу потратить. Это была внушительная сумма. – София поглядела в лицо Еноху на экране, однако тот на что-то засмотрелся – то ли на симпатичную барменшу, то ли на футбольный матч по телевизору.
– Мы это пригладим, – сказал Солли.
– В смысле?
– Я помогу тебе пригладить язык, чтобы получилось уместно для Принстонского диплома.
– Спасибо. – София понимала, что это значит: она должна пригладить сама, а он подредактирует. – Так или иначе, деньги на счету позволили мне перенести файлы с наших серверов на локальное хранилище «Дыры-в-стене».
– Куда более быстрая платформа для дальнейшей работы, – перевел Си-плюс.
– Да, – согласилась она и записала в блокнот. – Следующие месяца два я подгоняла программу и алгоритмы для работы на их устройствах.
– Мы изначально писали код для традиционных компьютеров, – перевел на сей раз Солли. – Квантовые компьютеры требуют других стратегий, других оптимизаций.
– Кстати, работа еще не закончена.
– Разумеется. София, блин, это всего лишь диплом. Простого работающего портирования больше чем достаточно.
– Это я и сделала. Самый минимум. С огромной помощью ваших постдоков.
– Которые, разумеется, будут перечислены в благодарностях.
– Это единственный раздел диплома, который я уже написала! – улыбнулась София. – Благодарности.
– Так на чем мы остановились?
– Середина апреля.
– Примерно месяц назад. Ты его запустила.
– Я запустила модель одного нейрона на серверах «Дыры-в-стене». Потом двух, с обменом информацией между нейронами.
– Каждый из которых представляет собой отдельный независимый процесс – это важно упомянуть.
– Хорошо.
– И все происходит как положено – сообщения передаются через современный сетевой протокол, с должным шифрованием и верификацией, – напомнил Си-плюс.
– Конечно. Чтобы это можно было масштабировать.
– Отлично. И дальше?
– Я его масштабировала.
– Включила рубильник.
– Да.
– Большой красный рубильник в лаборатории сумасшедшего ученого.
София, проникаясь духом игры, подхватила:
– Да, подсоединила провода к болтам на шее чудовища.
– Ты разом включила весь МД, – продолжал Солли, – и в Эфрате погас свет.
– На самом деле я не уверена, что погас свет.
– Так что же случилось?
– Мелкие загогулинки.
– Ммм… боюсь, София, надо подыскать более удачное выражение.
– Э… колебательные явления?
– Что именно колебалось? – спросил Си-плюс.
– Темп сжигания.
– Это жаргон Кремниевой долины, не вполне уместный в дипломе, мой юный друг, – произнес Солли с шутливой серьезностью. Но все-таки всерьез.
София смутилась и несколько раз вдохнула, как будто собиралась заговорить, но каждый раз передумывала.
– «Дорогая мамочка», – подсказал Енох, отхлебывая пиво.
– Да, – ответила София. – Понимаешь ли, мам, одно дело смоделировать мозг, а совсем другое – с ним поговорить. Мы это забываем, потому что наш мозг подключен к телу, у которого есть полезные периферийные устройства – например, язык, чтобы говорить, и пальцы, чтобы печатать. Пока это работает, можно понять, что происходит в мозгу. Но у мозга в ящике ничего похожего нет. И это, возможно, еще одна причина, почему никто такого не пробовал.