— Потерпишь, — закрыл вопрос глава Третьего отделения. — Коньяк не предлагаю.
— Что случилось внизу? — задала его дочь вопрос, ради которого она и пришла. — Осечка, серьезно?
Михаил Евграфович недовольно вздохнул.
— Распорядитель арены получит от меня на орехи. Люди стали забывать значение слова «секретность». Пора вернуть им умение эти секреты хранить.
— Так что произошло? — продолжала настаивать Елена. — Только пожалуйста, очень тебя прошу, не надо рассказывать эту сказку про дуэль деда Алексея за Уралом, где у его противника револьвер не выстрелил. И ты решил проверить… и он снова не выстрелил…
— Не буду, — кивнул Михаил Евграфович. — Я сам заставил револьвер осечься. Капитан напомнил мне о том, что дворяне или нарушают правила, или меняют их, если нам это выгодно.
— И зачем?
Мужчина сделал глоток коньяка, и посмотрел в окно. Расстояние между дуэлянтами постепенно сокращалось, и долго Алексею бродить не придется. Дочь его, тем временем, предпочла рассматривать крупный план капитана на экране.
— Если капитан выживет, а он должен выжить, я решу вопрос с Пономаревым самостоятельно. Он меня вызвал.
— Он дурак? — не выдержала его дочь.
— Я в личине обычного следователя. В этой личине я его и убью.
— Ты так и не ответил на вопрос. Зачем ты это сделал? Спровоцировать Алексея, это понятно. Он не очень умный, зато очень активный. Но в чем причина?
Отвечать на этот вопрос Михаил Евграфович не хотел. Сам для себя он спокойно все объяснил, а вот с дочкой на эту щекотливую тему разговаривать боялся. Вдруг спугнет?
— Мне не нравится Алексей, — соврал он дочери. К Пономареву он был абсолютно равнодушен. Он даже женихом его в тот раз назначил, потому что знал — дочку он любит, и свадьба не состоится. — А капитан еще пригодится, если звезды сойдутся, возьму его к себе в отдел.
Елену Михайловну такой ответ устроил.
— Хватит пожирать его глазами, — не выдержал мужчина. — Постеснялась бы.
— Но… почему он без рубашки?
— Могу предложить тебе сразу три версии, — усмехнулся ее отец. — Как тебе вариант, что он решил порадовать дам у мониторов?
Девушка усмехнулась.
— Он не такой.
«Такой, не такой, тебе откуда знать?», — проворчал про себя Михаил Евграфович. С возрастом он все чаще начинал брюзжать как старик. Ему бы внуков и за город, а не шпионов гонять.
— Тогда могу предложить необычное объяснение. Чуть больше двухсот лет назад, на британких островах некто Хамфри Ховарт поспорил с другим джентльменом в пабе. Сам Хамфри до этого служил врачом, а его соперник слыл опытным и метким стрелком. На дуэль Хамфри Ховарт явился полностью голым и объяснил, что при ранении страшна не только пуля, но и кусочки одежды, которые она заносит в рану. Они вызывают инфекцию и долгую и мучительную смерть.
— И к чему ты?
— Соперник Ховарта не захотел войти в историю, как человек, который пристрелил на дуэли голого мужика, и дуэль не состоялась.
— Очень увлекательная история, но тоже не верно.
Глава Третьего отделения заказал еще немного коньяка и бросил взгляд вниз. Пономарев был уже достаточно близко к Корсакову.
— Будь ты сообразительнее, давно бы поняла, — недовольно сказал он. — Капитан играет на публику. Ему мало победить Пономарева. Он должен оставить его в живых, и при всем при этом еще и сохранить свою жизнь в дальнейшем. Публичность — его спасение. Чем больше внимания он привлечет сейчас, тем дольше его судьбой будут интересоваться.
— Он… просто играет на публику?
— Как я и говорил в самом начале, он решил порадовать дам у мониторов. Я сразу тебе ответил, просто не вдавался в подробности.
Тем временем капитан лежал на стене, и прислушивался. Очень скоро он услышал звук шагов. Еще совсем тихий, но звук приближался. Медленно он взвел курок. Первый выстрел будет простым, второй и третий надо будет делать сразу же, и за счет самовзвода усилие нажатия потребуется другое. Из-за этого ствол может повести в сторону. Лучшее решение — близкая дистанция.
Его не было видно снизу, однако капитан решил перестраховаться, и беззвучно отполз от края стены. Он не в первый раз в своей жизни устраивал засаду, пусть другие случаи и отличались. Корсаков сделал глубокий вздох и медленно выдохнул. Надо немного успокоить сердцебиение.
Пономарев зря пытался идти беззвучно, только замедлял себя и терял концентрацию. В то время как дворянин сосредоточился на своих шагах, он меньше концентрировался на окружении. Наконец, он вошел на нужный участок. Капитан лежал на стене ровно посередине десятиметрового коридора.Зрители у экранов напряглись. Развязка близилась.
«Ему бы наоборот, двигаться перебежками от угла к углу, а не медленно плестись», — придумал для своего противника тактику капитан. Он не прекращал слушать, и примерно понимал местонахождение Алексея Сергеевича. Сторонние размышления позволяли ему настроиться. Он сжал рукоять револьвера.
Алексей Сергеевич тем временем дошел до середины коридора, и резко остановился. Он не был мастером стрельбы из револьвера, но последние дни постоянно тренировался, и был уверен — на короткой дистанции он не промахнется. Ему показалось… или не показалось? Когда на кону жизнь, слова «кажется» не должно существовать. Он взял на прицел поворот коридора, и бесшумно, как ему казалось, начал красться в ту сторону.
Корсаков, лежащий на стене прямо над дворянином слушал сосредоточенное сопение Пономарева, и считал шаги. В хорошей засаде врага не встречают в лоб. Его или зажимают в клещи с двух сторон под углом, чтобы не перестрелять своих же, или пропускают мимо себя и бьют в спину. Леонид решил ударить в спину. Он точно успеет сделать два выстрела, а если Алексей Сергеевич окажется недостаточно расторопным, то капитан и точку в этой дуэли поставит.
«Что же ты замер», — недовольно подумал капитан, и задержал дыхание. Вряд ли дворянин обладает слухом летучей мыши, просто на всякий случай. Они оба с десяток секунд не дышали, не двигались, и старательно прислушивались. Капитан о Алексее Сергеевиче знал, тот же про него — нет, но начинал догадываться.Наконец, дворянин сделал еще несколько шагов. Корсаков одним плавным движением принял сидячее положение, показав всем пользу от упражнений для мышц пресса, и прицелился дворянину в спину.
В этот момент на другом конце города администратор кафе Анна вцепилась в Колю потными ладошками, и парень думал уже совсем не о дуэли. Рядом сидящая Наташа точно также прижалась к Саше, и тот улыбался, как дурак. На самой арене Елена Михайловна прикипела взглядом к монитору, сжав руки на подлокотниках так, что они заскрипели, а ее отец довольно улыбался своим мыслям, глядя на дочь.
Первый выстрел был поглощен амулетом. Корсаков целился в центр спины. Пономарев начал оборачиваться, но недостаточно быстро. Второй выстрел был менее удачным, но пришелся также в тело. Защита амулета была истощена, моргнула, и пропала окончательно. Капитан мог бы улыбнуться и прочитать целую речь, но он не был злодеем в классических фильмах. Поэтому он чуть тщательнее прицелился, чтобы не убить Пономарева, и нажал на спусковой крючок.
Дворяне не играют по правилам, если правила им не выгодны. Алексей Сергеевич отклонил пулю ветром, ударил заклинанием, и тело Корсакова в буквальном смысле сдуло со стены. Стадион замолчал, а сотни тысяч зрителей в гробовом молчании смотрели на изломанное тело капитана, которого показывали крупным планом.
Глава 21
Сознание возвращалось медленно. Корсаков открыл глаза, и уставился на мутный и расплывчатый потолок белого цвета.
«Что же, раз в больнице, значит уже не умру», — с облегчением подумал он. — «Скорее всего».
Странно, но боли не было. С другой же стороны, во рту было сухо, как в пустыне, и присутствовал яркий, ни с чем не сравнимый привкус химии. Он знал этот вкус. Вполне вероятно, боли и нет, потому что он по самые уши залит обезболивающим. Некоторое время Корсаков мысленно проклинал Пономарева, из-за которого он теперь вынужден смотреть на двоящуюся лампу и двигающийся потолок. Сил повернуть голову, или хотя бы поднять руку, у него не было. Еще некоторое время он полежал, пытаясь словить ускользающие мысли о подлости дворянина. Наконец, силы закончились, и он провалился в сон.
В такие периоды, когда ты то приходишь в себя, то вновь засыпаешь, и все это время проводишь без движения на больничной койке, очень сложно отслеживать прошедшее время. В следующий раз Корсаков пришел в себя… он не знал через сколько. Даже сколько часов или дней он находится в больнице, сказать не мог. Вряд ли долго, медицина творит чудеса, а медицина вместе с врачами из аристократии работают вдвойне эффективней.
В палате точно кто-то успел побывать. Он понимал, что есть и врачи, которые делают обход, и медсестры, которые всегда должны быть рядом. Но он был накрыт немного иначе, и сделал это не он сам. Корсаков скосил глаза в сторону и заметил столик с цветами.
Кто-то хотел сделать ему приятное. Кто-то, не знающий капитана достаточно хорошо. Он не любил цветы. Считал глупостью дарить красивый цветок, который будет стоять и медленно умирать. Лучше живой в горшке, но общество к таким переменам не готово. Или кактус, но это уже совсем революционно. Цветы были свежие и сильно пахли.
Леонид попробовал поднять руку, и у него что-то получилось. Частично. Он попытался скосить глаза в другую сторону, и чуть не заработав себе косоглазие увидел свою руку в гипсе, которая была… привязана к боковой части кровати.
«Не понял», — он принялся изучать обстановку в меру доступных возможностей.
Вторая рука тоже была привязана, и тоже в гипсе. Как и ноги. Боли все еще не было, и он попытался прикусить себе язык. Прикусил. Потом попробовал еще раз посильнее. Ровным счетом ноль болевых ощущений.
«Чем же меня таким накачали?», — удивился он. Его состояние не могло радовать. — «И что со мной?».
Он поискал глазами способ связаться с врачом, и очень быстро обнаружил пульт с кнопкой неподалеку от руки. Проблема была в другом — положивший этот пульт гений, не учел привязанную руку, и капитан не мог нажать на кнопку. Несколько попыток достать пульт, а затем попытаться его пододвинуть не увенчались успехом, и Корсаков, проклиная всех подряд в очередной раз то ли заснул, то ли потерял сознание.