Быстрый рост города впервые в Европе создал поляризацию между его богатым центром и бедными предместьями. Византийская знать проживала в роскошных дворцах, расположенных в основном на центральных улицах, но самым огромным был Большой императорский дворец. Обнесённый высокими стенами, он представлял собой самостоятельную крепость со множеством дополнительных построек. Дворцовый комплекс располагался на восточной стороне города, непосредственно примыкая к ипподрому и к величавому собору Святой Софии.
От площади Августион начиналась центральная улица Царьграда – Меса, которая заканчивалась Золотыми воротами города, открывающимися на дорогу в Рим. Эта улица, украшенная несколькими площадями- форумами – была вечно многолюдной и шумной. В срединной её части с обеих сторон возвышались аркады. Широкая, прямая, вся вымощенная булыжником, она всегда была привлекательной для купцов, которые вели бойкую торговлю в своих магазинах и лавках.
Многонациональный говор вечно стоял над Месой. Ремесленники различных специальностей, объединённые в корпорации, жили и работали в кварталах, названия которых определяло их ремесло. Самым большим был квартал ювелиров, который располагался в центре Месы. Далее, несколько в стороне и ближе к собору Св. Софии, был квартал жестянщиков и медников, а не доходя до стены Константина, находился самый пахучий квартал, где промышляли кожемяки. Все они в условиях жёсткой конкуренции изготавливали продукцию отменного качества.
Лавки торговцев изобиловали различными шёлковыми тканями как византийского, так и сирийского производства. Шёлковый промысел был налажен в Константинополе с тех пор, как два странствующих монаха, спрятав в своих посохах куколки тутового шелкопряда, под страхом смерти смогли вывезти их из Китая в Византию. С той поры здесь начали производить отличную шёлковую ткань самых различных цветов и оттенков, кроме пурпурного, монополия на которую принадлежала только византийскому императору.
С утра торговые ряды уже были полны лавочниками. Центральная улица постепенно начинала походить на большой длинный улей, где суетились множество продавцов и покупателей.
Из дома, расположенного между форумами Тавра и Константина, вышел молодой мужчина и направился пешком в сторону императорского дворца. Это был Роман Рштуни, старший асикрит логофесии дрома, ведавшей почтой и внешними связями Византии. Руководил логофесией логофет, в распоряжении которого были кураторы и нотарии. Роман ведал всей документацией и перепиской столь важного учреждения. Любое письмо, которое содержало нужную информацию для государства, проходило через руки верховного асикрита. В обязанности Романа входило составление различных депеш к посланцам Константинополя в иноземных странах, а также переписка императора с главами различных держав.
Во времена своего наивысшего расцвета, когда Византия могла диктовать условия своим соседям, логофесия дрома была настолько могущественной, что иностранные послы отдавали его логофету почти царские почести. Сейчас же, когда размеры государства сократились почти до размеров столицы, должность логофета внешнеполитического ведомства значительно потускнела, хотя и не утратила свою значимость.
Роман бодро шагал по утренней уже многолюдной Месе, которая даже в зимний период ни на минуту не замолкала. Жители Константинополя передвигались, кто на мулах, кто на конных повозках, но в основном они предпочитали пешие прогулки, полагаясь на свои собственные ноги. Главный секретарь внешнего ведомства Византии передвигался исключительно пешком, считая это занятие полезным и даже необходимым для плодотворной работы.
Роман Рштуни родился и вырос в Константинополе. Его отец Тиридат Рштуни был выходцем из знатного киликийского рода, который после падения Киликии перебрался в Византию. Здесь Тиридат женился на гречанке Ксении из богатой византийской семьи. Роман был их первым и единственным отпрыском. Будучи состоятельным человеком, Тиридат смог дать своему сыну солидное образование, столь дорогое в Византии.
С семилетнего возраста Роман учился в начальной школе-пропедее. Затем с десяти лет поступил в педефтерию-среднюю школу, где обучался грамматике, поэзии и риторике. После окончания педефтерии учился в университете, восстановленным ещё императором Львом Математиком. Университет располагался в Магнаврском дворце, и здесь Роман получил образование по юриспруденции, философии и лингвистике. Обучение было уже бесплатным, так как финансировалось государством.
Свободно владея латинским и арабским языками, Роман был принят в логофесию внешних сношений в качестве асикрита. Это была высокая должность для человека столь молодого возраста, однако обладая незаурядными способностями, Роман отлично справился с работой и был отмечен лично императором, который вскоре назначил его верховным асикритом. Так в свои без малого тридцать лет Роман стал важным должностным лицом в Константинополе, и, хотя империя таяла на глазах, однако это нисколько не умаляло его высокого поста, ибо внешнеполитическое ведомство во все времена было судьбоносным для любого государства.
На всём протяжении каждодневного маршрута от дома до императорского дворца Роман с удовольствием созерцал роскошные магазины лавочников. Находясь в вечной конкуренции, они старались любыми доступными способами сбить торговлю друг у друга. Одним из популярных был метод, когда конкурент уговаривал владельца арендуемого рядом помещения поднять плату, тем самым провоцируя удорожание товара у своего соседа. Столичная эпархия, которая строго следила за городской торговлей, решительно пресекала такую деятельность, стремясь предоставить всем равные условия.
Роман невольно отметил, что по сравнению с предыдущими годами торговый ажиотаж улицы заметно поубавился. Сказывалась турецкая экспансия, захватившая почти всю территорию Византии, оставив её столицу без «тела». Торговый оборот города в связи с этим постепенно падал. Население сокращалось, дома пустели и ветшали. Судоходство по морям и проливам вокруг Царьграда становилось небезопасным, и потому многие торговые суда не решались туда плыть. Всё это подрывало былую экономическую мощь империи и вело к её упадку.
Но, несмотря ни на что, Константинополь продолжал оставаться крупным центром экономики, культуры и искусства христианского мира, ибо в военном и политическом отношениях не был покорён. Магический ореол его более тысячелетнего могущества продолжал витать над миром. Враг ещё не переступил за его могучие стены, не разграбил его великолепные дворцы, не осквернил его священные соборы и монастыри. Ещё восседал в Царьграде настоящий император-василевс, наместник самого Бога на земле, коронованный так же, как все его сто шесть предшественников, и повелевал со всеми царственными почестями, а это являлось надёжной гарантией благополучия горожан, пусть хоть и иллюзорного.
Роман добрался до дворца и, миновав охрану, зашёл в здание логофесии. Его кабинет располагался непосредственно у апартаментов самого логофета. Секретарь Романа доложил, что его давно поджидает посланец из Адрианополя.
– Пусть немедленно заходит, – распорядился верховный асикрит, поняв о ком идёт речь.
В комнату зашёл молодой мужчина в промокшей одежде, его уставший вид говорил о долгом пути, который пришлось пройти.
– Рад тебя видеть, Лев, в целостности и сохранности. Я вижу турецкие дозоры не очень беспокоили тебя?
– Меня не дозоры беспокоят, а дурная погода, – ответил Лев и устало плюхнулся в кресло, – у меня важное послание для тебя.
Он протянул Роману сложенный вчетверо кусок бумаги.
Роман взял письмо и начал внимательно читать. По мере прочтения он становился всё более озабоченным. Закончив, Роман устремил свой взор в отдаленную точку комнаты и замер в таком положении на некоторое время, очевидно, обдумывая содержание послания. Затем встал и принялся расхаживать по кабинету взад и вперёд.
– А вы- молодцы, – наконец проговорил он, – это письмо имеет судьбоносное значение.
Гонец не произнёс ни слова. Ему было безразлично содержание текста, тем более написанное по-арабски. Он был доволен тем, что благополучно его доставил, сумев преодолеть расстояние из Адрианополя в столицу Византии всего за два дня.
– Хорошего осведомителя вы нашли во дворце султана. Доносит всё аккуратно. Чем вы его так заинтересовали? – спросил Роман.
Его тайная переписка с ншанджи, возникшая полгода назад, связала их невидимой нитью. Роман никогда не видел и не знал Аллаэтдина, однако ощущал его косвенное присутствие в посланных ему донесениях.
– Этот парень наполовину грек. Он любит хорошо одеваться и красиво жить. Влюблён в нашу Елену и готов для неё горы свернуть, – сказал Лев.
– Надо всячески поощрять его благие намерения. Тем более что я доволен его работой, – сказал Роман вскрывая ключом железный шкаф.
Он достал оттуда увесистый кошелёк с византинами и передал его гонцу со словами:
– Половину этого золота передашь нашему ншанджи. Остальное – твоё. Отдыхай, через три дня ты мне вновь понадобишься.
Лев встал, засунул золото за пазуху и оставил Романа одного.
Помимо дипломатической деятельности, император негласно поручил Роману заняться сбором информации, необходимой для безопасности страны. Фактически их логофесия выполняла также функцию внешней разведки. Большая армия лазутчиков доставляла в Константинополь различные сведения. Больше всего интересовали планы турецкого султана, и потому вербовка дворцового ншанджи Аллаэтдина считалась большой удачей.
– Доложи господину логофету, что я прошу немедленной аудиенции по очень важному вопросу, – приказал Роман своему помощнику.
– Господин логофет прибыл под утро и велел его не тревожить, – пояснил секретарь.
Лицо Романа выразило досаду. Он опять уселся в своё кресло. То, что происходило с его непосредственным начальником вызывало в нём бурю негодования.
Логофет ведомства внешних сношений и почты Мануил происходил из знатного византийского рода, проживавшего в Фессалониках. После взятия города турками он был вынужден бежать вместе с семьёй в Константинополь, оставив всё своё имущество османам. Сразу же после переезда умерла его жена, а Мануил стал топить своё горе в вине. Вскоре в генуэзском квартале у него завелась молодая пассия, из-за кото