Падение империи — страница 28 из 48

– Готов тебя слушать до самого утра, – произнёс Роман.

– Я родилась в Венеции в семье богатого купца Карло Джуджаро, – начала свой долгий рассказ Лучия, – я была моложе своего старшего брата Энрико на шесть лет. Моя мать была доброй и набожной женщиной, но я никогда не видела её. Она, родив меня, умерла. Отец сильно горевал, и я была его единственным утешением, ибо очень походила на свою мать. Шли годы, мы повзрослели, горе отца притупилось, и он встретил молодую бездетную вдову из знатного рода Макиавелли, которую звали Кината. Нет необходимости рассказывать, как увлёкся этот взрослеющий мужчина привлекательной молодой особой. Вскоре они поженились, и отец стал нас редко видеть, ибо новобрачные жили отдельно в специально отведённых апартаментах. С первого же дня я не взлюбила свою мачеху. Её холодный пронзительный взгляд вызывал во мне неприятные чувства. Она мне отвечала тем же. Вскоре мой брат Энрико, который очень любил море, пошёл служить на военный корабль. Отец был против такого выбора. Он считал это очень опасным занятием, однако не смог изменить решения Энрико, который сразу преуспел в своём деле и вскоре стал командиром военного судна. В один прекрасный день моя мачеха решила выдать меня замуж и даже нашла мне жениха в лице племянника архиепископа болонского, который гостил у нас в доме. Я была очень против такого решения, но мачеха вместе с моим отцом очень настаивали на этом. Наконец, чтобы отвязаться, я вынуждена была соврать, что у меня есть возлюбленный и только за него я согласна выйти замуж. Отец мне не поверил и обещал во всём разобраться после поездки в Геную, куда он частенько наведывался по своим делам. Оставшись дома одна с мачехой, я то ли случайно, то ли нарочно забрела на отцовскую половину дома и увидела, как в спальню мачехи скрытно вошёл архиепископ болонский. Раздираемая любопытством, я через смежную комнату пролезла на балкон, откуда была видна спальня. Надо сказать, что наш город славится свободными нравами и предаваться любовным утехам с чужими жёнами не является слишком предосудительным, но то, что я увидела было для меня, несведущей семнадцатилетней девушки, невообразимой сценой. Моя мачеха страстно стонала в жарких объятиях архиепископа. Они были обнажены и находились в немыслимых для меня позах. Не сдержавшись, я вскрикнула от удивления. Увидев меня, любовники в ужасе замерли. Архиепископ, спешно одевшись, вышел на балкон и поймал меня. Решив, что я непременно расскажу увиденное своему отцу, моя мачеха велела любовнику поскорее избавиться от меня. Я не успела проронить ни слова, как слуги архиепископа быстро схватили меня и увезли в неизвестном направлении. Сразу по прибытии в этот город я попала в дворцовый гарем. Таким образом архиепископ убил двух зайцев: избавился от меня и сделал дар турецкому султану. Моему отцу они, наверняка, сказали, что я сбежала со своим возлюбленным, который был лишь плодом моего воображения.

– Как звали этого преступного архиепископа? – поинтересовался Роман.

– Джакопо Чарутти, – ответила Лучия.

– Так это же посланник Венеции во дворце султана.

– Ты знаком с ним?

– Не очень. Видел пару раз. Очень неприятная личность, а после твоего рассказа он ещё и преступник. Его надо непременно наказать.

– Но как?

– Это не твоя забота. Он должен обязательно поплатиться за то зло, которое причинил тебе. Продать свою соотечественницу в наложницы – это кощунство! Представляю, как противно, когда ласкают тебя против собственной воли, – брезгливо сказал Роман.

– А меня в гареме никто не ласкал, – с озорством ответила девушка.

– Как не ласкал? – удивился Роман, – тебя, что не отвели к султану в покои?

– Нет. Не успели. Султан был влюблен в Ребекку и не хотел никого более видеть, а потом, как тебе известно, скончался. Так что меня хотели утопить девственницей. Этот евнух Мустафа так и сказал мне в последний раз: «Ты заберёшь свои прелести на небеса». Вот я и забрала,– произнесла весело Лучия и от души расхохоталась.

– Ну если наша таверна- это небеса, то он вовсе не ошибся. Тем более что Иосиф и Соломон вернули тебя с того света,– радостно добавил Роман и тоже засмеялся.

Их разговор прервала Елена. Она подбежала к ним и весело сказала:

– Хватит вам шептаться. Пошли плясать.

Настроение у кокетки было просто великолепное. Позабыв своего незадачливого ншанджи, она от души заигрывала с русскими воинами.

– А правда, чего мы сидим?– воскликнул Роман,– после такого чудесного избавления тебе только и надо делать, что плясать от счастья.

– Именно это я и собираюсь делать!– обрадовалась Лучия, и они вместе пустились в пляс.


Когда на следующий день Роман проснулся, он первым делом велел привести к нему пленного ншанджи.

– Согласен ли ты и впредь работать с нами?– спросил он Аллаэтдина.

– Я не против, но разве это возможно?

– На свете нет ничего невозможного. А то, что невозможно в данный момент, может стать реальным через некоторое время. Итак, да или нет?

– Да, но кому я буду передавать письма? Вы же покидаете эту таверну.

– Эту таверну забудь навсегда. Письма будешь носить раз в неделю в хамам. Когда будешь раздеваться, оставишь послание в своей бохче, а когда вернёшься, чтобы одеться, найдёшь в бохче вместо письма вот такой кошелёк с золотыми монетами.

Роман кинул маленький бархатный кисет Аллаэтдину.

– Кто же будет забирать мои письма?

– Кто надо, тот и возьмёт. Не вздумай снова шутить с нами. А теперь, прощай, ншанджи, – сказал Роман, повернулся к нему спиной и, достав из кармана какое-то письмо и кошелёк с монетами, уже обратился ко Льву:

– Отнесёшь это посланнику Венеции Джакопо Чарутти. Здесь причитающееся ему золото и письмо с нашими указаниями. Отдашь из рук в руки и быстро нас догонишь. Всё, иди, не задерживайся.

Лев в некотором недоумении стал выходить из таверны.

Ншанджи, которого ещё не спустили в погреб, ясно расслышал указание Романа.

– Давай поменяемся кафтанами на прощание, – предложил ему старик Сократ, – я буду носить твой и всё время вспоминать о наших встречах.

Ншанджи, находясь ещё под впечатлением слов Романа, спокойно позволил Сократу стянуть с себя дорогой красивый кафтан, одев вместо него потёртое старьё старика. Елена подошла к своему бывшему возлюбленному и сказала с презрением:

– Помнишь, ты в тот день мне рассказал сказку-загадку?

– Помню, конечно, – грустным голосом произнёс ншанджи.

– А вот тебе разгадка. Парень сказал своей возлюбленной два слова: «толкни меня». Она не сделала этого, потому что любила его. А я не люблю тебя. Я тебя отталкиваю. Ты хотел предать меня, а предательство никому не прощается. Забудь обо всём, что было между нами.

Она повернулась и быстро вышла, а Аллаэтдина вновь отвели в погреб и заперли. Как только за ним захлопнулась дверца, Роман с улыбкой обратился к Соломону:

– Быстро верни обратно Льва. Скажи ему, что театр окончен, пусть возвращается.

– А к чему такой розыгрыш?– поинтересовался с недоумением старик Сократ.

– Хочу подпортить некоторым ретивым архиепископам репутацию, чтоб не дарили впредь христианских девушек султану, – ответил Роман.

Все спешно готовились в дорогу. Витязи, выстроившись во дворе, обхаживали коней, подтягивали сбрую. Старик Сократ, одетый в щёголеватый кафтан ншанджи, запрягал лошадей в доверху заполненную повозку с домашним скарбом. Когда всё было готово к отъезду, он подошёл к соседскому двору и кликнул Ибрагима. Тот, хромая, вышел во двор и подошёл к своему соседу.

– Ну, Ибрагим, принимай хозяйство, – торжественно произнёс старик Сократ.

Ибрагим зашёл в пустой дом, огляделся и довольный вышел обратно во двор.

Сократ вручил ему ключи и сказал:

– Захочешь спуститься в погреб, приставишь лестницу. Будь осторожен, не свались, погреб глубокий.

– А мне нечего туда спускаться. Это за меня сделают мои сыновья.

– Да, чуть не забыл, – добавил Сократ, – там, в погребе, у нас живёт домовой.

– Как домовой?

– Ну домовой. Вроде джинна. Ты его пока не выпускай до вечера. А то он хочет с нами уехать, а мы не желаем его брать с собой.

– Джинн? У тебя в погребе остался джинн?

Лицо Ибрагима вытянулось от изумления.

– Не надо мне никакого джинна! Забирайте его с собой! – запротестовал он.

– Нет, ты его не бойся. Он парень добрый и мало шумит. Но только страшный зануда. Вот и решили его оставить тут.

– Прошу тебя! Не оставляй мне его! Я и так натерпелся за всю свою жизнь!

– Ну, если он тебе не нужен, приставишь лестницу и выпустишь.

– И он сразу уйдёт?

– Конечно, уйдёт. Но ты не будь дураком. Возьми сначала с него выкуп.

– У него и деньги есть?

– Полный кафтан золота. Но предупреждаю, он хитёр. Прикинется дворцовым ншанджи. Ты не верь ему. Он у нас большой выдумщик.

Ибрагим слушал Сократа, раскрыв рот от изумления.

– А ты не врёшь?

– Открой погреб и сам убедись. Только очень прошу, до вечера туда не заходи. Понял?

– Понял, понял, – понимающе произнёс Ибрагим, запирая дверь таверны на ключ.

Для него, простого чабана, Сократ был всегда большим авторитетом, а его слово было законом.

– Ну тогда, прощай друг. Может, больше не свидимся.

Два соседа сердечно попрощались, и весь отряд отъехал в направлении Константинополя. Когда таверна скрылась в дали, сидящие в обозе стали безудержно хохотать.

– Я с трудом себя сдерживал, – давясь от смеха, сказал Роман, – вот придурок. Поверил в эту околесицу. А ты, Сократ, молодец. Ни разу даже не улыбнулся.

– Ты знаешь, чего мне это стоило? – хохоча признался Сократ, – много я бы отдал, чтобы посмотреть на ншанджи, когда его будут выпускать вечером из погреба. Да, жаль, не суждено нам будет увидеть эту сцену.

– Зато мы скоро увидим наш Константинополь,– произнесла Елена,– там меня ждут моя мать и дочка.

– У тебя есть дочь?– удивился Иосиф.

– Конечно, есть. Ей уже пять лет.