Падение империи — страница 47 из 48

– Его вчера утром по приказу императора погрузила команда Василия,– ответил Соломон,– василевс сказал, что открыть сундук сможешь только ты.

– Верно, – сказал Роман и достал всё тот же ключ, переданный ему императором.

Он открыл крышку, и все увидели его содержимое: слитки золота вперемежку с золотыми монетами. Соломон взял одну и увидел на ней изображение богини Артемиды.

– Вот именно с этой монеты и начались все мои злоключения,– грустно сказал он,– хотя, кто знает, может и к добру. От судьбы никуда не денешься. Мой покойный отец сказал мне напоследок: не стремись к богатству, пусть богатство само найдёт тебя. Его слова, похоже, оказались пророческими.

– Это и есть золото царя Крёза, но лишь небольшая её часть. Основную её массу я уничтожил. Император словно предчувствовал это и потому велел русичам перетащить сюда хоть небольшое количество, – сказал Роман.

– Смотрите, здесь какое -то письмо, – воскликнул Соломон и передал Роману свёрток.

Тот развернул его и произнёс:

– Это почерк василевса, я узнаю его.

– Что же он пишет? – взволнованно спросил старик Сократ.

«Мои дорогие соотечественники, – начал читать Роман, – когда вы вскроете это письмо, меня уже, возможно, не будет в живых, и это будут строчки человека с того света».

Голос у Романа дрогнул, и он остановился.

– Продолжай. Прошу тебя, – с грустью попросил Сократ.

«Я предчувствую, что завтра господин логофет будет вынужден уничтожить богатство своей великой страны, дабы не досталось оно врагу. Потому я решил спасти её малую часть, чтобы граждане Византии, потерявшие своё Отечество, не чувствовали себя нищими на чужбине. Пусть это золото напоминает вам о былом могуществе вашей страны и этим придаст вам новые силы. Вы были её достойными гражданами, но Богу было угодно превратить вас в скитальцев. Так пусть же эта поддержка поможет вам начать новую жизнь. И да хранит вас Бог. Аминь. Ваш василевс Константин Драгаш. 28 мая 1453 год. P.S. Я надеюсь, что вы поделите это золото поровну, по справедливости, не забыв мою преданную охрану из Московии».

Гробовое молчание воцарилось в каюте. Все смотрели друг на друга, но никто не проронил ни слова. Первым высказался Сократ:

– Безгранична мудрость нашего великого императора! Его достойное имя будет вечно храниться в наших сердцах!

Все скорбным молчанием почтили память василевса, отдавшего всего себя без остатка своей стране и своему народу.

– Предположим, золото мы поделим. Это несложно, его достаточно много, чтобы сделать богатыми всех. Но давайте решать, куда плыть? Что скажешь, Роман? – спросил старик Сократ.

– Теперь моё слово вам не указ. Пусть каждый решает сам согласно своей совести,– ответил бывший логофет, – у нас два судна: одним владеет Соломон, вторым – Лучия. Они вправе решать, куда плыть.

– Это судно наше,– обиженно проговорила венецианка, – и ты прекрасно знаешь, что я без тебя ничего не решу.

– То, что Лучия поедет в Венецию, это неоспоримый факт, – начал старик Сократ,– ибо там её ждёт огромное наследство и мачеха, которую следует наказать. И ты, Роман, поедешь вместе с ней. Тут и говорить не о чем. Судьба связала вас вдвоём навеки.

– Втроём, – лукаво произнесла Елена, – да, да вы не ослышались, именно втроём. Лучия ждёт ребёнка.

– Это правда? – с восторгом спросил Роман.

Лучия отвела глаза и зарделась.

– Правда. Ты мне не веришь? – спросила Елена строго.

– Ещё как верю, – ответил сияющий от счастья Роман, – а ты Соломон, что решил? Поехали с нами в Венецию.

Лицо шкипера стало серьёзным. Никто не знал о его намерениях, хотя от этого зависело многое.

– Возвращаться в Александрию мне уже не имеет смысла. Там меня никто не ждёт, и потому я решил, что «Ангел» поплывёт туда, откуда он приплыл много лет назад, – ответил Соломон.

– Неужели в Барселону? – воскликнул счастливый Диего.

– Именно туда.

– Как? Ты, иудей, поплывёшь в страну, откуда в своё время сбежала от преследований католиков семья твоей матери? – изумился Роман его смелому решению.

– А мне нечего бояться. Я офицер византийской флота, сражался за христианскую веру с турками. Ну а вера моя сейчас совсем иная,– сказал Соломон и показал крестик на своей груди,– это мне Ирина подарила перед моим плаванием в Фессалоники. Он спас меня от неминуемой гибели и мне посчастливилось увидеть свою сестру. Так что я тоже стал христианином.

– Можете считать нас мужем и женой, – торжественно объявила Ирина, обнимая Соломона.

– Ну а ты, Сократ, куда собираешься податься? -спросил Роман.

– Туда, куда мои дочка с зятем,– со вздохом сказал старик и улыбнулся,– на это золото открою уютный трактир в Барселоне и буду коротать свой век уже с внуками.

– Да, я вижу, с нами в Венецию плыть никто не собирается? Оставляете нас одних. Так несправедливо, – запротестовал Роман.

– Я поплыву с вами! – вдруг произнесла Елена, – если, конечно, возьмёте.

– Возьмём непременно! – обрадовалась Лучия.

– Ты уж не обижайся, дядя, – нежно сказала Елена, обращаясь к Сократу,– но мне давно хотелось пожить в Венеции. Да и с Лучией мне расставаться не хочется. После её чудесного спасения мы с ней словно породнились.

– Эх, видать не судьба нам всем вместе быть, – вздохнул старик.

– Ну а русских мы высадим в первом удобном для них христианском порту, откуда они благополучно доберутся до Московии. Правда, Василий? – спросил Соломон вояку.

– Конечно. Живы будем, не помрём, – ответил тот добродушно.


Мехмед сдержал своё слово перед войском. Захваченный Константинополь три дня подряд грабила его сто пятидесятитысячная армия. Турки врывались в дома, насиловали женщин, убивали детей и стариков, хватали всё, что имело какую-либо ценность. На третье утро султан проснулся и сказал:

– Я видел во сне, как въезжаю в Константинополь на белом коне и мне преподносят на острие копья голову последнего императора Византии.

– Твой сон в руку, мой повелитель, – произнёс Халал, – ты должен сегодня же въехать в город и положить конец ужасным погромам, которые учинила армия. Только твоё присутствие сможет её усмирить и приостановит безжалостное разрушение Константинополя.

Оседлав своего великолепного арабского скакуна, подаренного ему императором уже несуществующего государства, Мехмед въехал, наконец, в город через Золотые ворота.

Сопровождаемый многочисленной свитой, он прошествовал по главной улице Месе. За три дня разбоя всё выглядело ужасно. Турки основательно разграбили и разорили магазины и торговые ряды улицы. Унесли и растаскали всё, что представляло хоть какую-нибудь ценность. Однако даже после этого погрома величественный дух столицы Византии уходящий корнями в эллиническую эпоху остался непоколебимым, ибо никакое варварство не способно разрушить то, что созидалось человеческим гением столетиями.

На лице султана был неописуемый восторг – цель жизни была достигнута. Он ещё не верил, что шествует по покорённому им Константинополю. В свои двадцать лет Мехмед стал завоевателем самого великолепного города планеты.

– Куда ведёт эта улица? – спросил он у Халала.

– К императорскому дворцу и к собору Святой Софии. Но дворец изрядно разрушен и представляет собою неприглядное зрелище, – сказал великий везирь.

–Тогда едем в главную святыню христиан, – решил Мехмед.

Возглавляемая им процессия подъехала к собору.

Мехмед спешился, присел на колени и посыпал голову землёй.

– Хвала великому Аллаху, я добился своего предназначения! – воскликнул он, с благоговением подняв руки к небу.

Затем он встал и выжидающе посмотрел на Халала.

Тот подал знак, и молодой сербский воин подбежал к ним с копьём, на которое была нанизана мужская голова.

– Это и есть голова императора Константина? – недоверчиво спросил султан.

– Она самая, мой повелитель! – уверенно ответил Халал,– воистину, тебе приснился вещий сон, о ясновидящий!

– Как вам удалось его распознать среди множества обезображенных тел?– не унимался молодой султан.

– На нём были пурпурные башмаки с двуглавым орлом, какие носят только византийские повелители,– ответил Халал.

Мехмед почему-то не очень поверил своему везирю. В своё время ему доложили, что императора в последний раз видели без знаков отличия, дерущегося в общей толпе защитников, и потому обнаружить его тело среди множества изуродованных трупов представлялось маловероятным.

Мехмед окинул взором победителя всё великолепие собора Святой Софии и произнёс:

– Величие этого сооружения отныне будет служить Аллаху и посему повелеваю превратить его в мечеть.

– Будет исполнено, мой повелитель, – ответил Халал.

– С завтрашнего дня приказываю начать строительство нового дворца. Этот город я превращаю в свою столицу, – объявил торжественно султан и добавил,– в столицу Османской империи!

– Слава султану Мехмеду! – прокричал с восторгом Халал, – Мехмеду-Фатиху!

– Слава Фатиху! – восторженно повторила новое имя Мехмеда-Завоевателя вся его свита.


Через несколько дней пассажиры обоих кораблей, благополучно доплыв до «каблука» Апенинского полуострова, стали со слезами на глазах прощаться. Роман, Лучия и Елена с дочкой пересаживались на «Фортуну», вместе с ними собирались плыть дальше русские наёмники. Соломон, Ирина и старик Сократ остались на борту «Ангела», намереваясь плыть в Барселону. Прощались все молча, по-христиански целуясь три раза. Никто не мог сдержать слёз, особенно женщины. Всё это время они жили одной дружной семьёй и расставание было мучительно больно.

– Пора, – грустно сказал старик Сократ, – даст Бог, ещё свидимся.

Корабли наполнили паруса и начали медленно расходиться. Пассажиры стояли на палубе, печально провожая друг друга.

Расстояние между двумя судами всё увеличивалось, превращая их в маленькие песчинки во Вселенной.

Из таких вот множества людских песчинок соткана вся история человечества, переплетённая различными событиями и фактами. Бег времени неутомимо вращает колесо истории, а пишется она судьбами простых смертных, и каждый по-своему оставляет след в великой книге людского бытия.