Это было так — времени оставалось как раз на то, чтобы дойти до школы. Перед уходом мама чмокнула меня в лоб и пожелала удачи. Я ей тоже пожелал — иногда вовремя сказанное слово воплощается в дело.
До школы я пробежался. Любая нагрузка сейчас полезна. Но заметивший мое приближение физрук не проникся и сразу начал ругаться:
— Елисеев, что это за фокусы? Бегать будешь там и тогда, где и когда скажут, понятно?
— Я разминался, Дмитрий Семенович, — бодро отрапортовал я. — Пробежал совсем немного, только чтобы настроить мышцы на работу.
— Настроить мышцы, — передразнил он меня. — Поприседай, ручками помаши, сразу настроишься. Иначе набегаешься до соревнований, устанешь, покажешь плохой результат, и что? Зря я тебя с контрольной снимал? Скажу Леониде Викторовне, что ты свою двойку честно заслужил.
— Может, тогда я сразу пойду на контрольную, заслуживать свою честную пятерку? — предложил я. — Если вы с угроз начинаете, неизвестно чем закончите. Вчера вы про грамоту говорили, сегодня про двойку.
— Поболтай мне еще, сразу все получишь: и грамоту, и двойку.
Эскалировать конфликт я не стал, видно же, что человек с утра не в духе. То ли не успел опохмелиться, то ли еще какие проблемы. Но скорее, все же опохмелиться: очень уж характерно выглядела аура, местами в точности, как у Дамиана, когда тот поутру обнаруживал, что не помнит, сколько, чего и где вчера пил. И если бы только пил! Айлинг ему обычно выговаривал, что негоже будущему императору так себя вести. Не просто так выговаривал, а с розгами. Вряд ли Дамиан, став императором, это забыл. Правда, подобраться к Айлингу не так-то просто. Клятву верности он наверняка принес, а обвинить его в том же, что и меня, не получится: никто не поверит, что глава Совета по Магии мог выступить против императора, клятва не позволила бы. Так что Дамиан скрипит зубами, но терпит его около себя и даже на помощь призывает. Впервые подумалось, что учитель отказался от меня не просто из прихоти, а чтобы иметь полное право ответить, что понятия не имеет, где я и что не поддерживает со мной никаких отношений. Иначе принятая клятва заставила бы его всё выложить. А так очень похоже, что он умолчал даже про другой мир, иначе Илинель не долбилась бы так активно.
— О, вот и наша принцесса явилась. Ермолина, тебе никто не говорил, что точность — вежливость королей? С вежливостью у тебя плохо, опоздала на минуту.
Я повернулся и увидел Полину в розовом спортивном костюмчике с серебряными блестками, которые напоминали скорее прилипшую рыбью чешую, чем украшение. Или это только у меня такие ассоциации? Хотя нет, неприязнь физрука тоже была направлена большей частью на костюм ученицы, а значит тот навевал неприятные воспоминания о вчерашнем вечере. Ермолина промолчала и почему-то подошла ко мне. Хотя почему почему-то? Из нашего класса были только мы двое.
— Все собрались? — Физрук осмотрел нас с таким видом, словно мы были не учениками обычной школы, а малолетними правонарушителями. — Тогда пойдем.
— Пешком? — возмутился кто-то. — Я думал, мы поедем.
— Здесь идти минут десять до стадиона. Разомнетесь, как Елисеев собирался.
— Вы ему сами сказали, что нужно махать руками и приседать, а не бегать.
— Можешь махать руками и приседать по дороге, — милостиво разрешил физрук. — Бегать тоже будешь только на стадионе. Замолчали и дружно пошли.
— И что он злой такой? — удивилась Полина, опасливо поглядывая на спину учителя.
— Перепил вчера, — пояснил я. — Теперь у него болит голова и ломит мышцы. А еще тошнит. Зря ты этот костюм надела.
— Почему?
— Потому что он Дмитрию Семеновичу не нравится, — пояснил я.
Я решил не уточнять, что того тошнит при одном взгляде на одноклассницу. Поймет неправильно и опять обидится. Обижается она красиво, но пусть делает это на кого-то другого. Почему-то в голову полезли мысли, что Полина очень даже симпатичная: стройная смуглая брюнетка с точеным личиком, и даже слегка оформившаяся грудь заманчиво колышется при каждом шаге.
— Ты куда уставился? — прошипела Полина.
— На блестки, — приврал я.
Грустно приврал, потому что осознал, что секс мне в ближайшее время светит только в снохождениях с Илинель, на что я не рискнул бы, даже будучи в лучшем состоянии. Теоретически я, конечно, ровесник той же Полины, но практически — взрослый мужик в детском теле, а значит связываться с малолетками не могу, а взрослые дамы по той же причине не обратят на меня внимания. Было это всё не слишком вдохновляюще, хотя как нельзя кстати припомнились слова Айлинга о том, что маг должен уметь держать страсти в руках, это способствует правильному формированию. Вот я и держу, формируюсь изо всех сил.
— Я передумала, — неожиданно сказала Полина. — Я согласна с тобой сходить в кино.
— Сходим как-нибудь, — согласился я. — Когда у меня время появится.
Так и быть, исполню мечту Ярослава и даже без малейшей прибыли для себя. Почему-то на Полину мой ответ произвел совсем не положительное впечатление, она возмущенно фыркнула и отошла от меня к физруку, у которого при взгляде на ученицу опять появились признаки тошноты. Но он мужественно держался, совсем как я.
На стадион пришли мы не первые, но и не последние. Пока регистрировались, пока физрук раздавал тряпочки с номером участника и школы, время пролетело. Какой-то мужик из районной администрации толкнул речь, как он рад видеть в одном месте столько увлеченных спортом детей. Поскольку большая часть моих соседей детьми себя не считала, речь им не понравилась.
— Сначала личный зачет, — инструктировал нас физрук. — Потом эстафета. А потом я вас доведу до школы и можете идти куда хотите. Хоть на контрольную, да, Елисеев?
— Это хорошо, Дмитрий Семенович, что я на контрольную еще успеваю, — согласился я, неожиданно вызвав смех среди наших.
— Я рад, что чувство юмора тебе не изменило, — кисло сказал физрук. — Надеюсь, что и с остальным у тебя полный порядок.
Я заверил, что да. Он попридирался еще к паре человек, а потом соревнования наконец начались и стало не до болтовни. Личный зачет на четыре километра мы отбегали всей толпой, я особо выделяться не стал, пришел вторым. Надеюсь, нашей школе этого хватит. Потом отбегали стометровку и дело наконец дошло до эстафеты. Нужно было там всего четыре ученика, меня поставили четвертым.
Физрук уже выглядел бодрее. Видно, в короткий промежуток успел сбегать до магазина и опохмелиться. Пахло от него самую малость, почти незаметно, но зато его настроение поднялось сразу на столько же градусов, сколько он употребил внутрь.
— Прекрасно отбегали, дети, — радостно сказал он, изучив наши результаты у судей. Елисеев, у тебя действительно будет грамота, так что о двойке не переживай. Не буду я просить Леониду Викторовну о такой глупости. Осталась самая малость — получить кубок за эстафету.
— Мы его ни разу не получали, — сказал кто-то из учеников.
— Вот именно! Теория вероятности работает на нас. Чем реже мы что-то получаем, тем больше вероятности, что получим это сегодня.
— Странная аргументация, — заметил я.
— Главное, чтобы она работала, — отмахнулся физрук.
На своих товарищей по команде я немного воздействовал магией. Конечно, это было жульничеством, но как говорил Айлинг, жульничество в свою пользу считается таковым, только если его выявили. Здесь выявлять было некому: мага никто не ждал. И я решил порадовать Дмитрия Семеновича. Бежали наши так, что у соперников просто не было шансов.
Когда нам вручали вожделенный кубок, физрук выглядел не столько счастливым, сколько ошарашенным. Нет, конечно, он настраивал нас на победу, но больше по привычке, сам в нее совершенно не верил.
— Елисеев, а ведь как чувствовал, что ты нам принесешь удачу. Решил взять тебя в последний момент, — растроганно сказал он, вертя в руках кубок. — Впереди, ребята, у нас городские соревнования. Это большая ответственность. Будем готовиться ежедневно.
Вот и делай после этого доброе дело людям, сам же и пострадаешь.
Интерлюдия 2
Андрей Кириллович Лазарев умел держать себя в руках на людях. Но когда люди заканчивались, на тех, кто оказывался поблизости, обрушивалась лавина гнева.
— Урою! — рычал он, расхаживая от стены к стене в своем немаленьком кабинете. — Какой дебил устроил это представление? Без согласования со мной!
Он резко выдохнул, остановился перед старшим сыном, который как раз зашел в кабинет.
— Узнал кто?
— У наших алиби, — уверенно ответил Кирилл. — Проверили всех, кто в принципе имеет силу. Полиция тоже никому не смогла предъявить обвинение из наших. Было бы ночью — были бы проблемы. Но посреди рабочего дня всегда находится куча свидетелей. Записи на камерах опять же подтверждают. У Мальцевых на камерах посторонних нет. Ходят слухи, что покуривает этот Андрей. Вот и докурился до волхвов в клубах дыма.
— Наркотиков в крови не обнаружено. Это мне осведомитель из клиники сообщил, — проворчал Лазарев-старший, успокаиваясь на глазах. — Но запись из кабинета Андрея Мальцева они никому не выдали. Даже полиции.
Отец с сыном были очень похожи: те же русые волосы, только у отца изрядно тронутые сединой, те же серые глаза, те же тяжелые подбородки. Но вот характерами они кардинально отличались: взрывной у старшего и совершенно меланхоличный у младшего. Отец иногда порыкивал, что сын уж слишком равнодушно ко всему относится, на что сын обычно отвечал, что если принимать все близко к сердцу, то сердца скоро не останется. Судя по всему, сердце Кирилла ни разу не страдало.
— Значит, на ней тоже ничего нет. Уверен, Мальцева и без наркотиков посещают глюки, — совершенно равнодушно заметил Кирилл. — Папа, наши не имеют никакого отношения к мальцевским закидонам, как бы тем ни хотелось доказать обратное.
— Я там был, — тихо сказал Андрей Кириллович. — И я тебе точно скажу, сын, там веет чем-то нашим. Неуловимо веет.
В глазах Кирилла зажглись огоньки интереса. Кому-то другому слова отца могли