Для этого не было более заманчивого средства, чем заставить проповедовать язычникам на их собственном языке таких людей из их среды, которые пользовались их уважением. Это сделал уже псевдо-Гекатей в своей историографии, на это попытался и псевдо Фокилид в своем дидактическом стихотворении. Этических соображений у обоих при этом замысле было столь же мало, как и у другого писателя, который выдал свои изречения за произведение царя Соломона. Общий основной тезис античной историографии, по которому известное приукрашивание неточного рассказа не только дозволяется, но даже и требуется, специально в еврейской области уже очень рано расширился до принципа, в силу которого то, что в каждом данном случае наиболее служит целям поучения, может выдаваться и за исторический факт. Таким образом, мы имеем самые разнородные исторические изображения эпох Самуила, Саула, Давида и Соломона; вся история царей передана нам, по меньшей мере, в двойном виде, и притом существенно различной характеристике. Итак, если в историографии заставляли разные личности говорить и действовать по благоусмотрению писателя, то было бы невероятной щепетильностью, если бы не решались заставлять их написать ту или другую, во всяком случае, по мнению истинного автора, совершенно душеспасительную книгу.
И, несомненно, что именно по дидактическом стихотворении псевдо-Фокилида можно видеть, как благотворно было влияние, которое исходило от еврейства на испорченный греческий мир. Призыв к правдивости, к любви, к чистоте в половой жизни был для эллинской цивилизации тем более необходим, что ей редко приходилось его слышать. В частности, о деятельной любви говорится:
Бедному скоро подай, не вели ему завтра прийти лишь;
Полной рукою всегда подноси ты убогому лепту;
Кровлей своею бездомных укрой и слепцов поведи ты.
Наряду с этим напоминает слова сына Сирахова мecтo, где запрещаются сношения с грешниками: «Ибо со злодеями гибнут нередко злодеев друзья».
Сирахова сына напоминает также поучение относительно рабов, но только оно гораздо обстоятельнее:
Слугам своим предоставь питание, нужное телу,
Щедро раба одаряй, и преданным будет тебе он.
И не клейми ты раба, печать налагая позора,
И клеветой не вреди ты рабу пред его господином;
Также охотно внемли рассудительных слуг ты советам.
Что касается представлений о загробной жизни, то в этом отношении и псевдо-Фокилид, наоборот, сделал решительные заимствования у греков. Не сделавшееся впоследствии обычным для евреев представление о грядущем воскресении после смерти, а платоновское учение о бессмертии души, – вот что выступает пред нами не только в вышеприведенной цитате, но еще и во многих других местах. Это не коренная израильская идея, когда нам говорят, что бессмертная и не старающаяся душа вечно продолжает жить. Но трактуя о Притчах Соломона, мы указали уже на внутреннюю необходимость, в силу которой еврейство вынуждено было к видоизменению своего взгляда на загробную жизнь. Если Господь стал в особенные отношения к отдельному человеку, то вера в заботливость Бога не допускала, чтобы человек после смерти стал одной лишь тенью. Тогда естественно почувствовали, как пленительно учение Платона о бессмертии души. Но псевдо-Фокилид сделал у греков и другие заимствования. Например, он говорит: «Мера есть лучше всего, чрезмерность негодна». Это идея, неслыханная в еврействе, но постоянно повторяющаяся в греческой философии. Напротив, вся нравственная серьезность еврейства выступает перед нами в обстоятельном призыве к труду. В заключение образцами трудолюбия выставлены муравей и пчела. Образ муравья для нас здесь в особенности замечателен. Тот же самый образ мы имели уже в притчах Соломона, и он встречается нам впоследствии в классической обработке у римлянина Горация. На этом примере, таким образом, можно видеть, как, благодаря псевдонимному писательству евреев, еврейские идеи находили себе доступ даже у явных врагов еврейства (каким был Гораций).
Следует еще упомянуть, что псевдо-Фокилид вполне понял и оценил по достоинству ту великую опасность, которая грозила евреям благодаря их пристрастию к торговым и денежным делам. Очень поучительно в этом отношении следующее место:
Кто деньгам любовь постоянно бывает матерью всякого зла,
Золото и серебро – коварное это богатство
Золото, к злу ты приводишь, мир угнетаешь, грабитель!
Если бы люди к тебе никогда не стремились безумно!
Из-за тебя и война, и кровавый разбой, и убийства.
Ненависть между отцами, детьми и близкими в роде.
Лучшую иллюстрацию к этим стихам представляют раздоры в семье упомянутого выше главного мытаря Иосифа.
8. Смерть Антиоха III. Селевк IV
Антиох Великий вел с римлянами, безусловно, несчастную войну и миром (189 г.) до P. X. должен был обязаться уступить все малоазиатские владения вплоть до горного хребта Тавра, в определенные сроки уплатить Риму 15 000 еврейских талантов, т. е. приблизительно 32 млн рублей, выдать всех военных слонов и военные суда, кроме десяти, не предпринимать никакой наступательной войны на запад и не допускать свои суда крейсировать в западных морях. Кроме того, он должен был выдать римлянам в качестве заложников двадцать молодых людей из высшей знати, между ними и своего собственного сына Антиоха. Этим сирийское могущество было сломлено навсегда. Когда Антиох, умирая (187), завещал свое царство сыну своему Селевку Филопатору, последнему, прежде всего, необходимо было изыскать средства, при помощи которых можно было бы уплачивать римлянам надлежащую контрибуцию. Мы слишком мало знаем о положении Палестины во время его управления. Он, – повествуют нам, – наслал притеснителя на красу своего царства[4]. Вследствие поражения своего отца он правил безуспешно и слабо. В Иерусалиме умер тогда главный сборщик податей Иосиф. Его старшие сыновья еще раньше воевали со своим родным братом Гирканом, и двое из них при этом пали. Теперь, после смерти отца, борьба снова возгорелась. Когда же Гиркан отчаялся в успехе и убедился, что и первосвященник находится на стороне его братьев – по преданию, это был Симон, что опять указывает на более позднее время правления этого лица, – тогда он успокоился и остался по ту сторону Иордана, причем из своего укрепления он нападал на арабов и грабил их. Так, по-видимому, действовал он в течение последних семи лет правления Селевка Филопатора. Когда в 176 г. до P. X. вступил на престол брат Селевка, Антиох IV Эпифан, Гиркан за свой образ действий был призван к суду; он понял, что положение его безвыходно: для этого нового царя было, во всяком случае, в одинаковой степени важно как завладеть большим достоянием Гиркана, так и восстановить порядок в государстве. Гиркан покончил с собой самоубийством, и Антиох IV конфисковал его имущества.
Глава втораяВойна Маккавеев за освобождение до смерти Иуды
1. Антиох IV и первосвященник Язон
Антиох IV Сирийский, по прозванию Благородный (Эпифан), был сыном Антиоха III Великого. После заключения его отцом постыдного мира с римлянами в 189 г. до P. X. молодой Антиох вместе с 19 другими знатными юношами из эллинско-сириийской аристократии прибыл в качестве заложника в Рим. Он получил там воспитание, вполне соответствовавшее его высокому происхождению, и связан был дружественными отношениями с молодою знатью мощно расцветавшего мирового города. Но в 176 г. до P. X. его старший брат Селевк IV Филопатор, вступивший на престол после смерти Антиоха III (187 г. до Р. X), вызвал его обратно в Сирию и вместо него послал в Рим своего собственного одиннадцатилетнего сына Деметрия. Антиох Эпифан находился еще на пути в Сирию, когда до него дошло известие о смерти его царственного брата. Селевк IV был убит в Сирийской Антиохии. Его убийца, придворный, по имени Гелиодор, – быть может, тот самый, который тщетно пытался увезти по повелению царя храмовую сокровищницу из Иерусалима, – был низвергнут с престола Пергамским царем Эвменом и его братом Атталом, восстановившими, таким образом, права только что прибывшего Антиоха. Мы не будем слишком далеки от правды, если все эти перемены припишем сложному плану римлян. Как бы то ни было, новый царь, в противоположность своему брату, скоро выказал себя деятельным и потому не недостойным своего высокого сана. Сам он, правда, довольно часто предавался неразумным забавам, например, он велел облить кого-то в ванне необыкновенно дорогим бальзамом, в обладании которым тот завидовал ему, и сам присутствовал при этом зрелище; или же он неожиданно присоединялся к незнакомой веселой компании, чтобы, к ее величайшему изумлению, принять участие в ее пиршестве; подобные выходки следует, впрочем, приписать той легкости и игривости греческих нравов, которую вообще усвоил себе тогдашний образованный мир, и если этот самый человек, с другой стороны, требовал, чтобы его восточные подданные признавали и чтили в нем бога, то вина этого странного противоречия лежит менее в нем самом, чем в обстоятельствах, которые существовали до него. Тоже самое противоречие встречается нам почти на каждой странице и тогдашней египетской истории. Но как правитель, Антиох, за время своего пребывания в Риме, очевидно, научился многому. Мы уже видели, как он в области восточного Иордана положил конец деятельности Гиркана. Свои походы вел он искусно и победоносно, и даже в своем победном шествии он умел благоразумно подчиняться более могучей силе. Римлянин, который не мог, конечно, понимать политические планы этого Антиоха, все-таки назвал поистине царскими его подарки городам и его высокое уважение к религии.
Слабость монархии Селевкидов с самого начала состояла в отсутствии действительного единства. Антиох IV для достижения такого единства вступил на новый путь, который привел его к роковой борьбе с евреями и создал ему печальную известность в истории. Первосвященник Оний III, сын возвеличенного Иисусом Сирахом Симона, к концу своего правления сделался непопулярным благодаря своей поездке к Селевку IV. Он предпринял эту поездку для того, чтобы оправдаться в разного рода возведенных на него обвинениях. Но он, по собственному опыту, узнал, как благоразумен был в свое время его дед Оний II, когда, несмотря на настояния своего племянника Иосифа, не отправился ко двору царя Птоломея. Партия, которая оклеветала Ония III перед сирийским двором, истолковала теперь его поездку в Антиохию, как измену своему народу: для того, чтобы оправдаться, Оний неизбежно должен был принести языческому царю жалобы на некоторых евреев. К тому же он, по-видимому, не совсем был угоден сирийскому двору: во время его правления не удалась попытка Гелиодора разграбить храм; он привержен был строгим требованиям Закона, а его противники были близки к греческой цивилизации. Селевкиды, как известно, всегда защищали от нападения язычников особенности еврейских обычаев. Теперь же, когда в еврействе боролись эллинское свободомыслящее и косное консервативное направления, когда, к тому же, эллинизировав