Огорченный этой неудачей, Антиох, кажется, особенно охотно стал внимать предложениям поставленных им советников по еврейским делам. По-видимому, в Иерусалиме рады были неудаче царя-разбойника и грабителя храма и видели в ней начало Божьей кары над ним. Только этим объясняется внезапный и чрезвычайно жестокий поступок Антиоха. Он немедленно отправил в Иерусалим главного сборщика податей Аполлония с большим войском. Сначала тот вел себя совершенно миролюбиво; но когда наступила суббота, он приказал своим 22 000 солдатам взяться за оружие и убивать всякого, кто попадется навстречу. Затем он ворвался в город, убивая и поджигая все на своем пути; стены домов были сравнены с землею; женщины, дети, скот были угнаны; имущество было разграблено. Город Давида был снова отстроен и обнесен большою, крепкою стеною и крепкими башнями; сюда было собрано все награбленное при разрушении Иерусалима, здесь жили язычники и их союзники; с этого укрепления (акра) они наблюдали за городом и своими поступками оскверняли святилище, – нельзя было уже беспрепятственно соблюдать субботу и торжественные праздники. Уже и теперь большая часть населения бежала из города в равнину. Все это было только началом жестокого преследования. По словам древнейшего повествования, вышел эдикт царя, по которому «все должны быть одним народом, и каждый народ должен поступиться своими особенностями». В высшей степени, вероятно, что таково было общее обоснование обнародованного специального приказа евреям, который был доставлен в Иерусалим и города Иудеи царским посольством с неким Атенеем во главе. Он предписывал совершенно новый строй жизни: запрещены были обычное жертвенное служение в Иерусалиме, празднование субботы и торжественных праздников, обрезание, занятие чтением и преподаванием Закона; приказано было ввести языческое богослужение с его многочисленными алтарями, священными рощами, изображениями богов, с его часто нечистыми для евреев жертвенными животными. И за нарушение этого царского приказа была положена смерть; особые надсмотрщики должны были следить за его точным исполнением. Венцом всего было то, что 25 кислева (декабря) 168 г. до P. X. был воздвигнут вверху, над большим жертвенным алтарем, языческий алтарь, на котором принесены были в жертву свиньи. Этим гонение достигло своей кульминационной точки.
Если мы оглянемся назад и спросим, каким образом евреи так скоро дошли до столь бедственного положения, – то мы, несомненно, найдем две главные причины, которые в связи с известными побочными обстоятельствами вызвали такое действие. Первой из этих основных причин была нужда в деньгах, которую испытывали сирийские цари со времени заключения римско-сирийского мира в 189 г. до P. X., и последствия которой все вообще провинции сирийского царства должны были тогда нести. Другая главная причина несчастия, постигшего в то время иудейский народ, заключалась в нравственной порче некоторой части еврейства, подпавшей под влияние эллинизма. Удивление перед философским и эстетическим образованием греков привело к пренебрежению теми элементами собственной религии, которые не были соизмеримы с иноземным философским сознанием. Далее, в больших эллинизированных царствах любостяжание находило для себя болee широкие перспективы, нежели на почве тесной еврейской родины. Еврей делался лишенным отечества сребролюбцем. Трагизм положения заключался в том, что именно благородные элементы еврейского народа впервые обречены были на страдания из-за этого отребья еврейства. То, что Антиох задумал посягнуть на еврейскую религию, – исходило не со стороны терпимого эллинства. Мы видели, как дошел Антиох до того, чтобы низложить первосвященника, а потом даже до того, чтобы назначить первосвященника не из колена Левитова; мы видели, кто впервые раскрыл пред ним сокровищницу Иерусалимского храма, кто представил ему еврейскую преданность закону, как дух возмущения; нет поэтому ничего удивительного в том, что Антиох уступил, наконец, настоянию этих влиятельных и видных евреев и по их инициативе предпринял нечто такое, что до сих пор было неслыханным в греко-римском мире, именно, – религиозное гонение. В истории же Израиля борьба и гонения за веру не представляют ничего нового. В них проходит вся история пророков; оборотною стороною реформ Ильи, Хискии, Иошуи и, наконец, Неемии было не что иное, как религиозное преследование. Реформа Иошуи едва ли сопровождалась меньшими насилиями, чем предприятие сирийского царя. Разница была только та, что теперь снова грозило уничтожение всему тому, что после многовековых усилий осуществлено было движением пророков и развитием Закона.
Мероприятия Антиоха проводились со всею строгостью. Книги Закона сжигались; тот, кто их скрывал, подвергался казни. Смерть грозила также всякому, кто подвергал обрезанию мальчика, т. е. множеству матерей. Наконец, убито было большое количество людей, которые отказывались принимать в пищу нечистые яства. В особенности возбуждало ужас и отвращение евреев то, что совершалось в храме, под сводами которого происходили самые дикие оргии. Когда некоторые решились эмигрировать в окрестные эллинизированные города, где они надеялись беспрепятственно жить согласно своей религии, то, по совету некоего Птоломея, царский эдикт был распространен и на эти города, так что спасение от преследования стало уже почти невозможными. Нельзя было соблюдать ни субботы, ни обычных праздников, нельзя было даже открыто признавать себя евреем. Само собою, разумеется, что большинство было слишком слабо для того, чтобы устоять против таких гонений. Долгая привычка к греческой цивилизации, выработавшаяся в течение периода от начала господства Птоломеев до первосвященничества Язона, создала множество лиц, готовых на подобную уступку. Многие, несомненно, проклинали новые порядки и все-таки подчинялись им вследствие тяжкой необходимости. Но энергичные, твердые в вере и любившие свое отечество евреи предпочитали смерть измене своей вере и своим священным обычаям. И все глубоко скорбели, что тяжкий гнев Бога разразился над Израилем.
В это время должны были выносить страдания и самаритяне, считавшиеся еврейскою сектою. Они обратились поэтому к царю с письмом, очень характерным для этого народа. Обращение гласило: «Царю Антиоху, Богу благородному от сидонян в Сихеме». В письме самаритянское празднование субботы представлялось, как подражание еврейскому, и говорилось, что последнее введено, как суеверное средство против частого появления моровой язвы. После того, как самый щекотливый вопрос был таким образом счастливо решен, следовало упоминание о постройке безыменного храма на Гаризиме и о принесении обычных жертв; затем шли жалобы на неправильное применение к самаритянам законов о евреях, и спрашивалось позволение посвятить храм на Гаризиме Зевсу, и, наконец, давалось обещание, в случае успокоения страны, увеличить доходы царя. Вот в 167 г. последовал на имя наместника царский указ, удовлетворяющий желания этих живших в Сихеме сидонян. Преследование же евреев продолжалось по-прежнему.
4. Литературные произведения эпохи гонений
Настроение, царившее во время этого религиозного преследования, мы можем еще легко проследить по отдельным песням книги Псалмов. Так, одна из них начинается вопросом, за что Господь покинул Свой народ и прогневался на Свою паству; затем следует мольба к Богу – заступиться за избранную Им общину и за обитаемую Им гору Сион. Далее находим изображение несчастия: «Все уничтожает в святилище враг. Рыкали враги Твои среди собраний Твоих; ставили свои знаки, как знаки. Они подобны поднимающему секиру на сплетшиеся ветви дерева. Все резьбы в нем молотом и топорами они разбивают. Предали огню святилище Твое; до земли унизили жилище имени Твоего… Сожжены все места собраний Божиих в стране». Так как благочестивые не имеют больше в своей среде ни знамения, ни пророка, который мог бы им предсказать, сколько будет длиться несчастие, – они спрашивают об этом Господа, требуя у Него кары грешникам. «Но Господь – издревле мой Царь, творящий спасение среди земли». В высшей степени характерно, что именно в виду возникшей тирании царя, снова пробудилась идея о царской власти Бога над Своим народом; этим та мысль, что Бог – особенный страж Израиля, мысль, отсутствие которой во всей находившейся под эллинским влиянием еврейской литературы мы до сих пор должны были констатировать, – опять получила ясное и рельефное выражение. Спасительная сила этого Царя доказывается сотворением природы и управлением ею. Затем песнь оканчивается еще одною более длинною молитвою о Божьей помощи, молитвою, содержащей снова напоминание о союзе между Богом и Израилем.
В другой песни, несомненно, относящейся к тому же периоду, за описанием осквернения храма язычниками и совершенной в Иерусалиме кровавой резни следует, наряду с мольбой об окончании преследования и о наказании врагов, также и мольба о прощении вины. В противоположность этому, отрывок третьей песни, также относящейся ко времени гонений гласит: «Мы не забыли Тебя и не нарушили завета Твоего; не отступило назад сердце наше, и не уклонились стопы наши от пути Твоего, когда Ты поражал нас на земле, драконов и покрыл нас смертною тенью. Нет, мы не забыли имени нашего Бога, мы не простерли рук наших к чужому Богу, – за Тебя нас умерщвляют всякий день, считают нас овцами, обреченными на заклание».
Но гораздо более широкую картину духовного движения в среде верующего еврейства той эпохи дает нам замечательная книга, которая, как это в высшей степени вероятно, появилась в форме отдельных отрывков, как произведение пророка Даниила, и несомненно оказала немалое влияние на позднейший ход событий. Эта книга, вошедшая в состав Библии, по своему содержанию распадается на две части. В первой из них рассказ не ведется от лица Даниила: она по форме своей представляет собой книгу о Данииле, которая сообщает, например, сколько лет он прожил. Уже здесь ясно выступает отношение данного произведения к греческому периоду. В первом рассказе повествуется о том, как Даниил в 597 г. до P. X. уведен был Навуходоносором и о воспитани