Затем идет последнее и самое обстоятельное видение Даниила. В этом последнем отрывке устранена всякая образность, говорится лишь о появлении ангела, который довольно сухо и подробно возвещает грядущие события, предварительно сообщив о своем участии в борьбе ангелов-хранителей различных народов. Время, из которого он исходит в своем рассказе, – время Кира. После правления, вслед за Киром, трех царей, некий царь с могучим войском двинется против Греции. После Кира следуют Камбиз, Псевдосмердис, Дарий и четвертым – Ксеркс. Но относительно этой эпохи автор, очевидно, не имеет ясных сведений, ибо он, как мы видели, считает Дария, как властителя мидийского царства, предшественником Кира. Таким образом, по крайней мере, по-видимому, царствование Александра Великого он относит к эпохе, непосредственно следующей за греко-персидскими войнами пятого столетия до P. X. «И восстанет царь могущественный и будет обладать великою властью, и будет делать все по своему желанию. И почти одновременно с ним будет уничтожено его царство и разделится на четыре ветра небесных, и не достанется в удел его потомкам, и не с той властью, с какою он царил, ибо расторгнуто будет его царство и достанется другим, а не тем». В таком стиле продолжается и дальнейшее изложение, и рассказ, сначала чрезвычайно сжатый, – становится все подробнее. Из эллинистических государств и на этот раз, как и до сих пор, принимаются во внимание только царства Птоломеев и Селевкидов; притом, по воззрению автора, царство Селевкидов обязано своим основанием полководцу Птоломеев, потому что Селевк I с воинами Птоломея Лаги основал свое царство в Вавилоне, до того как он в союзе с Птоломеем уничтожил в битве при Ипсe силу Антигона. Затем упоминается о бракосочетании птоломеевской Вереники с Антиохом II и о несчастном исходе этого союза, далее – о внушенной местью войне брата Вереники («отпрыска ее корней»), Птоломея III Эвергета, с Селевком II Каллиником. Подробнее останавливается автор на Антиохе III Великом. Описывается битва при Рафии, причиною возвращения побеж денного Селевкида выставляется вялость победоносного Птоломея, подчеркивается отпадение от Птоломеев многих евреев: «В те времена многие восстанут против царя юга, и дерзостные из сынов твоего народа возгордятся и погибнут». Далее следуют: покорение Палестины Антиохом III после битвы при Фанее; бракосочетание сирийской Клеопатры с Птоломеем Епифаном; несчастная война Антиоха III с Римом и его внезапная смерть. Короткое царствование Селевка IV затронуто в рассказе в немногих словах; зато, наконец, об Антиохе IV говорится с особенной обстоятельностью. Особенные обстоятельства его вступления на престол, египетские походы с их удивительным финалом, разграбление храма и религиозное гонение в Палестине – все это излагается со всею желательной ясностью. О гонении говорится следующее: «Яростью будет дышать он против священного народа Союза, и сообразно с этим будут его деяния; и снова обратит он свой слух к отступникам от священного завета. И по его повелению станет полчище и осквернит укрепленное святилище, отменит ежедневную жертву и воздвигнет нечистоту. Злодействующих против завета склонит он к отпадению коварными речами; но народ, который знает Бога, воодушевится мужеством и будет действовать, так как учители народа вразумят многих. Но долгое время будут они страдать от меча и огня, от плена и грабежа. И в то время, как они будут страдать, оказана им будет помощь через посредничество немногих, и многие присоединятся к ним, но лицемерно. И из учителей некоторые падут, для того чтобы они, переплавившись в искушении, очистились до времени, когда будет конец; ибо еще будет это длиться до определенного времени».
Так заканчивается это замечательное, современное той эпохе, повествование о еврейском религиозном горе. Автор его видел еще, таким образом в начале народного восстания против Антиоха, а также и смерть отдельных вождей, но не видел он освящения храма. Свой рассказ об Антиохе Епифане он кончает тем, что характеризует неверность этого царя по отношению к его родным богам и сообщает о последнем, чрезвычайно победоносном, походе Антиоха против египтян, из которого Антиох, однако, был отозван тревожными вестями с севера и востока. Тогда он, по рассказу нашего автора, расположился лагерем между Иерусалимом и берегом Средиземного моря. Об этом походе Антиоха другие источники нам решительно ничего не сообщают. Единственное лицо, которое, кроме составителя книги Даниила, дает нам, по-видимому, сведения об этом, очевидно пользовалось источником, опирающимся на эту книгу. Дата, которою он определяет этот поход, одиннадцатый год царствования Антиоха, т. е. 165 г. до P. X., очевидно, неправильна, потому что иначе новоосвящение храма, состоявшееся в декабре 166 г., должно было бы быть составителю книги Даниилу известно. Но так как книга Даниила именно в этих частях своих вполне достоверна, и так как в 166 г. до P. X. Антиох отправился на восток, куда его звали упомянутые уже тревожные известия, – то надо принять, что уже в 167 г. он имел основание раскаиваться в своем повиновении Риму и в этом году предпринял новый блестящий поход против Египта. Но в то время, как он воевал здесь, его полководцы потерпели поражения в битвах против восставших евреев. Тогда он отправился назад, на некоторое время расположился лагерем в Палестине, а затем выступил отсюда против возмутившихся, которые подняли знамя восстания на востоке его царства. В этом, именно, 167 г., таким образом, очевидно и написана книга Даниила.
Замечательны еще чаяния будущего, выраженные в конце этого последнего обширного предсказания. Ангел-хранитель Израиля, Михаил, восстанет; из под тяжкого гнета будет спасен народ. И затем здесь выступает до тех пор чуждое еврейской мысли ожидание: «Многие из тех, что спят в прахе земли, пробудятся: одни – для вечной жизни, другие – на вечное поругание и посрамление. И учители будут сиять, как свет небесный, и те, которые вели народ к правде, будут сиять, как звезды во веки веков». Таким образом, мы видим здесь вполне определенное учение о воскресении мертвых. Пред нами такое же знаменательное соединение эллинских и еврейских идей, как и прежнее изображение Божьего царства в образе спускающегося с неба человеческого сына. Специфически греческую (платоновскую) идею бессмертия души мы видели уже у Фокилида. Здесь же все, что было ценно в этой идее, наоборот, опирается на еврейское ожидание Божьего царства, имеющегося осуществиться на земле. При взаимодействии обеих этих идей в течение продолжительного периода, греческое воззрение должно было подвергнуться такому видоизменению. Но вместе с этим оно выступило из круга метафизической спекуляции, и должно было быть охвачено всей теплотою еврейской религиозности. Благочестивые не должны лишиться Божьего царства вследствие своей смерти, – такова была мысль, из которой эта новая еврейская вера в воскресение черпала свою силу. Книга Даниила заканчивается предсказанием, данным еще раз в форме видения (значительно, впрочем, уступающего в смысле образности прежним видениям), предсказанием, что гнету наступит скоро конец. Даниил получает внушение запечатать свою книгу и спокойно удалиться: книгу прочитают многие, и умножится познание!
5. Религиозная война до отступления Вакхида
Последний отдел книги Даниила выходит уже за рамки того исторического движения, которое мы изложили. Мы видим из нее, что во время религиозного преследования Антиоха учители Закона в особенности энергично влияли на народ, указывали ему на позор, в котором он находился, и воодушевляли его к мужественным и решительным действиям. Мы узнаем также, что их влияние имело успех, что Бог через посредство сперва незначительной горсти людей скоро оказал столь могучую помощь, что к делу примкнули даже такие лица, которые в глубине души были мало преданы ему. Гонение вследствие этого, конечно, не прекращается; оно продолжается, и даже некоторые из этих прославляемых учителей попадают в руки врагов. Нам предстоит теперь подробнее познакомиться с этими фактами, вскользь упомянутыми в книге Даниила. Эпоха, которая наступила теперь для еврейского народа, несомненно, самая трогательная во всей истории еврейского государства со времени вавилонского пленения. Особенно отрадным в ней является пробуждение мощного народного самосознания на почве древней религиозности с националистическою окраскою. Благодаря гонению Антиоха IV, еврейство преодолело опасность, от которой оно почти изнемогло бы во время долгого периода мира в царствование Птоломеев, именно ту опасность, что оно потеряло уверенность считать себя в особенном смысле народом Божьим. Даже книга Даниила скорее намекает на эту основную идею израильской религии, нежели открыто высказывает ее. Ибо по этой книге Израиль имеет своего ангела-хранителя Михаила, как персидское и греческое царства имеют своих ангелов-хранителей. То, что Михаил считается в особенности могущественным, что народу святых Всевышнего в конце передано будет царство Божье, – это черты, которые соответствуют национальной окраске древнееврейского верования. Но самое представление о Боге отодвинуто этим посредствующим ангелом-хранителем Михаилом вдаль, и там, где Он, как в видении человеческого сына, вступает в более близкое отношение к людям, там это отношение, очевидно, более основано на правоверности отдельных благочестивых личностей, чем на первоначальном избрании Израиля Богом. Израиль в борьбе за унаследованную религию, во всяком случае, больше чем прежде, старался сознавать себя народом, по преимуществу излюбленным и благословенным Богом.
Священнослужитель Маттафия, сын Иоанна и внук Симеона[5], из жреческого сословия Иоарива (следовательно, из высшей священнической аристократии), со своими пятью сыновьями во время религиозного преследования Антиоха IV отправился в Модиин, ныне Эльмедио, на северо-востоке от Лидды. Свое происхождение он вел от мужа по имени Хашмонай (Асамонай), отчего его семья кратко именуется Асмонеями. Его пятерых сыновей звали: Иоанн, прозванный Гаддис, Симон, по прозванию Фасси, Иуда, прозванный Маккавеем, Элеазар – Ауараном, и Ионаан, прозванный Апфосом. Происхождение и значение этих прозвищ не могут быть восстановлены в точности; единственное из них, имеющее историческое значение, по своему происхождению совершенно ясно вопреки колебанию некоторых ученых. «Маккавей» значит то же, что германское «Мартелл», молот, т. е. боевая секира; это прозвище характеризует героя. Прежнее мнение, будто это имя представляет собою сокращение фразы, по-видимому, характеризующей движение Маккавеев: mі khamokha belohim Jahve (Кто подобен Тебе среди богов, Иегова)? – это мнение неправильно уже потому одному, что оно основывается не на прежнем правописании Makkabaios, а на позднейшем Makhabi. Маттафия и его сыновья, по-видимому, испытали на себе всю тяжесть бедственного положения своего народа, вызванного осквернением и разграблением дома Божьего. Нет ничего невероятного в рассказе о том, что эти израильтяне в знак скорби о великом страдании своего народа облеклись в траурные одежды; впрочем, быть может, рассказ этот представляет собою только литературную прикрасу. Как бы то ни было, настал момент, когда из этой тихой скорби они были призваны к бесстрашным подвигам. И в Модиин прибыли послы царя; во главе их был некий Апеллес. Их миссия заключалась в том, чтобы заставить каждого гражданина в отдельности открыто присоединиться к эллинской вере. При этом поступали таким образом, что сначала склоняли к языческим жертвоприношениям людей известных, пример которых мог иметь некоторое влияние на массу, а потом действовали аргументом: если тот мог это сделать, то можешь, конечно, и ты. Неудачным образом эллинская партия в Модиине вздумала воспользоваться и Маттафием, как таким соблазняющим примером. Но тот