«У всех живых все-таки есть еще надежда; да, живой пес лучше мертвого льва!» Сходные же принципы, как и в своей речи о религиозных обязанностях, автор высказывает, говоря об отношениях к повелителям. Из предосторожности надо точно исполнять все их повеления. Очень красив заключительный призыв наслаждаться юностью, основанный на аллегорическом указании на страдания старости.
Вся книга, таким образом, в существенных пунктах напоминает собою книгу Иова, с которой она сходится по всему своему тону, многим отдельным вопросам и общему мировоззрению. И здесь мы совершенно ясно имеем дело с философией: «Я обращаю свое сердце к тому, чтобы исследовать, чтобы познать мудростью все, что происходит под небом». В другом месте он говорит, что хотел бы видеть, «что было бы хорошо совершать людям в течение всей короткой жизни». Если интерес к этим вопросам достаточно ясно указывает на воздействие греческих влияний, то оно еще яснее замечается из того, что человек, и притом, в общем, без особенного отношения к Богу, служит центром его мировоззрения. Проповедуемая в этой книге мораль является почти совершенно противоположной обычному израильскому жизнепониманию; не святость Бога заранее предопределяет все этические предписания, а критерием является только вопрос о возможно большем благосостоянии человека. Даже несколько раз возвращающиеся указания на суд Божий, кажется, имеют здесь место только для того, чтобы и по отношению к этому факту действовать с возможно большей осторожностью. Всякое чисто этическое стремление к совершенству чуждо этой книге. Несмотря на это, она, как и книга Иова, с точки зрения религиозной истории, имеет в высшей степени важное значение. Страдание, которое проходит через оба произведения, есть необходимый продукт своеобразного развития еврейского мировоззрения той эпохи. Со времени Эзры индивидуум со своими поступками был противопоставлен Богу; влияние эллинизма окончательно сделало человечество, как носителем религиозных обязанностей, так и восприемником откровения; отношение между Богом и Израилем было забыто. Вполне естественно, что индивидуум в таком случае хотел, прежде всего, устроить себе удобное существование, но считал повеление Бога правильно понятым только тогда, когда он видел его полезность для благосостояния отдельной личности. Но при отсутствии ясной надежды на воскресение и при своеобразии предлежащего еврейского Закона подобное стремление могло вести только к отчаянию, как оно еще несколько прикрыто в книге Иова, явно выступает наружу у Экклезиаста.
7. Победа над Никанором и смерть Иуды
В Палестине после отступления Вакхида первосвященник Алким не мог устоять против возраставшей силы Иуды и бежал к царю Деметрию I. Деметрий еще раз был побужден к тому, чтобы послать полководца. Никанор, быть может, тот самый, который уже сражался с евреями при Эммаусе вместе с Горгием и Птоломеем, вместе с Деметрием тайком ушел из Рима, когда тот в 162 г. до Р. X. против воли сената удалился в Сирию и завладел там короной. Этот Никанор отправился в Иерусалим сначала с небольшим количеством людей и с мирными уверениями на устах. Ему позволено было вступить в личные переговоры с Иудой, но во время этих переговоров Иуда заметил коварство и успел счастливо удалиться к своим. Разумеется, после этого уже не могло быть речи о мире. При Кефаразаламе, местности, которую нельзя определить точно, дело дошло до сражения, об исходе которого источники дают колеблющиеся показания. Во всяком случае, после этой битвы Никанор мог войти в святилище; священнослужители показали ему, что за сирийского царя приносятся жертвы; но он ответил им насмешками и поклялся сжечь храм, если ему не будут выданы Иуда и его войско. Затем он покинул Иерусалим и расположился лагерем при Бетхороне, где когда-то был разбит Серон. Здесь к войску Никанора присоединились новые сирийские отряды. 13-го адара; дело дошло битвы. Так как за лагерь Иуды была принята местность Адаза и оттуда потом началось преследование, то Никанор, по-видимому, сделал нападение. Но сам он пал, а войско его бежало. В течение целого дня воины Иуды преследовали бежавших. Население из разных местностей Иудеи принимало участие в сражении, и сирийцы были совершенно разбиты. Голова и рука Никанора были отрезаны от туловища и воткнуты на дороге у Иерусалима, а 13-е адара, день праздника Пурима, по христианскому календарю около конца февраля или начала марта, еще долгое время праздновался, как день Никанора. И для такого праздника было действительно большое основание. Этой победой Иуда, несомненно, отвратил от еврейства тяжелую опасность. Он привлек на свою сторону весь народ, как целое; ибо со времени мира Лизия при Антиохе V в еврейском народе вместе с религиозной свободой возникло движение, противодействовавшее патриотическим планам Иуды. Ревностные к Закону асидеи, которые присоединились еще к Маттафии, уже после первых успехов были вполне удовлетворены, как только была получена возможность исполнять Закон; конечно, предательское, разбойничье появление Вакхида снова чрезвычайно глубоко поразило их, и насмешки Никанора над храмом и священнослужителями должно было их привести на сторону Иуды; но победа над Никанором опять сделала Иуду героем дня, и он воспользовался этой победой до конца. Тогда не было недостатка в деятельных людях, которые указывали ему на прямой путь, каким он должен следовать, чтобы его народ на долгое время освобожден был от сирийского гнета. Внимание Иуды обратили на могучие победы римлян, он давно уже слышал о поражении великого Антиоха; он знал также о позорном отступлении Антиоха IV из Египта вследствие посольства Попилия Лены; и вот он задумал посредством заключения союза с этим мощным народом на будущее время держать сирийцев вдали от Израиля. К царю Деметрию I римляне не были расположены уже за его самовольный отъезд из Рима. Таким образом, в Рим отправились два еврейских посла: Эвполем, сын Иоанна, и Язон, сын Элеазара. Был действительно заключен договор, текст которого можно было впоследствии читать в Капитолии на медных таблицах. Но этот договор не получил должного применения. Только самосознание евреев могло быть поднято тем, что римляне заключили с ними оборонительный и наступательный союз, как со свободным народом. Но действительной помощи римляне им не оказывали. Около конца марта 161 г. до РХ. новое войско сирийцев расположилось перед Иерусалимом с Вакхидом во главе. И первосвященник Алким был в этом войске. Но Иуда, по-видимому, отвлек врагов от Иерусалима. В местности, которой мы теперь не можем уже определить, между Береаном и Элазой, произошла битва. Перед численным превосходством врагов Иуда не мог удержать на месте свое незначительное войско; большое число евреев бежало еще до битвы. Тщетно друзья Иуды отговаривали его от сражения; в нем жило рыцарское понятие чести, какое едва ли мог создать Моисеев Закон. Сражение длилось от утра до вечера. Иуда узнал, что сила врагов сосредоточена на их правом крыле. С самыми отважными из своих воинов ринулся он туда, разбил там врагов и прогнал их до гор Асдода. Так, по крайней мере, гласит предание. Но на Иуду и бывших с ним воинов бросились тогда солдаты левого вражеского крыла; еще раз возгорелась горячая битва, с обеих сторон были убитые и раненные. Так пал Иуда, а воины его бежали.
Глава третьяАсмонеи до Гиркана II
1. Ионафан
Борьба, начатая Маттафией против эллинского гонения на иудейскую религию, продолжалась его сыном Иудой, и после того, как Лизий провозгласил религиозную свободу, но уже как борьба за политическую самостоятельность еврейства. Не все евреи могли одобрительно отнестись к такому шагу. Что он не понравился тем, кто готов был принести в жертву эллинской образованности свою народную индивидуальность в области верований и нравов, – разумеется, само собою. Но эта партия, игравшую видную роль до восстания Маккавеев, лишилась своего влияния с тех пор, как народ на поле брани воодушевленно отстаивал от неприятеля свои исконные нравы и обычаи. Кроме нее была, однако, столь же не расположена продолжать борьбу и наиболее приверженная к закону партия Асидеев или благочестивых; с них довольно было того, что отправление религиозных обрядов признано было свободным, и сан первосвященника возложен на лицо, отвеча ющее предписаниям закона. Тем не менее, неразумное жестокосердие первосвященника, беспрерывные притеснения от сирийских войск, наконец – благочестие и героизм Иуды, с мечом в руках отвоевавшего для своего народа религиозную свободу, все это толкало большинство населения на сторону тех, кто хотел сделать его гражданами самостоятельного государства и избавить от тяжелого бремени сирийских податей. Одержав 13-го адара победу над Никанором, Иуда счел себя, очевидно, значительно приблизившимся к этой цели; заключение союзного договора с Римом подразумевало, в сущности, что та свобода, которую еще только предстояло завоевать, есть совершившийся факт. Договором предполагалась также совершенно новая форма Иудейского государственного устройства, так как послов снаряжает тут не находящийся в неприятельском лагере первосвященник, не совет старейшин, о котором совершенно не упоминается в данном случае, а Иуда, по поручению Иудейского народа. При таких обстоятельствах смерть Иуды, павшего в борьбе с Вакхидом всего через несколько недель после победы над Никанором, нанесла жестокий удар возрождающемуся еврейскому народу. Могучая личность Иуды поддерживала в тяжкую годину дело свободы; с его смертью оно потеряло свою сильнейшую опору. По этой причине отступились от предприятия и римляне; пока можно было ждать от него ослабления сирийской монархии, они относились к нему благосклонно, но теперь они перестали верить в его удачный исход. Мы нигде не встречаем упоминаний, о каком бы то ни было воздействии Рима на последующие события. Правда, мы имеем о них только одно известие в нескольких вариантах. В сильных выражениях свидетельствует оно о несчастном положении борцов за свободу после смерти Иуды. Казалось, сама земля стала на сторону сирийских притеснителей, и к бедствиям, причиненным неприятелями, прибавилась голодная нужда. Вакхид бесконтрольно распоряжался в стране, всюду посадил он своих чиновников, высшею заботой которых было выслеживать и подвергать жестоким мучениям сподвижников Иуды Маккавея. Тогда-то гонимая народная пария обратилась к самому младшему брату павшего – к Ионафану, по прозванию Апфос, и в бедственную минуту избрала его своим вождем, не думая, однако, ставить его наравне с почившим героем. Вместе с Иудою Ионафан сражался некогда и победил в Галааде. Но независимо от этого, к основанию правящей династии современников, усердно справлявшихся о родословном дереве, толкала в некотором роде внутренняя сила. Если переход предводительской власти к Иуде после смерти Маттафии всецело оправдывался его талантами, то избрание менее даровитого Ионафана было уже актом благодарности к роду, при посредстве которого Господь хотел, как говорится в одном старом предании, – даровать победу Израилю. Но наследственность предводительского титула в известной семье должна была неизбежно привести к ее единодержавию, раз отдельные члены ее оказывались способными выполнить возложенную на них задачу. Вначале Ионафана решительно преследовала неудача. Он увидел себя вынужденным отправить в чужеземную область набатеян женщин и детей, равно как все движимое и лишнее имущество своих приверженцев. Эскортировать отряд должен был его брат Иоанн, по прозванию Гаддис, старший из пяти сыновей Маттафии. Но на другой стороне Иордана караван подвергся нападению аморитов, которые разгромили его и увели с собою в плен самого Иоанна. Правда, Ионафан отомстил скоро аморитам; вместе со своим последним и младшим братом Симоном Тасси он напал на свободный поезд аморитов, ограбил и перебил его участников. Но эта месть не могла, конечно, вознаградить его за потерю брата, а его товарищ