ей – за потерю их семей и имущества. Ко всему этому прибавилось еще несчастное сражение с Вакхидом в Иорданской долине. Ионафан и его отряд были до того стиснуты неприятелем, что в отчаянии бросились, наконец, в реку и спаслись вплавь. Таким образом, западно-иорданская область оказалась в руках сирийцев. Вакхид укрепил Иерихон, Эмаус, Беторон, Бетель, Фаратон и Тефон. Повсюду в этих крепостях были размещены его солдаты. Получили подкрепление крепости Бет-Цур, Газара и Иерусалим. Сделаны были также обильные запасы провианта. Наконец, наместник сирийский приказал, по хорошо знакомому ему примеру римлян, заключить в иерусалимскую цитадель сыновей иудейской знати в качестве заложников и поруки за сохранение мира. Таким путем он властною рукою подавлял мятежные элементы. Рядом с ним распоряжался еще, в качестве первосвященника, Алким. О характере его деятельности не говорится ничего, но это обстоятельство следует толковать решительно в его пользу, так как предание стоит на стороне Маккавеев: очевидно, что не было основания рассказывать об Алкиме особенно много дурного. В 160 г. до Р. Х., т. е. через год с лишним по смерти Иуды Маккавея, Алким предпринял работу по украшению храма, крайне возмутившую и без того возбужденные благочестивые души. Внутреннее преддверие святилища отделялось стеной от внешнего доступного и для язычников. Стена эта имела, очевидно, весьма внушительный вид, ибо слыла за создание пророков. Желание Алкима заменить стену более изящ ною постройкою обличало, несомненно, известную внимательность к языческим посетителям храма. Но ведь, с другой стороны, и иудейскому народу делало честь, если посещавшим храм язычникам нравилось виденное ими. Такого рода соображение недоступно, однако, односторонне настроенным людям. Когда во время постройки с Алкимом случился удар, так что он лишился речи и вскоре умер, то все усмотрели в этом факте кару Божью. Что наступило затем, нельзя с точностью выяснить. Единственный первоначальный источник, имеющийся в нашем распоряжении, весьма лаконически гласит: «И увидел Вакхид, что Алким умер, и вернулся он назад к царю, страна же наслаждалась покоем в течение двух лет». Очевидно, здесь обойдено молчанием какое-то обстоятельство, без которого нельзя понять возвращения Вакхида. Еврейский историк Иосиф Флавий, пользовавшийся этим рассказом, объясняет дело таким образом, что Вакхид покончил с работами по возведению 104 крепостей в Иудее и потому мог отправиться домой. Однако в данном случае, очевидно, существует неясный намек на связь между смертью Алкима и отъездом Вакхида. Трудно думать, чтобы Вакхида принудил к бегству простой взрыв дремлющего национального чувства по поводу упомянутого чуда. Об этом не умолчал бы еврейский летописец, стремящийся возвеличить борьбу за отечество; к тому же мы через два года застаем Ионафана и его приверженцев в лучшем, правда, но все же далеко не обеспеченном положении. Итак, первосвященник умер, и его смерть поставила перед сирийскою администрацией труднейшую задачу: приходилось вновь заместить священность. Об этот подводный камень и потерпел крушение Вакхид. Его предложения были отвергнуты даже эллинскою парией с откровенностью, которой он не мог противопоставить достаточную силу; таким образом, престиж Вакхида был подорван, и ему пришлось сойти с дороги. В свою очередь, его слабость находилась в связи со стесненным положением его повелителя в Антиохии. Приводимое объяснение Вакхидова отъезда, конечно, только гипотетичное, но из возможных догадок это решительно самая вероятная. Так или иначе, но удаление Вакхида имело тот результат, что с трудом восстановленный им порядок и спокойствие в стране снова уступили место всеобщей смуте. В Иерусалиме Ионафан не был признан законным вождем. К выбору первосвященника не приступали даже потому, что слишком сильно боялись сирийцев или не могли сойтись на одном лице, или, наконец, что всего вероятнее, под влиянием обеих причин. Тем временем Ионафан и его партия вели своего рода разбойничью жизнь. Он и направил свое оружие против изменников в среде самого народа – против склонных к эллинизму евреев. Естественно было, что при таких условиях последние истосковались по Вакхиду и снова призвали его в Палестину. Но пора его успехов миновала. Многочисленное войско и осадные орудия Вакхида оказались бессильными, когда он захотел взять Бетбази, который укрепил Ионафан и Симон, а защищал один Симон. В это самое время Ионафан свободно разгуливал по стране и, где только мог, наносил сирийскому могуществу удар за ударом. Вакхид открыл скоро, что силу и желание воевать, можно было найти не у его иудейских союзников, а у одних сторонников Ионафана. В гневе за потерянное войско и напрасно потраченный труд, он приказал казнить некоторых из тех лиц, которые призвали его в страну, а теперь оказывали столь слабую поддержку. С Ионафаном он, наоборот, заключил почетный для последнего мир, вернув пленных евреев и поклявшись никогда не воевать больше с Ионафаном. Когда Вакхид удалился вторично, Ионафан расположился лагерем у Михмаса, следовательно, не слишком далеко от Иерусалима, и отсюда продолжал мстить изменникам евреям. Благодаря счастливой войне с Вакхидом, власть и обаяние Ионафана возросли настолько, что сами обстоятельства, казалось, призывали его к видной роли в начавшихся распрях за сирийское престолонаследие.
Римляне сравнительно долго смотрели сквозь пальцы на правление царя Деметрия, который против их воли, или скорее без их официального согласия, скрылся из Рима, чтобы стать царем Сирии. Этим лучше всего доказывается правильность характеристики, выставляющей его легкомысленным и не деловитым и человеком. Если бы в Риме боялись Деметрия, он меньше царствовал бы. Дело только в том, что он навлек на себя не только ненависть подданных, но и ненависть соседей. Так для Аттала Пергамского неожиданно представилась возможность разыскать двух, совершенно неизвестных раньше царских детей – дочь Антиоха IV, по имени Лаодику, и его же сына, который носил в своем прежнем низком звании имя Баласа, а теперь снова называл себя первоначальным именем Александр. Некий Гераклид привез брата и сестру в Рим. Свидетельство этого человека, занимавшего пост казначея при Антиохе IV, не оставляло никакого сомнения в правильности их притязаний. Сенат обещал свое содействие, и было набрано наемное войско. Высадившись у Птолемаиды – древнего Акка – Александр взял город благодаря измене граждан, ненавидевших царя Деметрия. Из Птолемаиды он попытался затем овладеть сирийским царством. Египетский царь стоял на его стороне. При географическом положении Птолемаиды (к северу от Кармеля) одной из первых забот Александра было, понятно, завязать сношения с этим царем. Но так как между Птолемаидой и Египтом жили евреи, то Александр-Балас постарался снискать их расположение. С другой стороны, и Деметрий добивался, чтобы они остались верными ему. При опасности, угрожавшей трону, и бесплодности последнего похода против Ионафана Деметрий не считал более уместным разыгрывать теперь из Иерусалима роль повелителя. Он решился поэтому просить. Вполне последовательно он обратился с просьбою к той парии и к тому человеку, которые своею энергией и упорством фактически теперь добились независимости иудеев от сирийского владычества – к парии Маккавеев и ее вождю Ионафану. Только их и могли они просить, так как они одни сражались за свободу иудейскую; всем другим он бы должен был приказывать, ибо они признавали его своим повелителем. Деметрий имел основание рассчитывать на победу скорее с помощью свободного народа, чем опираясь на послушание трусливых рабов. Он написал Ионафану письмо, в котором разрешает ему собирать войско, называет его своим племянником, возвращает заложников, содержавшихся дотоле в Иерусалимской крепости. Ионафан сумел воспользоваться этим царским посланием: явившись с ним в Иерусалим, он прочел его на общественных площадях. Так как грамота представляла собою изъявление царской воли, то при чтении должен был присутствовать и гарнизон. Для него и для вождей эллинской партии предложения царя были страшным ударом. Заложники были тотчас же освобождены и отпущены Ионафаном к их семьям.
Сам он остался в Иерусалиме и начал вновь застраивать город, который хотел сделать своей резиденцией. Из больших каменных плит он возвел стену вокруг Иерусалима и укрепил Сионский холм. Тут-то сирийцы увидели, что их последний час пробил и удалились. Вожди эллинской партии бежали в Бет-Цур, вольный город у иудеев. Тем временем прибыло в Иерусалим посольство от нового сирийского претендента – Александра-Баласа. Вместе с просьбою о помощи против Деметрия, оно привезло Ионафану особенно драгоценный для него подарок: сан первосвященника и знаки княжеского достоинства – пурпурное одеяние и золотую корону. Прошло семь лет по смерти Алкима (160–153) и в течение этого долгого промежутка священный пост не был замещен, так как желания народа и его властителей не могли сойтись на одном лице. Назначение могущественного вождя партии, который только что добился крупного успеха, ловко воспользовавшись Деметриевыми предложениями, вождя, который по своему происхождению от древнего еврейского рода Иоарива, удовлетворял всем требованиям Закона, – такое назначение, во всяком случае, отвечало задушевным желаниям всех благочестивых иудеев. Оно должно было также непреодолимо увлекать партию Ионафана на сторону Александра-Баласа, даже если бы Ионафан лично колебался сначала. К тому же предложение Александра пришлось в благоприятнейшее время года. Наступили большие осенние праздники. Не совсем установлено, прошел ли уже великий день прощения или он был еще впереди. Если он уже миновал, то отсутствие первосвященника должно было снова поразить глубокой горестью народное сознание; ибо без первосвященника существовал день покаяния, но не было прощения. Если же Тишри еще только предстояло, то послы Александра прибыли как раз вовремя, чтобы в решительный момент пособить годами тянувшейся нужде; понятно, что никто не осмелился тогда выступить с возражениями. Так или иначе, но в праздник Кущей (15–23 Тишри) в 153 г. до P. X. Ионафан уже отправлял обязанности первосвященника. Этот огромный успех достался ему без всякого усилия, исключительно вследствие благоприятного стечения событий.