вовать вопреки этому и чего-нибудь не соблюдать, тот понесет наказание». В этих словах больше всего бросается в глаза ожидание пророка, о котором мы уже знаем из рассказа о произведенной в 165 г. до P. X. сломке оскверненного древнего жертвенника. О появлении пророка говорится здесь, как о пределе царствования потомков Симона. Смысл этих слов, во всяком случае, таков, что пророк этот будет или сам Мессия, или же будет непосредственно предшествовать появлению Мессии и основанию Его царства. Следует обратить внимание на то, что весь последний отрывок не является только более пространным повторением предшествующего указания, что в награду за свою верность Симон был избран вождем и первосвященником. Скорее здесь именно выступает самая важная новинка в постановлении наследственности того и другого санов семье Симона.
Подлинность этого документа была подвергнута сомнению на том основании, что перечисленные в нем события противоречат установленной исторической последовательности. Но это основание недостаточно веско, ибо приведенный перечень событий был обусловлен деловыми соображениями. Сначала перечисляются денежные пожертвования Симона и его личные подвиги; затем им противопоставляется прежняя благодарность народа. Далее описываются счастливые события, происшедшие в правление Симона, но непосредственно от него зависевшие, и в заключение формулируется новое решение. За подлинность документа решительно говорит то, что во многих местах греческий перевод не справился с основным еврейским текстом, между тем, как более поздняя литературная обработка, с какой мы встречаемся в других местах того же предания, несомненно примыкала бы ближе к переданному нами ранее историческому рассказу. Только один пункт документа покоится на таком представлении об историческом ходе событий, которое существенно отличается от сообщаемого обычным преданием: это то место, где говорится, что царь Деметрий II утвердил первосвященство Симона вследствие дружеского приема, оказанного Симоновым послам в Риме. Но и тут можно или предположить недосмотр переводчика, тем более вероятный, что рядом же действительно встречается весьма странная ошибка: согласно греческому тексту, все последующее решение также составляет часть того, о чем слыхал сирийский царь и за что он утвердил Симона первосвященником. Или же исторические факты следует действительно располагать здесь, согласно документу, что указывало бы только на относительно небольшие неточности достоверного, в общем, предании.
Тем временем дела в Сирии снова изменились. Когда Трифон, после взятия Деметрия в плен парфянами, стал думать, что положение его, как царя, прочно установилось, он дал полную волю своим природным наклонностям, так что все от него отшатнулись. Войско перешло на сторону супруги Демет рия, запертой в Селевкии, близ Антиохии, – той самой египетской Клеопатры, которую отец ее, царь Птоломей Филометор отнял у Александра-Баласа и отдал Деметрию. Женщина эта призвала к себе в Селевкию младшего брата Деметрия, который вырос вместе с ним в городе Книдев Карии и, преследуемый шпионами Трифона, должен был скрываться из одного города в другой. Он стал третьим супругом Клеопатры. Подобно каждому новому претенденту на престол, со времен прибытия Антиоха IV в Сирию, Антиох VII нашел вскоре многочисленных приверженцев. Этот человек носил прозвище Сидет, или благодаря тому, что был выдающимся охотником, или вследствие какого-то отношения к местности Сиде, разбил Трифона, оттеснил его из внутренних областей страны к финикийскому берегу и запер, наконец, в Доре. Дора была эллинская приморская крепость, к югу от Кармеля (нынешняя Тантура). Таким образом, Палестина снова стала театром войны, и последствия этого факта Симону предстояло вскоре испытать на себе. Дело в том, что Антиох VII, еще до вступления своего в Сирию, послал первосвященнику и князю Симону и всему народу иудейскому грамоту, в которой старался всяческими обещаниями привлечь иудеев на свою сторону. Он объявил тогда Иерусалим свободным, разрешил Симону чеканку собственной монеты и признал все города, бывшие в руках Симона, подвластными ему по праву. Все это было сделано под давлением нужды. Но теперь, в 139 г. до P. X., когда Трифон был заперт в Доре, Антиох VII обратился к Иерусалиму с посланием совсем иного свойства. Симон сразу же увидел себя принужденным послать Антиоху VII 2000 человек, золота, серебра и много разной утвари, ничего не получив от него взамен. Лучшим доказательством наступивших тогда материальных затруднений служит тот факт, что мы имеем монеты, чеканенные только в 143–139 гг. до Р.Х. правления Симона. В последующие годы у него не хватало средств на чеканку собственной монеты. Очевидно, Симон, послав войска и денежные средства, надеялся отклонить от себя более тяжелый удар. Но это была напрасная попытка. В Иерусалим явился посол Антиоха VII, Афенобий, и потребовал от имени своего повелителя сдачу Иерусалимской крепости и укреплений Газары и Иоппе; сверх того, он заявил притязание на доходы от всех неиудейских городов, занятых евреями. Впрочем, он предлагал и другие условия. Антиох VII готов был удовольствоваться, получив от иудеев 500 талантов серебра в виде покупной цены за области, приобретенные ими во время войны, и другие 500 талантов в возмещение убытка, который они причинили военными действиями. Симон отказал Афенобию, согласившись, однако, выплатить 100 талантов за Иоппе и Газару. Во время этих переговоров Трифон бежал на корабле из Доры и Антиох VII приказал казнить его. Над областями, лежащими по берегу Средиземного моря, он пробрался через Птолемаиду и Ортозию в Сирию, до Окамеи, где был взят в плен. Антиох поставил наместником Кендебея, который вторгся из Ябны (Ямнии) в Иудею, где построил крепость Кедрон. Здесь Кендебей поместил гарнизон из конных и пеших войск и производил отсюда разбойничьи нападения на дорогу в Иудею. Симон был слишком стар, чтобы самому вступить в борьбу с Кендебеем. Его заменили оба его сына, Иоанн и Иуда. С большим войском они двинулись из Иерусалима. После привала в Модеине, они рано утром дошли до равнины, где и встретились с неприятельским войском. Иудеев отделял от сирийцев только один дождевой поток. Но Иоанн бросился через него, и за ним последовали и менее смелые. После жаркой битвы, в которой Иуда был ранен, Кендебей со всем своим войском был обращен в бегство; Иоанн преследовал его до самой крепости Кедрон и даже далее – вплоть до Асдода.
Кроме этих двух сыновей, участвовавших в описанной битве, у Симона был еще сын, носивший по деду имя Маттафий, и дочь. Последняя была замужем за Птоломеем, сыном Хабуба, богатым человеком, которому тесть поручил управление областью Иерихона, лежащею в Иорданской долине Иудеи. Но Птоломей мечтал о высшей власти. В 136 г. Симон со своими младшими сыновьями, Иудой и Маттафией, объезжал все города Иудеи. Когда он прибыл в Иерихон, Птоломей пригласил его на пир в свой замок Лок. Во время пиршества убрали оружие гостей, напали на них и перебили. Птоломей послал своих убийц и в Газару, где в качестве главнокомандующего жил Иоанн; но последний узнал об этом замысле и приказал убить коварных гостей. Таким образом, расстроился план Птоломея привлечь на свою сторону низших военачальников. Более основательную надежду этот мятежник мог возлагать на помощь сирийского царя, к которой он и обратился тот час после убиения Симона и его сыновей.
Смерть Симона унесла с собою последнего из сыновей Маттафии. Что было предпринято и совершено отцом в его священном рвении сохранить неприкосновенность исконной веры и богослужения, то принесло благие плоды его сыновьям после долгой и упорной борьбы. Конечно, стремления эти уже давно имели впереди совсем иную цель. Уже Иуда не имел после договора с Лизием никакого основания продолжать борьбу, если бы не считал политическую свободу своего народа столь же желанной целью, как и неприкосновенность своей религии. Но взгляды, которыми руководился в своих действиях Иуда, оставались всегда благочестивыми, бескорыстными и исполненными патриотизма. С дальнозоркостью он соединял благородство помыслов, к сожалению, все более исчезавшее в тогдашнем еврейском обществе. Строгая приверженность к Закону, отличающая многие его поступки, не была мелочною, а объясняется в большинстве случаев глубоким преклонением пред законом, как целом, служившим залогом сохранения Израиля к справедливо составлявших гордость всего еврейского народа. Быть может, он во многом проявлял бы бóльшую свободу суждений, если бы он не был вынужден считаться с желаниями своей партии. Они сплотились воедино для борьбы за Закон и должны были поэтому до мелочей исполнять этот Закон. Совершенно иным, чем Иуда, рисуется образ его брата и преемника Ионафана. Его борьба была вначале исключительно борьбой за сохранение партии; его мужество было мужеством отчаяния. Своим дальнейшим счастьем он обязан, главным образом, благоприятным условиям того времени, – и отчасти своей бесцеремонности в присвоении чужого имущества и находчивости, и льстивости речи. Если в указываемых чертах он скорее является последователем тех эллинистических иудеев, которых мы встречаем, например, при дворе Птоломеев, то, с другой стороны, мы нигде в биографии этого правителя не встречаем такой черты, которая давала бы более возвышенное представление о его личности. Сан первосвященника, возложенный на него, достался, таким образом, не наиболее достойному. Поскольку религия играет какую-либо роль в его войнах, мы почти готовы сказать, что она служила ему только орудием.
Гораздо лучшее впечатление оставляет история Симона. Если его главным стремлением было основать и укрепить наследственную власть в своей династии, то он сумел, однако, почти всецело слить эту мысль с освобождением и возвеличением своего народа. Достойный священник, мудрый и проницательный государственный деятель, отец своей страны, радеющий об экономическом и нравственном благополучии подданных, Симон достиг отчасти того идеала, который в позднейшие века носился перед умственным взором столь многих католических духовных князей.