Падение иудейского государства. Эпоха Второго Храма от III века до н. э. до первой Иудейской войны — страница 32 из 85

Между тем обстоятельства сами собою стали складываться благоприятнее для Иоанна Гиркана. Возвратившийся из Парфии Деметрий II нигде не нашел себе сочувствия. Напротив того, сами сирийцы обратились к египетскому царю Птоломею Фискону с просьбой указать им какого-нибудь князя, который мог бы вступить в борьбу с Деметрием II. Птоломей послал Александра Забину, который двинулся с войском на Деметрия II и разбил его. Напрасно Деметрий искал защиты в Птолемаиде у своей бывшей супруги Клеопатры, которая до него имела мужа Александра-Баласа, a после него вышла замуж за Антиоха Сидета. Она отвергла его, он бежал в Тир, был взят в плен и кончил трагически свою жизнь. Так как иудеи были открытыми врагами Деметрия II, то они, естественно, примкнули к Александру Забину, управление которого было для них счастливым периодом. Однако против него восстал один из сыновей Деметрия II, Антиох VIII Грип, в борьбе с которым Александр Забин погиб. После его смерти претендентом на сирийскую корону явился также сын Антиоха Сидета, Антиох IX, который вырос в городе Кизикe на одноименном острове моря (ныне Капу-Даг); поэтому его прозвали Кизикеном. Антиох Грип и Антиох Кизикен были двоюродными братьями по отцам, и в то же время сводными братьями: оба были сыновья несколько раз уже упоминавшейся Клеопатры, которую отец ее Птоломей Филометор сначала выдал за Александра-Баласа, а затем за Деметрия II. После взятия в плен своего второго супруга она вышла замуж за брата его, Антиоха Сидета, а когда Антиох умер, Деметрий II вернулся к ней, то она прогнала его у ворот Птолемаиды.

Иоанн Гиркан оставался все время в стороне от борьбы этих двух сводных братьев; он не желал оказывать им помощи ни в качестве друга, ни в качестве подчиненного. Спокойным временем он воспользовался для пополнения своей государственной казны. Последним крупным предприятием было завоевание города Самарии. Но этим походом он не руководил лично, а поручил осаду своим двум сыновьям Антигону и Аристобулу. Поводом к походу в Самарию послужили раздоры между нею и дружески подчиненным иудеям городом Мариссой. Осаждающие окружили Самарию валом и рвом, и таким образом совершенно отрезали городу сообщение с внешним миром. Два раза жители взывали в своей нужде к помощи Антиоха Кизикена. Оба раза он готов был оказать им эту помощь; но в первый раз сыновья Иоанна Гиркана прогнали его до Скифополиса (Бетсеан в Иорданской долине, к югу от Генисаретского озера); в другой же раз, Антиох с египетскими наемниками прошел огнем и мечом через Иудею, надеясь отвлечь этим иудеев от осады Самарии. Но последние подстерегали его в горах, и его войско, само по себе немногочисленное, было истреблено в мелких стычках. Наконец, Антиоху надоела эта борьба, и он поручил дальнейшие действия двум полководцам, Каллимандру и Эпикрату. Из них первый пал в открытой битве с сыновьями Гиркана; Эпикрат же попытался достигнуть успеха мирным путем. Он выдал иудеям Скифополис и другие города, но и этой ценою ему не удалось добиться отступления их от Самарии. После целого года тяжелой осады Самария пала перед врагами. Иудеи до основания разрушили город, а затем через каналы провели к этому месту соседние горные потоки для того, чтобы не оставалось никакого следа от цветущего некогда города. Мотивом к столь жестокому образу действий была, без сомнения, зависть: Иерусалим не мог терпеть вблизи себя соперницу, столь опасную для него с давних времен. К этому присоединилась надежда на богатую добычу при покорении ненавистного города. Религиозная рознь между самаритянами и иудеями послужила, конечно, как бы оправданием предприятию. С Иоанном Гирканом случилось при этом нечто уже много раз повторяющееся в истории, но необыкновенно высоко поставившее Иоанна в общем мнении, как первосвященника, отмеченного особенною благодатью Божьей. Находясь в Иерусалиме, он вполне точно проведал через своих сыновей о моменте взятия Самарии и говорил об этом народу. Нечто подобное произошло и с изгнанным Изекиилем во время завоевания Иерусалима Навуходоносором. Слава ясновидца, утвердившаяся с тех пор за Иоанном Гирканом, не обеспечила ему, однако, надолго преданности со стороны наиболее горячих приверженцев Закона.

4. Разрыв с сектой фарисеев

Здесь мы впервые встречаемся с борьбой партий, разъединившей иудейский народ в последний период существования Иудейского государства. Только две партии получили действительно важное значение в политическом отношении – партии фарисеев и саддукеев. Третья же, часто ставившаяся наряду с ними вследствие неправильного изображения еврейского историка Иосифа, – партия ессеев, играла, по-видимому, весьма незаметную роль в народной жизни иудеев, не только оттого, что по самому своему складу она держалась вдали от государственных дел, но и потому, что вообще имела весьма мало притягательной силы для иудеев того времени. Рассказывают, что Иоанн Гиркан отвернулся от фарисеев и примкнул к партии саддукеев под влиянием внешнего толчка. Первоначально он был учеником фарисеев. Какие задачи преследовались их партией, можно видеть из следующего факта. Однажды Иоанн Гиркан пригласил к себе фарисеев, радушно принял их и заявил, что они знают о его желании быть справедливым и готовности делать все, чем можно угодить Богу; таковы ведь и их собственные стремления: поэтому они должны, зная за ним какой-нибудь грех или ошибку, указать ему на это и снова направить его на истинный путь. Таким образом, ясно, что здесь дело не в политическом разногласии или в разнице теоретического миросозерцания, а скорее в осуществлении практического жизненного идеала. Прежде всего, стремятся «быть справедливым и делать все, что угодно Богу». Отсюда становится ясным, что эта партия фарисеев не что иное, как позднейшее развитие союза асидеев, которые встречались нам в войнах Иуды Маккавея и, как нам известно, усердно помогали ему в борьбе до тех пор, пока дело шло о защите Закона; как только вопрос этот был решен, они отстранились от борьбы. Уже из этого видно было, что партии этой не мог нравиться ни исход войны Иуды, ни начало походов Ионафана до самого провозглашения последнего первосвященником. Чистый патриотизм, который любит отечество ради отечества, был чужд этим людям. И хотя фарисеям льстила предупредительность асмонейских правителей, понимавших, что укрепление их владычества тесно связано с людской проницательностью, чуяли, что расположение это вызвано скорее необходимостью данной минуты, чем сердечною склонностью асмонеев. К тому же, многие поступки этих правителей должны быть вызывать недовольство в фарисеях. Они одобряли, правда, войны против филистимлян и самаритян, так как народы эти, по господствующему в Законе воззрению, не имели никаких прав в Святой земле. Но союзы с римлянами едва ли могли им нравиться, а эллинизированные имена римских послов Иоанна Гиркана свидетельствуют о том, что послы эти вовсе не были ревнителями своего древнего Закона, а, следовательно, не были ни асидеями, ни фарисеями. И вот, в ответ на запрос Гиркана, довольны ли они им, буря, давно уже сдерживаемая с трудом, внезапно разразилась. Один муж, по имени Элеазар, ответил ему: «Ты требуешь истины, а потому знай, что ты должен сложить с себя сан первосвященника, если желаешь быть справедливым; довольствуйся светской властью над народом». Еще неприятнее этого благочестивого требования было его обоснование. Элеазар мотивировал свое желание следующим образом: «Мы слышали от старейшин, что мать твоя была военнопленного в период правления Антиоха Епифана». Этим открыто оспаривается происхождение Гиркана от рода Ааронова. Здесь важно, прежде всего, даже не правильность или ложность этого утверждения Элеазара. Слова его, во всяком случае, доказывают, что Иоанну Гиркану приходилось тогда иметь дело с людьми твердыми и непоколебимыми в своих убеждениях. Он приложил все старания, чтобы угодить им, а тут оказалось, что он получил плохую награду. Но он видел также, что не останется одиноким и в том случае, если отвернется от них.

Уже много раз нам приходилось указывать на то, что религиозные преследования среди тех иудеев, которые во всем остальном чувствовали склонность к эллинизму. После мира с Лизием успокоились не только те, которые, как асидеи, считали единственною целью своей жизни исполнение Закона, но и те, которые, любя свою религию, не пренебрегали и греческим образованием. Из этих-то людей и образовалась новая иудейская аристократия, сгруппировавшаяся при дворе асмонейских властителей. Они не видели ничего дурного в том, что их государь заключал договоры и союзы с язычниками римлянами. Они находили в порядке вещей, что он управлял страною на пользу себе и своему народу, следуя правилам светской мудрости, и не впадая на каждом шагу в ошибки из одного страха нарушить букву закона. Понятно, что люди эти давно уже чувствовали расположение к Иоанну Гиркану, прежде даже, чем он порвал с фарисеями; очевидно, что к этой партии принадлежали и послы Иоанна в Рим. Так думали в особенности люди богатые, которые вполне проникнуты были греческим образованием. Людей с подобным образом мыслей называли саддукеями, приверженцами садокидов, т. е. первосвященников. Но название это возникло, по-видимому, как и название фарисеев (т. е. обособленных), уже после разрыва Иоанна Гиркана с фарисейской партией. Ибо до того времени и фарисеи считались приверженцами садокидов. Один саддукей Ионафан, близкий друг Иоанна Гиркана, убедил последнего, не оставлять безнаказанною обиды, причиненной ему Элеазаром; он предложил Иоанну спросить самих фарисеев, какому наказанию подвергнуть оскорбителя, чтобы убедиться в истинном образе мыслей этой благочестивой секты. Фарисеи были поставлены в весьма затруднительное положение. Точка зрения, с которой они хотели рассматривать речь Элеазара, указывалась в книге Исхода, 22:28: «ты не должен проклинать Бога и оскорблять главу своего народа». Богохульство наказывалось смертью (Лев. 24:15–16). По представлениям фарисеев, оскорбление правителя не могло считаться равным хуле против Бога; они ответили поэтому, что Элеазар заслуживает палочных ударов и заключения в оковы. Это не удовлетворило Иоанна Гиркана, и он открыто порвал свою прежнюю связь с фарисеями. Он убедился, что не политический склад ума этих людей, озабоченного исключительно религиозными обязанностями, вредит его престижу, раз они не могли решиться оставить этот престиж и тогда, когда закон казался в антагонизме с ним. Тогда он под угрозою наказания отменил фарисейское толкование законов и решился править отныне с одними саддукейскими приверженцами. Это была довольно крутая мера. Ибо фарисеи, чтобы обеспечить исполнение закона, налагали на своих приверженцев множество специальных заветов; они, как выражались, окружали Закон оградою. Если кто-либо старательно исполнял строгие предписания фарисеев, то он мог уже питать уверенность, что этим самым сдержал значительно более легкие предписания закона. Всем этим правилам повседневной жизни, Иоанн Гиркан, как кажется, следовал и освящал их своим первосвященническим и княжеским достоинством до тех пор, пока не узнал, благодаря своему столкновению с Элеазаром, что покровительствуемая им секта не стесняется подрывать его собственный авторитет. Тогда он понял, что вся эта система толковать Закон пагубна. Закон должен был, конечно, сохранить свое значение