; но и политическое благосостояние народа, как его понимали асмонеи, не должно было страдать от этого. Таким образом, вся прежняя традиция в объяснении и применении Закона была отвергнута, а лица, оставшиеся ей верными, были заклеймены прозвищем сектантов (фарисеев). Вместо нее был введен совершенно иной метод толкования и исполнения закона, и последователи этого направления стали называться почетным именем приверженцев детей Садока (саддукеями). Без сомнения, Иоанн Гиркан, в общем, был прав, отказавшись от своих прежних союзников. Весьма мелочна такая точка зрения, в силу которой люди надеются сделать большее, чем предписано в Законе Божьем, и думают, что, исполняя более трудные дела, они обеспечивают исполнение необходимых, но более легких установлений Божественного закона. Кто хочет оценить каждый свой поступок по величине и достоинству его, чтобы по сумме этих, по внешности ценных деяний, определить высоту своего нравственного совершенства, тот забывает, очевидно, что оценка нравственной личности человека может быть дана не на основании его усилий, и еще менее их успешности, а исключительно на основании избранной им конечной жизненной цели. Поэтому нельзя не видеть, что идеи Иоанна Гиркана о благочестивом и в тоже время национально независимом народе израильском должны были представляться энергичному человеку несравненно более жизненною и притягательною целью, чем фарисейский идеал узкой законности и святости. Даже с чисто нравственной точки зрения идеал Гиркана является гораздо более ценным, чем мечты фарисеев. Ибо забота о личной святости и богоугодности эгоистична, раз она не служит великим задачам общественной пользы; забота же Гиркана о своем личном явлении имела нравственную ценность потому, что только при его помощи Гиркан мог доставить своему народу возможность занять то положение, которое казалось ему достойною целью всей его жизненной работы. С другой стороны, весьма понятно, что нравственное влияние фарисеев на иудейский народ еще более возросло после того, как Иоанн Гиркан отвернулся от них. Их благочестивое рвение, лишенное всякого искания внешней выгоды, вызывало удивление, тогда как в разрыве Гиркана с прежними друзьями легко видели результат эгоизма и заблуждающегося честолюбия.
5. Иуда Аристобул
Иоанн Гиркан умер в 105 г. до P. X., на 31-м году своего правления (136–105 гг. до P. X.). Старший из пяти его сыновей – Иуда, носивший греческое имя Аристобул, решил доставить своему правлению больший блеск, восстановив древнеизраильский царский титул, после того как в продолжение 381 г. не было ни одного иудейского царя. Правда, он сделал это, очевидно, только на греческом языке. Ибо на дошедших до нас медных монетах, чеканившихся в период его правления, имеется простая надпись на еврейском языке: «Иуда первосвященник» и «общество иудеев». По такому точно образцу чеканились монеты уже при Иоанне Гиркане[6]. Во всяком случае, принять царский титул можно было только пренебрегши партией фарисеев. Последние могли иметь относительно царской власти в израильском народе только два мнения. Или Бог признавался единственным законным царем страны и тогда ни о каком земном царе не могло быть и речи. Или же можно было вмecтe с пророками признавать законным царский род Давида; но тогда приходилось отвергнуть царя из колена Левитова, каким был Асмоней Аристобул. Эти воззрения, почерпнутые из Священного писания, заставили, очевидно, Иуду Аристобула прилагать к своему имени царский титул только на греческом языке. На этом правителе из рода асмонеев, более чем на ком бы то ни было из его предшественников, можно видеть, какой резкий поворот совершался со времени возвышения Маттафии в его семье. Насильственно подавляемый вначале элемент греческой культуры выдвинулся теперь с тем большею силой, особенно после разрыва Иоанна Гиркана с фарисеями. И Аристобул так охотно отдался этой волне эллинизма, что его почтили именем Филэллина, т. е. друга греков. Правда, такое направление проявилось, прежде всего, в сходстве между его семейною жизнью и ужасами, происходившими в царских семьях Птоломеев и Селевкидов. Иоанн Гиркан, умирая, провозгласил свою жену, мать Иуды Аристобула, наследницей престола, первосвященническое же достоинство его перешло к Аристобулу. Такого ограничения своей власти не потерпел этот бесчеловечный сын; он приказал заключить свою мать в темницу и уморить голодом. Со своим братом Антигоном он некоторое время жил в мире, между тем как своих трех младших братьев держал в темнице. Однажды, во время праздника Кущей, Аристобул заболел. Антигон с парадной свитой вошел в храм для совершения молитвы за своего царственного брата. Нашлись лица, которые из угодничества доложили больному об этом факте, а тот усмотрел в нем подозрительный шаг, предпринятый с целью обратить взоры народа на наследника престола. Аристобул пригласил к себе брата, причем царские телохранители должны были стеречь его по пути к дворцу. Антигону было прямо приказано явиться невооруженным. Само собой разумеется, что теперь трудно установить, было ли это приказание отдано, с целью возможно легче одолеть жертву, или же, – как раз разгласили позднее, – царь желал только убедить брата в своем расположении к нему и, вместе с тем, обеспечить собственную безопасность. Если согласиться с этим объяснением, то следует заодно принять также, что солдатам, подстерегавшим Антигона, дано было право броситься на него только в том случае, если он появиться вооруженным. Как бы то ни было, из недоверия ли Антигона к братской любви, или потому, что враги постарались передать ему решение царя в превратном виде, но Антигон явился вооруженным; согласно уговору, он был по приказанию царя убит. Здесь же мы впервые встречаемся с Ессеем. Некий Иуда содержал в Иерусалиме школу, недалеко от храма; увидав проходившего мимо Антигона, он воскликнул, что желал бы лучше умереть, так как его предсказание не сбылось: он предсказывал, что Антигон умрет в этот день, а между тем видит его живым, направляющимся в башню Стратона (так называлось строение, примыкавшее к храму). Но в этот самый момент пришла весть, что Антигон убит в подземелье башни, и прорицатель был повергнут в ужас неожиданным исполнением предсказания. Дальше нам придется еще говорить подробнее об этой секте Ессеев. Но уже из рассказанного нами факта достаточно ясно, что этим именем называлась не какая-нибудь политическая партия, а исключительно группа людей с известным религиозным направлением. Конечно, фарисеи и саддукеи также различались, прежде всего, по пониманию основ своей религии. Но своим историческим значением они обязаны тем выводам, которые они из религиозных идей своих делали по отношению к форме государственной и народной жизни иудеев. Ессеи же, напротив, отличались главным образом тем, что нисколько не интересовались общественной жизнью и, по возможности, сторонились от нее. Таким образом, вполне достаточно отметить и, как удивительное явление позднейшего иудейства; жизнь и движение они сообщили истории лишь косвенным образом.
Только мимоходом мы узнаем об одном походе Аристобула. Он предпринял его против итурийцев – народа, жившего к юго-востоку от Антиливана, – покорил большую часть их страны, а жителей принудил к обрезанию и принятию иудейского закона. Это была, следовательно, такая же религиозная война, какую уже Иоанн Гиркан вел против идумеев. Но в данном случае обращение в иудейскую веру было признаком особенно мягкого отношения к итурийцам, так как они не стояли в таком же близком родстве к израильтянам, как идумеи. Тем не менее, они считались тоже родственным Израилю народом, ибо в противном случае их вряд ли присоединили бы к израильскому народу. Родоначальником итурийцев был, по свидетельству Библии, тесть Моисея, мидианитский священник Исро, который является также в роли советника и учителя Моисеева. Отсюда можно заключить, что в религии итурийцев и иудеев было много сходного, значительно облегчавшего присоединение итурийцев к иудейству. Совершенно случайно мы узнаем также о походе Аристобулова брата Антигона в Галилею; оттуда именно он вернулся, когда был предательски умерщвлен по приказанию царя. Сам Аристобул недолго пережил, однако, это злодеяние. Он умер от чахотки, процарствовав всего один год. Смертельный исход его болезни ускорило сильное кровотечение, которое будто бы случилось с ним вследствие угрызений совести, мучимой воспоминаниями об убийстве матери и брата.
6. Александр Янай
Аристобул не оставил сына, который бы мог наследовать его престол. Согласно закону о левирате, жена покойного, носившая подобно супругу греческое и еврейско-арамейское имя (Александра и Саломея), должна была отдать свою руку брату и наследнику Аристобула; Этим наследником престола был Александр (по-еврейски Янай-Ионафан). Вместе с ним были освобождены из заключения, в котором держал их Аристобул, и остальные два брата. Есть основание полагать, что Александра Саломея принимала весьма живое участие в убийстве Антигона, старшего брата Аристобула. Женщина со столь деспотическим характером не могла переносить рядом с собою рассудительного и сильного мужа; Александр Янай был 22-летним юношей, когда он женился на своей 37-летней невестке, и она сумела отвлечь своего супруга внешними делами, сама в это время распоряжалась внутри страны. Из двух братьев, еще оставшихся в живых, один был устранен от дел, как только он проявил намерение захватить царскую власть в свои руки. После этого другой стал избегать всякой деятельности, и так как он не внушал больше опасений, то ему оказывали всяческие почести. Подобно Аристобулу Александр Янай заботился вначале о распространении эллинизма. Он первый приказал чеканить монеты с двойной надписью. Еврейская имела сначала форму, введенную еще при Гиркане: «Ионафан первосвященник» и «союз Иудеев»; но наряду с такой надписью встречается выражение: Ионафан – царь. Греческая же надпись гласит всегда: «при царе Александре». При тогдашней распространенности греческого языка, даже в Иудейской земле, греческая надпись вряд ли должна казаться странною сама по себе. Мы видели, что уже Аристобул присоединял на греческом языке к своему имени царский титул. Александр Янай сделал в этом отношении последний шаг, перенеся этот титул и на еврейско-арамейский язык. Это находилось в явном противоречии со строгим религиозным воззрением, не допускавшим вообще в Израиле какого бы то ни было царя, кроме Иеговы, или признававшим одну только династию Давида. Александр Янай происходил как цадокид от колена Левия, Давид же, как известно, из колена-Иуды. Сверх того, Александр приказал в начале своего правления чеканить также чисто греческие монеты, как бы желая доставить этому языку исключительное господство в своей стране. Этим он не приобрел себе, естественно, друзей среди фарисеев.