чит также свою долю каждый, верно исполнявший Закон. Отсюда – удаление от политической жизни, от которой не ждут высшей и последней награды; политическая деятельность заменяется верой в чудеса и Провидение; ибо только чудом своего Провидения Бог может привести верный союзу израильский народ к обетованному блаженству. А так как настоящее не оправдывает ожиданий, связанных с исполнением Закона, то примиряющим элементом является вера в воскресение. Но все эти теоретические разногласия возникли только, как следствие различного практического поведения, поскольку саддукеи были верными приверженцами дома асмонеев, а фарисеи – представителями религиозности, постепенно поглощающей все другие проявления жизни. В первой книге Маккавеев антагонизм между этими двумя направлениями ни в чем еще не обнаруживается, и можно было бы подумать, что книга написана еще до разрыва Иоанна Гиркана с сектой фарисеев. Но так как это невероятно по другим соображениям, то надо допустить, что разрыв только позднее был признан началом серьезного раскола в иудействе, в начале же на него смотрели только как на единичный эпизод. Фарисейскою параллелью к первой книге Маккавеев, проникнутой духом саддукейского учения, можно считать пятитомное сочинение Язона Киренского, которое, к сожалению, дошло до нас только в неудовлетворительном извлечении, в виде второй книги Маккавеев. Произведение это характеризовали эллинистическим, но такое обозначение правильно лишь в том отношении, что Язон, по-видимому, писал на греческом языке. В действительности же, во второй книге Маккавеев гораздо меньше видны следы греческой образованности, чем в первой. Ее способ изображения исторических фактов находится в таком же отношении к ходу рассказа первой книги Маккавеев, как передача событий в хронике к рассказу книги царей. Главною целью автора была не столько верность и точность в передаче событий, сколько поучение читателя. Везде приводятся примеры постоянства в исполнении Закона, наказания нечестивых, спасения праведников по воле Божьей. При этом чудо играет большую роль. Рассказ не идет дальше смерти Иуды; однако, благодаря пространной передаче назидательных деталей, он занимает относительно много места, несмотря на большое число пропусков. Так, например, в начале весьма пространно рассказывается о попытке Селевка IV Филопатора разграбить Иерусалимский храм. Посол царя Гелиодора проникает в святыню, несмотря на вопли всего населения, но в то время, когда он со своими солдатами хочет ограбить сокровищницы, всемогущий Бог дает великое знамение. На Гелиодора устремляется рыцарь в золотых латах, а двое оруженосцев рыцаря наносят осквернителю столь сильные удары, что его без чувств выносят из храма. У первосвященника Онии является, однако, опасение, как бы евреи не потерпели из-за этого каких-нибудь неприятностей; он приносит поэтому жертву за выздоровление Гелиодора. Тот действительно выздоравливает, но в то же время узнает во сне, что удары были нанесены ему не людьми, а ангелами, и что он обязан своим исцелением только молитвам благочестивого первосвященника Онии. Как здесь, так и повсюду в других случаях, Бог выступает в качестве действующего начала в истории отдельного лица и всего народа. Первосвященник умирает, наконец, в изгнании; и автор видит в этом проявление Божьей справедливости. «Он, державший многих вдали от родины, сам погиб вдали от нее; он, который многих оставлял без погребения, сам остался неоплаканным, не испытал на себе самого ничтожного проявления любовной заботливости и был лишен погребения в земле отцов своих». Точно также автор видит ниспосланную Богом кару в разграблении храма Антиохом ІV. «Бог избрал место ради народа, а не народ ради места. Поэтому и место пострадало, когда злая судьба постигла народ; но зато оно потом получило также свою долю Божьих благодеяний; пораженное гневом Всемогущего, оно было снова восстановлено во всей своей красе». Автор книги приводит целый ряд примеров, изображая ужасы, предшествовавшие восстанию Маккавеев. И здесь также он подчеркивает, «что кары посылаются не для уничтожения, а для назидания нашего рода». Несколько дальше он в аналогичном рассуждении заменяет выражение «наш род» словами «народ Божий». Автор объясняет, что Бог наказывает Израиль прежде других народов для того, чтобы не быть потом вынужденным уничтожить его. Если здесь выступает характерное фарисейское представление об отношении Бога к Израилю, то нет, пожалуй, более яркого изображения веры фарисеев в воскресение, чем известный рассказ книги Маккавеев о матери, убитой вместе со своими семью сыновьями. Второй ее сын умирает со словами: «Ты, преступник, лишил нас земной жизни; но Царь мира воскресит нас, погибших за Его закон, к вечной жизни». Подобно ему и четвертый сын перед лицом смерти восклицает: «Как прекрасно, умирая от руки человека, ждать исполнения данных Богом обещаний, что он снова воскресит нас, ибо тебе (т. е. царю) не суждено никакое воскресение к новой жизни». Такой же смысл и в словах матери к сыновьям: «Творец мира, создавший человека и всю природу, в милосердии своем вернет вам снова дух и жизнь, ту жизнь, от которой вы теперь отказываетесь ради Его Закона». Она просит также младшего: «Достойный своих братьев, прими смерть, чтобы я через милосердие Божье получила тебя снова вмести с братьями». И младший подтверждает перед смертью, что его братья после кратких мучений перешли в другую вечную жизнь.
После пространного изображения ужасов при Антиохе IV, вторая книга Маккавеев прямо переходит к возвышению Иуды (а не Маттафии). Подробности последующего описания недостаточно верны; но и здесь замечательная окраска рассказа. Перед первою битвой Элеазар читает святое Писание; преследование Никанора приостанавливается вследствие наступившей субботы; затем суббота проводится в воздаянии благодарности и хвалы Богу. На следующий день бóльшая часть добычи раздается всем нуждающимся, вдовам и сиротам, и, наконец, назначается день всеобщего покаяния и молитва. Несомненно, что в период первых войн Маккавеев точное исполнение закона ставилось очень высоко. Однако изложение в разбираемом нами сочинении очевидно не соответствует исторической правде; оно изображает события в идеализированной форме, причем идеализм действительно присущий только героям того времени, обыкновенно находит весьма малую награду. Надо заметить, – хотя в этом нет ничего удивительного, – что эта, в сущности, довольно незначительная фарисейская книга Маккавеев имела больший успех, чем ее несравненно более солидный саддукейский двойник. Успех этот обусловливается тем, что книга давала более обильный материал для религиозного назидания и принадлежала к направлению, позже ставшему господствующими. Нельзя с точностью определить, когда она написана; во всяком случае – не в очень близком времени к рассказанным событиям и еще без знакомства с саддукейской книгой. По своему направлению она ближе всего подходит к религиозным созданиям первого восстания Маккавеев, следовательно, к книгам Даниила, Юдифи и Товита, чем доказывается лишь, что фарисейский круг идей образовался под влиянием впечатлений этого периода.
В то время как авторы обеих книг Маккавеев описывали события, незадолго до них совершившиеся, другие иудейские писатели того же периода стремились, подобно упомянутому выше Деметрию, познакомить греческий образованный мир с древнею историей еврейского народа в новом освещении. Особенное призвание к такой работе должен был чувствовать Евполем, которого Иуда Маккавей отправил некогда в далекий Рим для заключения союзнического договора между иудеями и тогда еще почти неизвестным иудeю римским народом. Спустя несколько лет после этой поездки Евполем написал книгу о царях иудейских. Очевидно, сочинение было написано им скорее для греческого мира, чем для своих соотечественников, которые могли осведомиться на этот счет из книг Священного Писания. Руководившая им цель становится ясною из одного места, где законодатель Моисей восхваляется не столько за установленный чрез него Закон, сколько как первый мудрец, посвятивший иудеев в тайны буквенного письма. От иудеев наука эта перешла будто бы к финикиянам, а от них к грекам. Таким образом, Евполем доказывает здесь, как все почти иудеи, обращавшиеся через посредство литературы к классическому римско-греческому миру, высокое умственное развитие своего народа. Сообразно с этим был, по-видимому, подобран и весь остальной материал, по-видимому, так как мы знаем теперь книгу только по скудным отрывкам. Если в ней встречается сообщение о переписке Соломона с финикийским или египетским царем, то это, несомненно, сделано с целью показать, что Соломон, сносившийся с властителями знаменитых культурных народов, сам стоял во главе великого культурного народа. Постройка храма приводится как пример архитектурного искусства иудеев. Наконец, Евполем так же, как и Деметрий, проводит в своей работе твердую хронологическую систему, которая начиналась с сотворения мира и определяла, кажется, события по их отдалению от 158 г. до P. X. Евполем особенно замечателен тем, что принадлежал к лицам, непосредственно окружавшим Иуду Маккавея, он пишет сочинение, обращенное к эллинистическому языческому миру, не для того, чтобы восхвалять ему иудейскую веру и иудейский закон, а с целью показать, что иудейский народ ни в чем не уступает язычникам в их же собственных достоинствах. Это ясно доказывает, что уже среди сотоварищей Иуды были люди, весьма далеко стоявшие от позднейшего фарисейского направления. В своем роде единственным является в этом отношении сочинение одного египетского еврея Артапана, время жизни которого мы не можем определить с точностью; во всяком случае, он несомненно жил во втором веке до P. X. По его свидетельству, Авраам объяснил египетскому царю движение созвездий, Иосиф заботился об усовершенствовании земледелия в Египте; Моисей, уже давно известный грекам под именем Музея, научил египтян мореплаванию, строительному и военному искусству, философии; разделил их страну на 36 округов, повелев каждому из них почитать Бога; известные животные сделал священными ради их полезности, жрецам дал священные письменные знаки (иероглифы); в государственном управлении Египта ввел улучшения. Выступая с такого рода утверждениями, Артапан отступал, очевидно, не только от строгой приверженности к Закону, но и вообще от верующего иудейства; правда, он не признает египетского поклонения животным установлением Моисея, а выдает за это последнее только посвящение некоторых животных Богу. Но этим самым он оправдывал это ненавистное иудеям установление и как бы старался приблизить его к иудейским понятиям. Мало того, в происхождении языческого богослужения египтян от Моисея он видел нечто почетное, как для последнего, так и для всего иудейского народа. К сожалению, мы не знаем какую оценку встретили приемы Артапана среди его соотечественников. Более невинным представляется смешение языческих и иудейских элементов в сочинении пророка Клеодема или Малхуса, по словам которого, от брата Авраама и Кетуры произошли три сына: Афера, Аздрим и Яфра; от них получили имена Ассирия, город Афра и страна Африка (Карфаген). Афера и Яфра вместе с Геркулесом отправились против Антея в Ливию; затем Геракл женился на дочери А