теру ставил на первый план религиозную цель, которая при особенностях иудейской религии охватывала всю народную жизнь, именно – строгое исполнение закона. Как себе представлял Габиний отношения между синедрионами и первосвященником, этого уже невозможно разобрать; впоследствии первосвященник председательствовал в Иерусалимском синедрионе, и этому обстоятельству в значительной степени можно приписать почет, которым пользовался последний. Гиркан II по своему направлению был фарисеем, и потому фарисейство в то время, кажется, действительно процветало.
Между тем саддукеи сделали еще раз попытку восстановить свое потерянное господство. Дело в том, что Аристобул II со своим сыном Антигоном бежал из Рима и внезапно явился в Палестине у разоренной Габинием Александрии, которую по его словам, он хотел восстановить. Тогда из Иудеи устремились к нему все, кому были дороги интересы отечества. Даже начальник римских солдат иудей Пейтолай перешел к Аристобулу с полком из 1000 человек, конечно, иудеев, находившихся на римской службе. Ему, как солдату, не нравилось благочестивое правление Гиркана и его товарищей. Габиний выслал против Аристобула трех полководцев: Сирену, Антония и Сервилия, и Аристобул скоро увидел, что ему не удержаться в западной долине Иордана. Он хотел отступить в Махерон, но прежде отпустил домой, как бесполезных, многих людей, сбежавшихся к нему без всякого оружия. С 8000 человек он и предпринял поход на юг восточной долины Иордана. На пути на него произошло нападение; в геройской битве пало около 5000 его солдат, а почти все остальные разбежались во все стороны. С остатком, едва достигавшим 1000 человек, Аристобул, наконец, прибыл в Махерон. Кое-как город был укреплен, но тут же подоспели враги, и после двухдневного сопротивления храбрый Асмоней со своим сыном был принужден сдаться. Покрытого ранами его привели к Габинию, который отправил его в Рим, где его заковали в кандалы, сыну же его Антигону, по просьбе матери, имевшей большое влияние на Габиния и уже раньше с успехом вступившейся за своего старшего сына Александра, была дарована свобода. После этого Габиний задумал поход против парфян, но должен по приказанию главнокомандующего Помпея отказаться от своего намерения в виду того, что требовалось снова возвести на египетский престол Птоломея XI Аулета, сверженного его дочерью Вереникой и ее супругом Архелаем. В этом египетском походе Гиркан и Антипатр помогали так же, как при походе Скавра против аравийского царя. Габиний не только получил из Иерусалима оружие, деньги и хлеб; он пользовался и преданными ему иудеями для привлечения на свою сторону египетских иудеев, составлявших, по-видимому, очень важную часть неприятельского войска, и которым была вверена охрана входов в Палестину, т. е. ворота Египта. Габиний и в Египте добился своей цели. Но, вернувшись в Палестину, он снова застал там сильное восстание. Старший сын Аристобула, Александр, однажды уже усмиренный, снова взялся за оружие и, подобно Иуде Маккавею, проходил по стране, истребляя римлян и их приверженцев. Вокруг него собралось войско в 30 000 иудеев. Все находившиеся в Палестине римляне, подобно вспугнутой дичи, сплотились на горе Гаризиме. Габиний понял, что одной грубой силой здесь ничего не поделаешь. Ему нужно было достигнуть не только быстрых внешних успехов, но и прочного примирения с римским господством. Он не без основания считал лишь Антипатра способным усмирить бунтовщиков кроткими средствами. Когда Антипатр, бывший прежде тоже в Египте, прибыл сюда, он сумел привлечь на сторону римлян многих иудеев. Только Александра и его войско приходилось покорять силой. У горы Табор, находящейся на юге Галилеи и на севере прославленной битвами Изреельской равнины, сошлись войска Антипатра и Александра. Александр был разбит; говорят, что до 10 000 его солдат было убито. Теперь Габиний снова внес в управление Иудеей некоторое изменение, подробностей которого мы не знаем. Кажется, что это изменение управления касалось, преимущественно, положения Иерусалима, но так как оно, как говорят, произошло по совету Антипатра, то очень вероятно, что Антипатр видел в равноправности четырех других городов с Иерусалимом главную причину недовольства иудеев и поэтому стремился к устранению этого зла[8]. Габиний совершил еще более удачный поход против набатейских аравитян, чем Скавр, и этим закончил свое управление Сирией, так как триумвиры снова разделили между собой римское государство, и Восток от Помпея перешел к Крассу. Это было следствием блестящего съезда Цезаря, Помпея и Красса в Луке; съезд состоялся в апреле 56 г. до Р.Х., а утвержденное затем римским народом распределение провинций должно считаться действительным на 54–50 гг. (по Цезарю 49 г.) до Р.Х.
Между тем события оказались могущественнее человеческих договоров. Красс прибыл в Палестину и собирался в поход против парфян. Между прочим, он собирал и в Иерусалиме деньги для войны. Напрасно казначей храма Элеазар старался, после того, как все наличные деньги (около 2000 талантов) были уже взяты, удовлетворить Красса выдачей драгоценного массивного золотого карниза, на котором висела внутренняя завеса храма. Неудовлетворенный и этим, Красс взял все, что было золотого в храме. Но вскоре после этого он сам погиб со своим войском в кровопролитном сражении при Каррее и Сенаке (8 и 9 июня 53 г. до P. X.). Только конный отряд бывшего тогда квестором Гая Кассия Лонгина спасся в Сирию и здесь храбро сдерживал бурное нашествие преследовавших его парфян. Но смерть Красса возбудила и в иудеях новые надежды, и поэтому Кассий был принужден вступить с ними в борьбу. Он завоевал город Тарихею к югу от Генисаретского озера; 30 000 иудеев обращены в рабство; враждебный Риму полководец Пейтолай, уже раньше энергично поддерживавший восстание Аристобула, по совету Антипатра, казнили. Антипатр и теперь решительно оставался на стороне римлян. Когда Цезарь в 49 г. до P. X. овладел Римом, а Помпей и сенат бежали в Грецию, тогда Цезарь счел удобным освободить взятого в плен Помпеем Аристобула II и отпустить его в Иудею. Он надеялся этим благодеянием привлечь к себе Аристобула, надломленного долголетним заключением, и его освобождением нанести удар партии Помпея. Но приверженцы Помпея без труда захватили несчастного в свои руки и отравили его. Лишь спустя много времени после своей смерти он был перенесен в склеп асмонейских царей. Точно также старший сын Аристобула, Александр, дважды стоявший во главе восстания против римского владычества, был обезглавлен в Антиохии по приказанию помпеева полководца Сципиона. Его сестры жили тогда в Аскалоне у своей матери, державшей сторону римлян. Теперь халкидский тиран Птоломей, сын Менея, взял ее под свое покровительство. Когда его сын Филипион женился на одной из дочерей Аристобула, Александре, отец убил его и сам обвенчался с Александрой. Невозможно сказать, сделал ли он это просто из ревности или из расчета. Очень возможно, что Птоломей рассчитывал посредством этого брака унаследовать права Асмонеев. В то время, как эти события происходили в Палестине, междоусобная война Цезаря и Помпея со смертью последнего, пришла к концу (28 сентября 48 г. до P. X.).
3. Внутренние дела. Литература
Описание происшествий за 20 лет, от смерти Александры до смерти Помпея, наводит на мысль, что за это время течение собственно еврейской жизни все более и более уклонялось от сферы государственных интересов. Волнения, вызванные Аристобулом II и его сыном Александром, представляют собою бесполезные попытки поддержать или вновь возбудить старое национальное чувство и старую храбрость иудейского народа. В действительности, иудеев воодушевляли одни только религиозные и торговые интересы. Поэтому время римского владычества можно сравнить с домаккавейским периодом; так как и тогда эти же интересы были единственным двигателем народной жизни иудеев. Уже и в то время это удивительное сочетание не было лишено внутренней связи. Действительно, в иудейской религии эллинистического периода отдельный человек в своей деятельности противопоставляется Богу: он может пользоваться Его милостями постольку, поскольку он исполняется Его заповеди. Так же точно, согласно миросозерцанию, вполне соответствующему этому взгляду, человек должен сам заботиться о своем материальном благосостоянии и получать при этом не больше, чем может добыть находящимися в его распоряжении средствами. Это та философская точка зрения, на которой вообще остановились иудеи вне Палестины. А благодаря постоянным обширным сношениям с отечеством, эти воззрения постоянно вносились обратно в Палестину. Однако во времена Асмонеев здесь созрели еще и другие идеи. Религиозные идеи повсюду получили преобладающее значение. Вера, что Израиль – народ Божий, приобрела новое значение, но не в смысле простодушного упования, что Господь не покинет своего народа, а уже более в смысле обета будущего, обета, связанного со строжайшим исполнением долга. «Хотя теперь Израиль покинут, но если он соблюдает свой долг, то Господь также исполнит свои прекрасные обещания относительно его». Это основной взгляд процветавшей со времен Маккавеев апокалиптической литературы. Она, несомненно, родственна взглядам древних пророков; но одним существенным признаком пророчество резко отличается от апокалиптики. Пророчества, побуждавшие к раскаянию, свободно вытекали из воззрений пророков на существующее религиозное, нравственное и политическое зло. Указать пути к исправлению, – вот главная цель, которую ставили себе пророки. Изображения будущего, встречающиеся в их сочинениях, указывают на тот идеальный мир, из которого они брали оружие для борьбы с прегрешениями своего народа и где находили отдых и подкрепление в этой борьбе. Напротив, для апокалипсистов воля Бога изложена в законе. Применение закона к требованиям данного положения страдает некоторой односторонностью оттого, что этот закон совсем не принимает во внимание государственно-исторической жизни Израиля. Правда, он требует истребления известных народов, живущих в Палестине, но он запрещает израильским царям держать лошадей и колесницы; он дает такие предписания на случай войны, которые делают правильное ведение ее почти невозможным; посольств и договоров с другими народами он не знает. Точно определены лишь благочестивый образ жизни отдельного человека и обряды при богослужении. На соответствие этих отношений с законом направлено все усердие книжных ученых. Иностранная политика, которой придерживались позднейшие Асмонеи и преданная им саддукейская партия, с самого начала находилась в некотором противоречии со строго законной точкой зрения. Способ, которым благочестивые люди примиряли иудейское национальное чувство с религиозной ревностью, постоянно выражался в апокалиптической форме. Средством для осуществления этого будущего должна быть не человеческая мудрость или сила, а только всемогущество Божье, т. е. чудо. Созерцание блага, обещанного народу Божьему, благочестивое, благоговейное углубление в чудесный процесс появления этого блага, исследование признаков, указывающих на близость громадного всеобщего переворота, вот что было наряду с точным исполнением закона, главным занятием благочестивых фарисеев. И подробные апокалиптические книги служат отражением