Благодаря битве при Филиппе (42 г. до P. X.) Октавиан и Антоний сделались повелителями Римского государства. Антоний взял на себя управление Азией. Когда он прибыл из Македонии в Вифинию, расположенную на севере Малоазиатского полуострова, туда явились приветствовать победителя, между прочим, также и знатные евреи, горько жаловавшиеся на положение Иудеи. Это были, очевидно, люди фарисейского направления, которым вообще опостылели политические дела; они изливали всю свою злобу на существующие обстоятельства в обвинениях против Фазаеля и Ирода. Со стороны Гиркана II они ожидали себе всякого добра; ведь он был воспитан в школе фарисеев. Но они оплакивают беспомощность первосвященника, который правит только номинально; в действительности же, властвуют сыновья Антипатра. При этом они, конечно, упускали из виду, что причина беспомощности Гиркана заключалась именно в его фарисейском направлении, которое они в нем превозносили. Между тем Ирод не боялся таких непрактичных обвинителей. Он сумел устроить так, что Антоний даже не выслушал их. К такому результату, может быть, привело содействие денег, но как бы то ни было, Ирод сумел снискать доверие Антония. Весьма вероятно, что ему в этом помогло знакомство Антония с недавними событиями в Палестине, так как 12–15 годами раньше Антоний под начальством Габиния сражался в союзе с Антипатром против сына Аристобула II Александра. Теперь Ирод совершенно открыто сделался приверженцем римлян, как раньше Антипатр; на это указывают его отношения к Сексту Цезарю и Кассию. Конечно, обручение с Мариамной привело его также к более тесной связи с враждебной римлянам ветвью Асмонейского дома. Но Ирод не ошибался, считая этот брак разумным поступком, посредством которого он хотел примирить враждебных Риму асмонеев с существующим положением. Поэтому Антоний видел, вероятно, в Ироде подходящее орудие для своих планов относительно Иудеи. В то же время он имел случай оказать иудеям услугу. Гиркан сам отправил к нему в Эфес, куда он прибыл из Вифании, трех послов с золотым венцом и просьбою исправить зло, причиненное Кассием иудеям. Эту просьбу Антоний принужден был исполнить, хотя бы как противник убийц Цезаря. Он приказал освободить всех иудеев, проданных в рабство Кассием и его подчиненными, и предписал городу Тиру возвратить дарованные ему Кассием иудейские земли прежним владельцам, а также прекратить дальнейшие насилия над иудеями. Это последнее постановление относилось, очевидно, к войне тирана Мариона с Иродом. Относительно некоторых спорных правовых вопросов, он успокоил их обещанием в скором времени прибыть лично. Он, действительно, отправился из Эфеса, прежде всего, в столицу Сирии, Антиохию. Попутно он познакомился в Тарсе с Клеопатрой Египетской, любовь которой впоследствии сделалась столь гибельной для него. Чем больше приближался полководец к священной земле, тем больший страх внушали представителям фарисейства его хорошие отношения с Иродом. Сто знатных иудеев с опытными ораторами во главе жаловались на Ирода и его приверженцев в торжественной аудиенции в Дафне у Антиохии. Ирод поручил свою защиту некоему Мессале. В чем именно заключалось обвинение, об этом не упоминается; но способ, которым Антоний отказал обвинителям, ясно указывает на впечатление, которое они произвели на него. «Которая из обеих партий умеет лучше управлять?» – спросил он первосвященника Гиркана, присутствовавшего при этом. – «Партия Ирода», – последовал ответ, ожидаемый, конечно, и Антонием, так как после этого ответа он назначил Фазаеля и Ирода тетрархами (т. е. правителями четверти, впоследствии вообще части страны) Иудеи и поручил им все управление. Пятнадцать человек их противников он арестовал и только благодаря разумному вмешательству партии Ирода не предал их казни.
Итак, противники Ирода, по отзыву самого Гиркана, оказались негодными для управления государством; несмотря на это они пользовались большим почетом и, несомненно, имели большое влияние на иудейский народ. Судя по всему сказанному, это могли быть только фарисеи. Припомним, что Гиркан и Антипатр, по следам которого шел и Ирод, во времена Помпея и еще раньше, при жизни Александры, выступили в роли вожаков фарисейского направления против Аристобула II. Теперь они стали заниматься политикой, и фарисейство отвернулось от них, как прежде от саддукейских князей. На такой оборот дела еще прежде указывали некоторые признаки. Уже к Помпею в Дамаске явилась толпа иудеев, вообще не желавших иметь государя в своей стране; события во время Помпея не дали даже набожному Гиркану возможности приобрести особенное расположение народа. К этому присоединился столь гибельный, с фарисейской точки зрения, договор с Римом, ведение войны для Рима и многие бедственные последствия римской гражданской войны, в чем, конечно, ни Гиркан, ни семья Антипатра не были виновны, но что вследствие известной внутренней необходимости фарисеи, ненавидевшие всякую политику, ставили в вину тогдашним руководителям иудейской политики. Интересно, что уже в псалмах Соломона умалчивается об Идумейском министре и партии Гиркана. Эта партия, исключенная из числа фарисеев и не принадлежащая к саддукейской, не имела вначале никакого названия. В позднейшее время сложилось выражение – иродианец, но оно не успело приобрести в языке права гражданства, так как новый царский дом удержался недолго. Саддукеи вымирали; с Аристобулом II и его сыном Александром погибли очень многие из них. Оставшиеся, вероятно, возлагали надежды на брата Александра, Антигона, побежденного Иродом; позже саддукеи являются уже не политической партией, a религиозной сектой, отвергавшей веру в воскресение и все дальнейшее развитие фарисейского мировоззрения. Таким образом, скорлупа старого саддукейства осталась; зерно же, то есть национальная политика в пользу царского дома Цадокидов погибла с падением Асмонеев.
Обхождение с фарисейскими послами в Антиохии вызвало на родине среди их единомышленников взрыв отчаяния, о силе которого можно судить по тому, что когда Антоний, вскоре собрался отправиться в Тир, туда явилось не менее 1000 иудеев с обвинениями против Фазаеля и Ирода. Они расположились перед городом на морском берегу. Когда Антоний узнал об их намерении, он велел усмирить мятежников. Ирод и Гиркан и теперь сперва старались мирно уладить дело; для них было особенно важно сохранить расположение своего народа. Они сами отправились в лагерь, убеждали и просили собравшихся уйти, обращая их внимание на опасность их дальнейшего пребывания здесь после приказа императора. Но все было напрасно. В конце концов, они были разогнаны римскими солдатами, некоторые были убиты, многие ранены, большинство отделалось страхом. Но это жестокое обращение с беззащитной толпой вызвало сильное волнение в Тире; на улицах раздавались по адресу Ирода громкие проклятия; результатом всего этого был приказ Антония казнить иудеев, арестованных в Антиохии, как зачинщиков бунта.
7. Парфяне в Палестине. Антигон
Антоний уже отправился из Тира в Александрию и там, в объятиях прекрасной Клеопатры наслаждался роскошными празднествами, когда персидский царевич Пакор, сын Орода I, с римлянином Лабиеном, некогда посланным Кассием к парфянам, перевели огромное войско из парфянских наездников через Евфрат и завоевали Апамею на Оронте в 41 г., и Антиохию в 40 г. до P. X. Затем победители проникли вглубь Малой Азии и двумя отрядами поспешили в Палестину. После всего происшедшего в Вифании, Дафне и Тире, было ясно, что бóльшая часть иудеев будет приветствовать парфян, по крайней мере, вначале как освободителей от римского и идумейского владычества. Прежде всего, была сделана попытка еще раз воскресить партию саддукеев, лишенную Помпеем и его приверженцами политического значения. Антигон, сын Аристобула II, шедший некогда в триумфе Помпея и затем безуспешно сражавшийся у Тира с Марионом против Ирода, обратился к парфянскому сатрапу Барзаферну за помощью для возвращения родительского трона. Как мало затруднялся этот саддукейский Асмоней в выборе средств, показывает обещание, данное им парфянам за уступку ему Иудеи. Кроме 1000 талантов, он обещал выдать им 500 женщин из знатнейших родов. Пакор двинулся вперед по морскому берегу. Он взял Сидон и Птолемаиду; укрепленный же Тир не сдался. Теперь он послал конный отряд с Антигоном в Иудею; в дубовом лесу у горы Кармель произошло сражение; масса иудеев перешла на сторону Антигона, и он поспешно устремился к Иерусалиму. Здесь у осажденного царского дворца произошла жестокая рукопашная схватка. Наконец Фазаелю и Ироду удалось оттеснить нападающих к храмовой области и поставить вооруженную охрану в ближайших к их дворцу домах. Но в памяти народа с появлением Антигона воскресло великое прошлое Асмонеев, и толпа сожгла эти дома вместе с занявшими их приверженцами идумеев. Таким образом, к Пятидесятнице 39 г. до P. X. весь Иерусалим, за исключением ближайших окрестностей царского дворца, принадлежал Антигону, и дух старого саддукейства, казалось, снова пробудился в жителях, сплотившихся вокруг асмонейского героя. Наконец, Гиркан и Фазаел решились вступить в переговоры с предводителем парфян, и когда он направил их к наместнику Барзаферну, они, несмотря на все уговаривания Ирода, отправились к нему. Поездка была совершена под прикрытием парфян, а в Иерусалиме также остался для охраны Ирода парфянский отряд. Наместник принял просителей любезно, но приказал тайно наблюдать за ними. Когда же он потом отправился к Пакору, то, очевидно, счел тайный надзор за ними недостаточно надежным и приказал заключить обоих знатных гостей под стражу. Это было необходимо, так как уже многие советовали Фазаелю бежать. Некий Офелий предложил ему даже корабли для этой цели. Впрочем, для парфян было самым важным вопросом, кто заплатит им больше, Фазаел или Антигон. Может быть, они надеялись получить деньги от обоих. За Иродом, между тем, следили в Иерусалиме, и, когда до него дошел слух об aфeрe Фазаеля, он счел наиболее разумным однажды вечером бежать из Иерусалима на юг в Идумею вместе со всей своей семьею: матерью, сестрой, невестой, тещей, младшим братом, слугами, и всем имуществом. Это, вероятно, был довольно большой караван. Потому что, когда Ирод в Эресе, идумейском городе, встретился со своим братом Иосифом и обдумывал, как ему поступить, то решил, что крепость Масада у Мертвого моря, куда он направлялся, слишком мала для такого множества людей. Кроме того, его преследовала и в бегстве ненависть иудеев. Уже по пути к Эресу ему пришлось выдержать сражение, но не с парфянами, а с иудеями, причем он одержал блестящую победу. Он отпустил бóльшую часть своих людей, свыше 9000, и только около 800 человек взял с собой в Масаду. Здесь он укрепился и запасся провиантом, а затем сам отправился в Петру (Селу) к аравийскому царю Малхусу, чтобы взять у него денег, в подарок или заимообразно, и с их помощью освободить своего брата и восстановить владычество своего рода в Иудее.