Если вся вторая притча до сих пор состояла исключительно из пророчеств, то теперь выступают обычные в сочинениях Еноха видения. Еноха ведут на запад, где он видит шесть гор, из которых каждая состоит из другого металла. Он узнает, что все эти драгоценные металлы будут бесполезны, когда явится помазанник. Затем он видит глубокую долину, которая не наполнится всеми почетными дарами Мессии. С другой стороны, он видит карающих ангелов, приготовляющих орудия пытки для царей и властителей земли. И после этого справедливый и избранный восстановит дом собрания свой общины, которой теперь больше не будут ставить препятствия во имя Бога Духов. Следовательно, не столько обновление храма, сколько освобождение синагоги от тягостной для нее опеки были главным желанием этого фарисейски мыслящего писателя. В легко отделимой позднейшей вставке, по содержанию совершенно не подходящей к этой книге Еноха, сообщается о том, как Енох видел долину, в которой будут связаны отверженные. К этому примыкает неотделимое от древне-мессианской догматики положение: последнее нападение врагов Иерусалима (парфян и мидян) на священный город и их гибель в нем. Эта гибель по рассказу Еноха, вызывается раздорами в самом неприятельском войске: следовательно, опять без всякого участия праведных. Это замечательно для направления автора. В конце находится описание пришествия людей со всего света на поклонение Господу. Эти последние описания, без сомнения, по своему национальному характеру более соответствуют древним представлениям, чем предыдущее пророчество. При многочисленных переработках этого сочинения очень возможно, что теперь мы имеем дело с произведением многих рук.
Третья притча относится, судя по заглавию, к праведным и избранным. Описывается их вечное будущее блаженство. Но это описание скоро снова прерывается перечислением чудес, виденных Енохом (тайны молнии и грома); и здесь также вставлен совершенно чуждый отрывок, не принадлежащий вообще, ни к одной из книг Еноха. Выделив его, мы наталкиваемся на главу, в которой совершенно своеобразно описывается покровительство Бога праведным. Енох видит ангелов с длинными шнурами, так называемыми нитями праведных, которыми им отмеривается их часть. «Эта мера откроет все сокрытое в глубине и погибших в пустыне; и растерзанных зверями и рыбами в морях, чтобы они возвратились и опирались на избранного: потому что никто не погибнет перед Богом Духов». Затем следует описание единогласной хвалы всех небесных существ при виде избранника на трон Господний; еще раз изображается суд над царями и властителями: «они увидят и узнают Его, сидящего на троне величия, где он справедливо будет судить праведных. И охватит их боль. И цари, и властители земли станут восхвалять и возвеличивать Того, Который властвует над всеми, который оставался сокрытым. До сих пор был сокрыт сын человеческий, и Всевышний сохранил его до сего могущества и открыл его избранным». Таким образом, и здесь предполагается внутренняя связь с Мессией еще в домессианское время. Позднее восхваление оказывается бесполезным для царей грешников; они будут уведены и сделаются «посмешищем для праведных и избранных: они будут радоваться, потому что гнев Бога Духов обратится на них, и меч Бога Духов будет опьянен их кровью». Это описание внушено, конечно, не чувством любви, а местью и злорадством и вскоре еще раз очень пространно повторяется. О праведниках же говорится: «Господь будет жить над ними, и с тем сыном человеческим они будут жить, и есть, и ложиться, и вставать от вечности к вечности».
Заключение притчей Еноха составляет описание кары падших ангелов, поучения которых привели людей в грех. В конце сказано: «Он воссел на престоле своего величия, и весь суд был передан сыну человеческому, и он губит, уничтожает грешников перед лицом земли и тех, которые ввели мир в грех. Они будут связаны цепями и заперты в месте их общей гибели; и все их деяния исчезнут. И с этих пор не будет больше существовать ничего преходящего, так как сын человеческий появился и сидит на престоле своего величия, и перед лицом его исчезнет и уничтожится все зло; но слово этого сына человеческого будет иметь значение перед Богом Духов. В притчах Еноха цари являются грешниками; как мог возникнуть такой взгляд во времена Ирода, это объясняется не только кровавыми раздорами в его семье, которые мы частью уже описали, частью еще опишем, но и мирной деятельностью расположенного к римлянам царя иудеи. Казалось, вернулись времена Антиоха IV. В Иерусалиме процветали театр и амфитеатр; были учреждены блестящие праздничные игры, повторявшиеся каждые пять лет. Начались гимнастические и музыкальные представления, состязания на колесницах и лошадях, борьба зверей; артисты и редкие дикие звери выписывались со всех концов света в святой город. Страдания последних десятилетий совершенно утомили и обессилили иудейский народ; он сознавал свое бессилие и не противился ему. Был открыт заговор десяти граждан, намеревавшихся напасть на царя в театре, и заговорщики были казнены. Вскоре после этого доносчик был найден растерзанным, и Ирод понял, как неохотно иерусалимляне видели, что убиение его не удалось»[9].
Тогда Ирод позаботился о телохранителях и основал новые казармы в Иерусалиме. Сообразно с этой целью старая крепость в северной части города была перестроена: в честь своего первого защитника он назвал ее Антонией. В верхней части города, на запад от Тиропиона, Ирод построил себе дворец похожий на крепость, оба главные строения которого были названы по имени нового властителя мира и победителя при Акциуме – Кесарион и Агриппион. Особенно важным событием в глазах иудейского народа была перестройка Иерусалимского храма. К этой перестройке побудили его многие причины. Древнее здание храма среди новых строений, возведенных в греческом стиле, имело, вероятно, довольно убогий вид; еще во времена персидского царя Дария Гистаспа, даже на первых осматривавших его, оно не произвело значительного впечатления. И, тем не менее, эта святыня стала прославленным центром для всего рассеянного по земле иудейства. Красиво обстроить эти святыни для царя Иудеи – дело чести, о котором он должен был тем более радеть, что всюду в эллинских городах своей страны он воздвигал языческие храмы, конечно, во вкусе своего времени. С этим связывалось, таким образом, само собою уважение к своеобразному религиозному чувству его подданных. Это чувство он не раз оскорблял, но все-таки должен был помнить, что его отец и он сам достигли своего величия в противовес (саддукейским) светски мыслящим асмонеям. Украшением храма он платил некоторым образом долг благодарности благочестивой партии, которая помогла возвеличиться его дому. Вполне понятно, что именно среди благочестивых это предприятие породило сомнения. Они боялись, что постройка не будет доведена до конца, и Ирод должен был согласиться ждать с постройкою до тех пор, пока не был по возможности заготовлен нужный для новых сооружений материал. Затем специально для этой постройки были подготовлены священники для того, чтобы только священные руки касались храма. Тогда быстро разрушили старую постройку и воздвигли новую из огромных белых мраморных глыб, которые впоследствии частью были покрыты золотыми плитами. Новый храм своим главным входом был обращен на восток, как и храм Соломона, но был значительно выше обоих предшествовавших. Если в храме Соломона среднее здание имело в вышину только тридцать локтей, то храм Ирода в 100 локтей вышиною превосходил даже храм Зоровавеля на целых 40 локтей. Он имел и в длину 100 локтей, в то время как длина Соломонова храма равнялась всего 60 локтям. И это здание не лишено было главных особенностей эллинского стиля, поскольку Ирод, по свидетельству Иосифа, старался соединить предписания древне-иудейского закона и церемониала с формой греческой базилики. Эта последняя наиболее соответствовала прежней форме Иерусалимского храма. Внутренность храма, в общем, оставалась прежняя. Средняя часть была разделена завесой на две части: большую – священную, и меньшую – Святая Святых. В эту среднюю часть входили с востока чрез просторное преддверие. С трех остальных сторон она была окружена помещениями, расположенными в три этажа одно над другим, но не достигавшими высоты средней постройки. Вверху находилась вышка. Так как слева и справа к преддверию примыкали боковые пристройки, то фасад производил впечатление очень широкого здания, сзади же оно казалось узким. Скульптуры было очень мало, в виду того, что изображение всего живущего было запрещено иудеям. Поэтому над входом поставили большой золотой виноградный куст, значение которого объясняется словами 80-го псалма: «Ты принес из Египта виноградный куст, изгнал язычников и насадил его». Верно ли сообщение, взятое из ненадежного источника, будто из золота, приносимого в дар храму, впоследствии также прибавлялись к этому виноградному кусту листья, ягоды и гроздья, мы оставляем нерешенным[10].
Ворота были украшены колоннами; сквозь открытый вход виднелись ковры из тканей и пурпура, висевшие пред дверьми внутреннего святилища. Большой алтарь перед храмом, величественная постройка из неотесанного камня, имевшая в своем основании 34 локтя в квадрате, верхняя же плита, которая равнялась 24 квадратным локтям, между тем как ширина противоположной части храма, не считая прилегавших построек, имевшая лишь 20 локтей, почти не был изменен Иродом. Напротив, находившееся к северу от алтаря помещение для заклания жертв было, без сомнения, только теперь снабжено мраморными столами, маленькими мраморными колоннами, на которые вешали убитых животных и т. д. Точно также художественное устройство некоторых пристроек, как, например, дома, в котором жили находящиеся на службе священники и из которого освещенный лампами подземный ход вел к пруду для купанья, было делом рук Ирода. Это верхнее и ближайшее к храму помещение было по Закону доступно лишь священникам; с восточной же стороны, против алтаря и входа в храм, было отделено решеткой место для мужчин израильтян, откуда они могли смотреть на жертвоприношение, а в определенных предусмотренных Законом случаях входить в передний двор к священникам. Отсюда, выходя из храма, спускались к востоку по лестнице, имевшей форму полулуния, на террасу, куда имели доступ и женщины. Здесь почти всегда было оживление. Здесь назареи выполняли свои обеты; здесь справлялись веселые пиршества при жертвоприношениях; здесь дети посвящались Богу своими родителями; здесь исцелившиеся прокаженные показывались священнику; здесь была устроена великолепная колоннада, под которой толковали и слушали Закон Божий, между тем как их крыша образовывала галерею, на которой находились женщины во время больших собраний. Много ворот вело к этому священному месту, обведенному высокою стеною; все они блистали чистым золотом. Самыми красивыми воротами были те, которые лежали прямо к востоку от входа в храм; они были больше других, роскошнее украшены и сделаны из массивного серебра и золота. Вместо золотых притолок над этим входом находились две наклонные, упиравшиеся друг в друга, драгоценные балки. Эти ворота, поэтому и назывались «красивыми». Нужно отличать от них ворота Никанора, лежавшие дальше к западу, крылья которых не были позолочены, а сделаны из драгоценной коринфской меди. Из этих передних дворов спускались снова по высокой лестнице во внешнюю область храма, окруженную высокими колоннами, из которых каждая высечена из одной глыбы мрамора и сверху покрыта кедровыми досками, с мозаичным полом, как здесь, так и под открытым небом